Магдалина
Дух внезапно взметнулся, плоть за ним не поспела,
осталась там, где была. И подступила боль.
Боль эта не утихнет, пока не созреет тело
и не отыщет в духе пищу себе – а не голод.
Боль любви – не мгновенье: недели, месяцы, годы.
Речи мои немые – корня сухого стон.
Содрана с губ помада. В ошибке – истины всходы.
И всё же засуху мира
не я ощущаю – Он.
Перевод Андрея Базилевского
Человек интеллекта
Вот то, чем у жизни отняты аромат приключений,
дыхание вольной стихии, чарующая пестрота.
Тесно в твоих формулах, понятиях и суждениях,
да, они – сгусток смысла, но как его мало там.
Не рушь во мне эту преграду – она ещё всем пригодится.
Каждый путь человеческий ведёт в направлении мысли.
1957
Перевод Андрея Базилевского
Начинается разговор с Богом
Плоть человеческая умирает чаще и раньше, чем дерево.
Но жив человек за порогом смерти, в катакомбах и криптах.
Жив человек ушедший – в тех, кто приходит после.
Жив человек, что приходит, в тех, кто ушёл до него.
Жив человек вне ухода и вне прихода
– в себе
и в Тебе.
Люди, подобно мне, ищут плоть, которую Ты им даруешь.
Каждый уходит к Тебе, тело оставив истории.
И каждый в момент ухода – больше, чем вся история,
часть которой – он сам (фрагмент какого-то века
или фрагменты двух веков, соединённые в жизнь).
1966
Перевод Андрея Базилевского
* * *
Остави, Господи, меня
и разум мой бескрылый
на немощи не обрекай,
не истощай мне силы.
– нет благодарности такой,
чтоб вечность мне объять
и сердца солнечной стрелой
измерить благодать –
– а если б и постиг я мир,
пожар бы воспылал, –
раздай я хоть всего себя –
я ничего б не дал.
А Ты, Предвечный, с каждым днём
мне убавляешь силы,
вверяя Свой безмерный Дом
душе моей бескрылой.
1944
Перевод Андрея Базилевского
Песнь о Боге сокрытом
1. Берега, тишиною объятые
1
Берега тишины начинаются за порогом.
Только ты, словно птица, не пропорхнёшь туда.
Надо встать и смотреть, проникнуть взглядом глубоко,
так чтоб уже и душу не оторвать ото дна.
Там никакая зелень взор твой не насьггит,
и не вернутся глаза, прикованные ко дну.
Ты думал, жизнь укроет тебя от этой Жизни,
ушедшей в глубину...
Так знай, что нет возврата из этого потока.
Ты пойман вечной тайны красотой!
И только быть и быть. Не прерывать полёта
теней, быть ясностью
и простотой.
Меж тем ты отступаешь перед грядущим Кем-то,
кто тихо затворяет дверь кельи за собой, –
К тебе он ближе, ближе, но шаг Его не слышен
– ты до глубин пронизан тишиной.
8
Почему я всё замечаю, когда ничего не вижу:
давно последняя птица за горизонт уплыла,
волна в стекле её скрыла – а я упал ещё ниже,
ныряя следом за птицей в холодный поток стекла.
Чем пристальнее взгляд мой, тем всё неразличимей,
и чем длинней меж солнцем и жизнью моею тень,
чем дальше тень ложится меж водой и солнцем,
тем ближе отраженье в склонённой над солнцем воде.
Выходит, во тьме столько света,
сколько жизни в раскрьггой розе,
сколько Бога, сходящего
на берега души.
17
Возьми меня, Мастер, в Ефрем и позволь остаться с Тобою
там, где под крыльями птиц плывут берега тишины,
где широкий круг на воде и ни тени страха в покое,
где вёслами не замутнённая зелень буйной волны.
Спасибо: приют души Ты удалил от шума,
Ты окружён предивной, дружеской нищетой.
Безмерный, тесную келью Ты избрал себе домом,
любя этот край, осенённый безлюдьем и пустотой.
