жёлуди
если что-то и может случиться,
всё равно не волшебней дождя,
мать-дубравница, мать-желудица
выпускает на свет желудят,
высыпает наполненный улей
невпопад, в белый свет, в молочко,
каждый катится гули-погули,
громыхая медовым бочком.
подставляйте ладони веселью
из небесных/древесных прорех
все любители манны осенней,
берега знать сегодня кисельны,
никому причаститься не грех.
казна
как много неба в травы пролилось
заголубели
нам в лукоморье долго довелось
не знать метели
ведь несерьёзны росы поутру
восходят волны
велят светлеть тепло слезу сотрут
ну полно полно
к нам милостивы будем же и мы
к себе не строги
вот так и жили с лета до зимы
а что в итоге
чью форму примет свет последних дней
я знаю знаю
вот кладезь улыбайся и владей
сиятельные слитки желудей
казна земная
а напоследок
ветры сдувают птиц, слитныйнеугомон,
сами пытаясь спеть «во поле, во саду».
остановлюсь на миг, жёлудь падёт в ладонь,
любят меня дубы, что-нибудь, а дадут.
уткам не до людей – хлопоты, суета,
новым птенцам пора старый учить маршрут.
хочется закричать – близится немота,
в землю врастёт трава, спрячет зелёный шум.
слитки утащит мышь, маленькое жульё.
стоит ли длить «люблю», солнечно бронзоветь?
схлынет сомнений жар, по темноте уйдёт,
но разольют луга искренний белый свет.
новых мелодий нет, разве что взять, смешать,
всякого пух-пера, соединить – лети?!
тело уснёт, а вверх брошенная душа
будет искать. чего? смысла не жди в пути.
смыслы уже во мне. лучше тепла глоток,
хочется просто жить, впитывать всё, что есть,
каждый денёк, дымок, шорох и шепоток,
каплю за каплей пить время, пока мы здесь.
тесно в просторе сна, стиснется в лёд вода,
двигаться и звучать сможешь, когда простишь.
смерть – это только ложь, это не навсегда,
вырастет даже тот жёлудь, что съела мышь.
к зиме
тропы верёвка, сколько ей не виться,
повытопчут узоры на ковре.
в саду на ветках вызревают птицы,
их вместе с песней сдует в сентябре.
набравши отрицательную тяжесть,
плодами упадут под облака.
их привязать, но как ты их привяжешь?
берёзы мёрзнет тонкая рука.
а сверху детям сумрачной водицы
давно на влажных стеблях не сидится,
им тоже снится-видится полёт.
проснёшься – за окном метель витает,
почудится – и мы как снег плутаем,
промеж землёй и небом выбираем.
да ветер крутит, выбрать не даёт.
мимо
ветер-ищейка
кого-то выследят
дуб желудят укрывает листьями
всё пронесётся мимо
в зимы
у птичьих дней в гостях
из ниоткуда в никуда
пичуга длит полёт.
пусть пользы нет в её трудах,
зато она живёт.
не понарошку, не взаймы,
святая суета.
не просит бога у зимы,
согреемся и так.
не ищет смысла, в небесах
гоняет мошкару.
а не кривляется в слезах –
я, бедная, умру!
и нас не словит тупиком
высоких дум моща,
едва научимся легко
за малости прощать.
перемещать себя в веках
на нужных скоростях,
беспечностью не попрекать
у птичьих дней в гостях.
о чём деревья говорят
о как же хочется подслушать
о чём деревья говорят
но как нарочно глуше глуше
горячку листьев тушит тушит
перебивает снегопад
вот дуб по виду обнажённый
стоит от пут освобождённый
от выкрутасов и клише
к чему нам вызнать изловчиться
какие птицы голубицы
остались жить в его душе
от нас какие тайны братства
обороняет белый панцирь
грядёт молчанье января
а мы всё тщимся разобраться
о чём деревья говорят
зачем слова чужих признаний
к залётным тяга именам
метельный бег за голосами
за искорками угасаний
ведь это сказано не нам
дуб, научи
дуб, научи меня делать кору,
жёлуди, листья,
если получится, я не умру.
осень прокиснет,
перетолчёт себя зимняя стынь,
я же пребуду
небом густым или снегом простым,
чистой посудой,
раз отмывать белым словом взялись
чёрные лица.
дуб, научи меня, вверх или вниз
укорениться?
в почву ветвям или в тучу корням?
поиск предела
не разрывает ли напополам
душу и тело?
тяга растущей до звёзд каланчи?
тяга земная?
ты говори, говори, не молчи,
я понимаю.
холодное
вот дубы, облепленные светом.
спрашиваешь – и кому всё это?
бегаешь взглянуть за край земли.
а меж тем куда-то под сурдинку
майские жуки на твёрдых спинках
небо по кусочку унесли.
день за днём пространство уменьшалось,
обернёшься – не похож на шалость
горизонта съёженный овал.
тянется к дуплу дождливый жёлоб,
мышь катает выщербленный жёлудь,
он от страха шляпку потерял.
и в тебе проснулось земляное,
требует домашнего покоя,
говорит – зима недалека.
скоро всё предстанет в белых лицах,
стало быть, пора угомониться.
в тучах накопилось молока,
высветилось грозовое жало,
и пока морозом не прижало,
выползает молнии гюрза.
запасай, лабазник, боязливо
золото последнего розлива,
согревай холодные глаза.
дуб
дуб по телу трудно гладить –
жизнь шершавая была,
вкось вела, куда ни глядя,
до последнего дупла.
зимы сковывали гипсом,
осень оспой ветряной
метила, то с ветром бился,
да не гнулся, не кривился.
был упрям и прям спиной
перед молнией шальной.
только бы не застрелился
тишиной.
© Ия Сонина, 2017–2019.
© 45-я параллель, 2019.