Иван
Шепета

* * *
 

Слагать стихи, всё побеждая духом,
и о себе блаженно позабыть…
Мой идеал – быть зрением и слухом,
а телом, по возможности,
не быть!

Случись беда, стекло наружу тресни,
я окажусь во власти миража.
Там жизнь как есть. Она не лучше песни.
Она конкретней, как удар ножа.

Как быть мне там, где нет последней строчки,
берущей в плен незрелые умы,
где запятые – сплошь, а после точки
«я» неизменно переходит в «мы»?

* * *

Спой мне, зяблик, о близкой зиме,
спой о старческой сырости в доме,
спой, родной, чтобы вспомнилось мне
о земле, о лопате и ломе.

Вспомню я механический звук,
о булыжники – скрип нехороший,
как стаканы смыкают вокруг,
как заносится холмик порошей.

Пожалею себя, дурака.
Вспомню зимнюю реку с шугою,
как течёт по-над сопкой река
и встречается с речкой другою.

Загадаю – не встретишься ты,
но, когда меня всё ж похоронят
краше дамы, чем ты, мне цветы
принесут и красиво уронят.

Ты пройдёшь, ничего не даря,
будешь долго глядеть мне на фотку,
и последняя ревность твоя
сладко сдавит мне, мёртвому, глотку.

Натюрморт

Полынь в снегу, торчащая вдоль пашни...
В ней стебель изнутри и пуст, и сух.
Полынь мертва. Но запах, день вчерашний,
чуть горьковатый, сохраняет дух.

Он заполняет соты телефона,
и ухо жжёт, как от укусов ос.
Ты ждёшь ответа, страстно, исступлённо,
на так и не озвученный вопрос.

Моя любовь? Уймись, она – былина,
где тьма повторов и забытых тем.
Я пью вино. Мне нравится картина.
А жизнь, увы, не нравится. Совсем.

* * *

Я обживаю свой дом на отшибе за лесом,
шум городской не доносится с бешеной трассы.
Я наблюдаю осенний пейзаж с интересом:
листья дубовые жёлты, кленовые – красны.

А между листьев сигают хвостатые белки,
веером крылья, вспорхнув, распускают сороки.
Мысли о жизни мои суетливы и мелки,
мысли о смерти – напротив, светлы и глубоки.

Вот это место, где встречу счастливую старость:
дети и внуки, приятели, войн ветераны,
гости почётные – всё, что от жизни осталось,
всё, что возможно, включу я в последние планы.

Только тебя никогда я уже не увижу,
что в моём сердце осталось: люблю ль? ненавижу? –
здесь я итог подведу этой повести грустной,
будто Гораций с лопатой на грядке капустной...

Скажи мне, дождь

(Октава октав)
 

Мне на Сад-город не приходит почта,
где по оврагам – папоротник, хвощ,
где от ходьбы почавкивает почва,
да в шёлк зонта так долго долбит дождь,
под стук колёс катящийся с Транссиба…
Мне кажется, когда я в дождь бреду,
что пёс голодный говорит «спасибо»,
приняв с руки испуганно еду.

В его глазах я человека вижу
С такой тоской по правде и любви,
что подзываю пса: на, – не обижу.
Да не шарахайся ты! Вот он, хлеб. Лови!
И пёс – за мной, служить готовый вечно,
Не за кусок, за правду и любовь…
Как наша жизнь темна и быстротечна,
как к старости загустевает кровь!

Я много книжек прочитал хороших,
душа моя, как глиняный сосуд,
чтоб крепче стать, свой беспощадный обжиг,
прошла, презрев глумливый пересуд,
коллег, друзей, любимых и не очень…
Жизнь, словно сон, мне снится наяву;
мой мир внутри не то чтоб слишком прочен,
но и не хрупок, если я живу.

Скажи мне, дождь, зачем я жил на свете,
любил не ту, дружил – опять не с тем,
грустил зимой, как водится, о лете
и летом о зиме грустил затем?
Скажи мне, дождь, зачем мой дух не светел,
зачем стыдом я скован и пленён?
Не плачь, скажи, чему я был свидетель?..
Я в череде запутался времён!

Шумит листва, журчит в овраге ключик,
намокший ворон голос подаёт,
я полон чувств, увы, не самых лучших,
меня тоски влечёт водоворот.
Я прихожу домой, хватаю ручку,
но, помрачнев, теряю тут же пыл,
и оставляю строчку, закорючку –
всё, что в хмелю тоскливом набродил.

Гляжу в окно: там, у забора, псина
дрожит, промокнув, – выйду, или нет?
Меня, увы, не радует картина:
я как-то должен действовать в ответ.
Я от собаки выше на ступеньку,
и дружбу с ней не равную вожу:
передо мной она танцует «еньку»
на задних лапах, если выхожу.

Я сам, как пёс, дрожу под этим небом,
когда по небу катится гроза.
Кто б духом напитал меня,
как хлебом
я накормлю прибившегося пса?
Мир полон скрытой и прямой угрозы,
и важно видеть хоть какой-то свет
в конце тоннеля,
слышать на вопросы
хоть что-нибудь от Господа в ответ.

Фотограф бабочек

Памяти детского писателя Владимира Тройнина*

---
*Владимир Тройнин (1937–2006) – писатель и педагог.