Ты ведь – само Безмолвие, великая Тишина,
освободи же, сделай и меня безголосым,
лишь пронзи меня дрожью Своего Бьггия
– дрожью ветра в спелых колосьях.
Перевод Андрея Базилевского
2. Песнь о солнце неисчерпаемом
1
Солнце, к листу склонённое, – Твой взор, устремлённый в душу, –
обогащает цветенье доброты глубиной,
всё вбирая в свой луч,
– но только, Мастер, послушай,
что будет с листом и солнцем? – вечер уже надо мной.
13
Прошу Тебя, укрой меня
там, где царит покой,
в потоке тихой радости
или в ночи глухой.
Прошу Тебя, закрой меня
от той страны, где мрак, –
прошу Тебя, раскрой меня
на всё, в чём света знак.
– я знаю: есть убежище,
там солнце – нет утрат,
сквозь горизонт прорежется
вглубь устремлённый взгляд.
И тогда совершится
чудо преображенья:
Ты станешь мною –
я же – благодареньем.
14
Остави, Господи, меня
и разум мой бескрылый
на немощи не обрекай,
не истощай мне силы.
– нет благодарности такой,
чтоб вечность мне объять
и сердца солнечной стрелок
измерить благодать –
– а если б и постиг я мир,
пожар бы воспылал, –
раздай я хоть всего себя –
я ничего б не дал.
А Ты, Предвечный, с каждым днём
мне убавляешь силы,
вверяя Свой безмерный Дом
душе моей бескрылой.
1944
Перевод Андрея Базилевского
Из поэтического цикла «Слово-Логос»
Рапсод
I
Таинству сада в ночи внимаю,
взором души обнимаю Слово,
с пашен мысль улетает немая.
Свежесть сена под тёмным сводом.
Чистую ясность дна осязаю,
зелени сочность полнится зовом.
Людей голоса стихают, как грозы.
И серебрятся в молитвах слёзы.
II
Молит в час всенощных бдений поэт,
сердцем взывает к готике выси,
«отверзись» – я жажду чуда в ответ:
времени настежь врата раскрылись,
слышу, к намазу зовёт минарет,
звуки его по-детски красивы.
Рядом возносится одиноко
Слово на празднике опресноков.
VII
Над стадом, в вечерней мгле бредущим,
печален туман – памятник скорби.
Когти обид вонзились ревуще
в склон, что усеяли камня обломки.
Оникс разбитый – вздох неимущих.
Ночь наложила печать на осколки.
– Слова эти – агнец на общий алтарь.
Их – в жертву! Весталки в венках, как встарь.
XII
Памятник в глубь земную втиснут
На Крестном пути стопы стигматом,
ввысь устремился в венце лучистом,
в короне терний цвета заката.
В слове – Спасенье. Дороги чисты.
Сломлен барьер, и с Богом мы рядом.
В поле зерном зрит синь небесную
Обелиск силой своей – Крестною.
XIII
Ведома нам закрытая книга.
Преданье знаем: художник, резчик,
владеешь сутью всего и мига,
возносишь, славишь, сжигаешь, грезишь,
чтоб всеединством светились лики.
Мистик, провидец, уста отверзи
объятым жаждой исповедальной:
выковать Слово на наковальне.
XVI
Старых борозд нехоженых раны,
сухо земля обрывом слоится,
падает слово глыбою камня,
чтобы поле могло пробудиться.
Речь бьёт в засовы – ворота канут,
ничто не сдержит, коль нет границы.
Гостей полон дом в праздник рожденья:
глубины глубин пришли в движенье.
XVII
Из штолен, шахт подземельных неслась
лава наружу вихрем фонтанным,
рвала путы в клочья стихии страсть
с дионисовой удалью неустанной.
Порядок был строг, но рушилась власть,
плотины снёс напор ураганный.
Мощью небесной был силе равный –
землю крошил эрозией рваной.
XIX
Рытвины, вброд, не сомкнуты вежды,
ноги пусть в кровь, единство – в движенье.
Ветер рвёт их – в лохмотья – одежды,
дали зовут, но полны сомнений:
многозначно молчанье невежды –
знойный мираж – неясность велений.