Основал праздник «День тигра», охотно празднуемый в школах Приморья. В последние годы занимался фотографированием приморских бабочек, не все из которых по сию пору описаны биологами. Он дарил не стихи, а фото какой-нибудь редкой бабочки-красавицы с дарственной надписью. И сам был, как мотылёк-эндемик, редкой ненадуманной метафорой...

* * *
 

Воды талые бьются во рву,
прорезается зелень ветвей –
удивляюсь тому, что живу
среди тысячи снов и смертей.

Часто кажется: больше нельзя
жить и чувствовать муку свою,
а взгляну человеку в глаза –
и легко в них себя узнаю.

* * *

Где вы, звёзды? Темно и пусто.
Передумано всё давно.
И нет силы сказать, как грустно
среди ночи смотреть в окно.

Капли редкие дождевые
о железный стучат карниз
и, стекая, ещё живые,
улетают куда-то вниз.

Было – не было. Где я? Что я?..
Над карнизом холодный пар.
Сердце, в паузе млея, ноя,
каждый чувствует свой удар.

Неизвестные поэты
 

Своенравны волны Леты,
Удивительный народ –
Неизвестные поэты!
Всякий верит, всякий ждёт
И надеется на чудо.
Только чудо не для всех!
Но – бывает. Из-под спуда
Вырывает их успех.

Тот повесился, а этот
Ночью тёмною забит
Смерть на взлёте – это метод,
Коль не хочешь быть забыт.
Есть пример, и вот ты узник
Самых страшных в мире уз…
Смерть на взлёте твой союзник,
Но к чему такой союз?

Будто кратер древней Этны,
Всюду пепел и зола.
Неизвестные поэты –
Я и сам из их числа.
Но и сам себе не ясен:
Жизнь ли? Бред ли наяву?
Нужен труд мой? Иль напрасен?
Я не знаю. Я – живу.

* * *
 

Срезал насухо бритвой щетину со щёк,
поплескался, лицо себе вытер,
чиркнул спичкой, конверт неотправленный сжёг,
впрыгнул в брюки, и вынырнул в свитер.

От любви, как от водки вчерашней тошнит,
и себе я противен, трезвея,
и раскаянье злое меня потрошит,
как охотник убитого зверя.

* * *
 

У тебя другой, а я не верю,
что под прошлым – жирная черта,
всё стою, униженный, под дверью
с онемевшей третью живота.

Так стоят зарезанные насмерть
перед тем, как рухнуть вниз лицом.
Им не жить, и женщин не ласкать им,
но они не ведают о том.

Сценарий жизни
(Октава октав)
 

1.

В далёком детстве я блуждал Колумбом
По огородам, парникам и клумбам
И познавал, на что способен лишь
Без логики блуждающий малыш,
Загадку роста, а потом – цветенья.
Язык имело всякое растенье,
И каждый лепетавший лепесток
Внушал любви божественный восторг.

2.

Я наблюдал в тени прибрежной рыбу,
Чьё тело по малейшему изгибу
Перемещалось по теченью вверх…
Я жил отдельной жизнью ото всех.
Мне взрослых мир был меньше интересен,
Не понимал я их застольных песен,
А междометий пьяный матерок
Я слышать вообще тогда не мог.

3.

Под крышей у торчащего стропила
Гнездо из глины ласточка лепила.
К июлю неокрепшие птенцы
Летели в парники на огурцы.
Им не хватало силы для полёта,
И начиналась у котов охота.
Я палкой гнал котов из огурцов
И плакал, защищая тех птенцов.

4.

Когда краснели клёны у ограды,
И так игре мальчишки были рады,
Я, отрешённо листья вороша,
Уже подозревал, что есть душа,
Растущая, как ствол, листву меняя,
И твердо знал, что жизнь моя земная –
Не всё, что есть, что весь я не умру
Что в эту жизнь я прежде вёл игру.

5.

Я как бы помню, жизни был сценарий,
И перед тем, как быть, его сыграли.
Там было хорошо. Здесь роль свою
В спектакле жизни я не узнаю.
Лишь в раннем детстве было всё по роли.
Потом меня безнравственно пороли,
И, видимо, в программе вышел сбой.
С тех пор я не в ладу с самим собой!

6.

Когда в своих поступках ты не волен,
То жизнью этой чаще недоволен.
А был ли счастлив эти я года? –
Скорее «нет…», чем, сомневаясь, «да!»
Совру ли я, не грянуть в небе грому,
Но коль о том же спросишь по-другому:
А был ли я любим? – То мой ответ,
Скорее «да…», чем, сомневаясь, «нет!»

7.

Сценарий я забыл, следы запутал,
Не расплатился по последним ссудам,
Хотел, как лучше, а потом вспылил:
Дом не построил, дерево спилил.
А сын растёт, хотя и нет контакта.
Жизнь происходит, но случайно как-то,
И шаг широк, и всюду – не туда…
С чем я приду в день Страшного Суда?

8.

Чем старше становлюсь, тем чаще детство
Я вспоминаю, как священодейство:
Кусты, деревья, травы и цветы –
Я с ними, как с друзьями, был на «ты»!
На сцене быть недолго мне осталось,
Хотел бы отыграть достойно старость,
Последнюю воздавши телу честь,
Сценарий жизни снова перечесть.