– Ты удивлён: на этой дороге
видишь людей, тоскуешь о Боге.
XX
Памятник в небеса устремился
Крестом Своих плеч, терпением рук.
В горечи вкуса явь обнажилась
тяжких и трудных адамовых мук.
Шипами роза в Твой Лик вонзилась
болью рожденья – извечный круг.
Глянь, Монумент, на людей потоки,
выстели им цветами дороги!
XXIV
Новая речь надеждою зреет,
тоски утоленье, тайна сердец,
неопалимый куст Моисея,
крепость на пашне, где князь есть и жнец.
Факела честь – согласие в вере:
небо с землёю – единый венец.
И к Монументу привьётся Слово
чудом цветка побега живого.
XXV
Без топора и жертва бескровна,
канули в прошлое вместе с плахой.
На камне-угольнице – жар Слова.
С хлебом, дарами, вольно – без страха
девы, жрицы в одеждах шёлковых
вышли, держа караваи с маком.
Слов воплощенье. Пред Обелиском
с Христом на устах склонимся низко!
XXVI
Умножь чудом хлеб – всё Твоя воля!
Нас накорми, меня, моих братьев.
Слово святое Гелиополя
пусть мир огласит в звучном раскате.
Общий алтарь, с единою болью.
Из камня – Божьей истины ради:
Любви, что открыта для нас. И нами.
Скрижали полнятся письменами.
Перевод Елены Твердисловой
Слепцы
Стуча клюкой по камням мостовой,
Мы обретаем нужное пространство,
Но каждый шаг даётся нам с трудом.
В пустых зрачках мир, отражаясь, гибнет –
Мир, непохожий ни на что другое.
Он соткан не из света, а из звуков:
Шум улицы, гудки, обрывки фраз.
Как полнотою жизни насладиться,
Коль нам без выбора дана лишь часть?
С какою радостью любой из нас
Судьбою поменялся б с человеком,
Который без клюки мир созерцает.
Навряд ли сыщешь долю горше нашей.
Ужели в слепоте искать отраду?
Перевод Александра Махова
* * *
Эмилии, моей матери
Над Твоей могилой белой
Первоцветы расцветают.
Время птицей пролетело
Без тебя, душа святая.
Над Твоей могилой белой,
Что давно тебя укрыла,
Правит тишью без предела
Тайная для смертных сила.
Над Твоей могилой белой,
Где в лучащемся покое
Дух восходит, крепнет тело,
Осквернённое тоскою –
Над Твоей могилой белой,
Матушка, любви утрата,
В горести оцепенелой
Я – дитя – стоял когда-то.
Над Твоей могилой белой –
Срока нет печальной дате –
Я молил, шепча несмело:
Дай ей вечной благодати.
Перевод с польского Ирины Голубоцкой
Евангелие
Истина отнюдь не мазь на рану,
Не погонщик для ослов и мулов,
Истина есть боль и тайна.
Если готово рухнуть здание, возведённое в человеке
И мозга дом напряжением полон,
Думать надо, как укрепить глубинный грунт,
Который опора, как волна кораблю.
Истина человека способна поднять.
Когда он не в силах подняться
Здание, в нём построенное, тяготит вдвойне.
Но любой знает в себе таинственную основу,
Пробегая по странным улицам, по которым водят осла.
(Есть ли истина в улицах? Нет?)
Если смотрим вперёд, нас не раздавит страх.
Перевод Александра Балтина
Из цикла «Песни о Боге сокрытом»
Сено душистое – ты лишено
Колосьев гордыни.
Сено люблю тебя, ибо ты
Пригрело босого сына.
Дерево строгое я люблю, в нём нет
По листьям опавшим тоски.
Дерево кроной укрыло свет
От ран – а они глубоки.
И тебя люблю – неяркий свет пшеничного хлеба,
Есть в тебе неземной покой –
Он подходит к нашему брегу
Тайной тропой.
Перевод Александра Балтина
© Кароль Войтыла, 1944–2005.
© 45-я параллель, 2020.