Кирилл Ковальджи

Кирилл Ковальджи

Новый Монтень № 18 (330) от 21 июня 2015 года

От курьёза – к серьёзному

 

Предисловие к антологии

«45: русской рифмы победный калибр»

 

Всё началось с курьёза: когда составители этой книжки, поэты Сергей Сутулов-Катеринич и Георгий Яропольский, обратились ко мне с просьбой написать предисловие, я решил, что речь идёт о предисловии лишь к моей собственной подборке, и рассказал, как трудился в литературных журналах (дольше всего 12 лет в журнале «Юность», причём не преминул сообщить, что однажды, когда ещё учился в школе, проявил инициативу и выпустил рукописный журнал «Юность», понятия не имея, что через пять лет в стране появится такой журнал и я буду в нём работать), был главным редактором издательства «Московский рабочий», после его исчезновения выпускал в Фонде СЭИП интернет-журнал для молодых писателей России «Пролог», а теперь веду интернет-журнал Союза писателей Москвы «Кольцо А». Понятно, что со многими авторами, присутствующими в этой антологии, я повстречался ещё в журнале «Юность», продолжив знакомство с ними, равно как со многими поэтами, представленными в «45-й параллели», и в дальнейшем.

Уместно вспомнить и об известной теории шести рукопожатий, утверждающей, что все люди на Земле знакомы друг с другом. Что уж говорить о поэтах? Моя рука помнит тепло ладоней Александра Твардовского, Андрея Вознесенского, Булата Окуджавы, Евгения Евтушенко, Арсения Тарковского, и я рад, что стихи названных мною авторов представлены на страницах сетевой «Сорокапятки». Когда-то по просьбе редколлегии-45 я прислал в альманах эссе о Роберте Рождественском так что в цепочку рукопожатий удачно вписалось и звонкое звено Роберта. Когда он и его сотоварищи начинали, поэзия играла огромную роль, поскольку это был глоток живого слова в океане мёртвой речи. Стихи в ту пору выполняли функцию не столько эстетическую, сколько социальную. Поэтому, когда Рождественский выходил на трибуну в Лужниках, и выкрикивал, что «Человек погибает в конце концов, / когда он скрывает свою болезнь», то все понимали, что он имеет в виду. Сейчас очевидно, что это риторика, но тогда это было бомбой, откровением. Строчки тут же повторяли и из уст в уста передавали. Это было смело, «шестидесятники» раскрывали людям глаза: наконец живое слово. Такое никогда уже не повторится, потому что при свободе слова социальная роль поэзии практически отпадает. Выходи на митинг, кричи что хочешь, выпускай книжку за свой счёт. Ну и что? Поэзия возвращается к своему собственному призванию. Поэты всё-таки призваны говорить от человека к человеку, от души к душе, от сердца к сердцу. Разговор тет-а-тет и есть истинное призвание литературы и поэзии.

Я «дитя войны», видел её со всех сторон. Но Победа, совпавшая с началом моей молодости, зарядила меня оптимизмом на всю жизнь. С 14 лет я вёл изо дня в день хронику войны. Слушал разные радиостанции, Москву, Бухарест, Лондон, и делал свои выводы, потому что понимал, что каждый гнёт в свою сторону. Хронику эту я вёл, наивно полагая, что люди могут всё забыть. Мне не приходило в голову, что я ломлюсь в открытые двери, я писал сводки каждый день, рисовал карты, всё движение фронтов фиксировал.

Но любопытный психологический аспект увлекшись стратегией, я совершенно не видел реалии. Я мыслил как стратег, по картам. Я даже не сразу понял, что фронт надвигается на меня лично!

В этом месте следовало, конечно, заметить, что 70 лет, прошедших с той поры, никак не умалили значения Победы, юбилей которой стал одной из составляющих тематики нынешней антологии. Если задуматься о навсегда (как мы надеялись) развенчанной теории расового превосходства, то, как написано в прообразе этого предисловия, родные мне места на моём веку относились к разным странам к Румынии, СССР, теперь к Украине. К тому же отец мой из обрусевших болгар, мать из обрусевших армян, я родился при румынах, а стал писателем... русским. (Замечу в скобках: в румынском детстве, в Бессарабии, я познакомился с Россией через Пушкина. В нашем доме был дореволюционный его однотомник. И вышло так, что всё, что я знал о России, было именно через Пушкина. Вторым шёл Чуковский почему-то. И так как его сказки попались мне сразу после Пушкина, то он и «лёг» в моём подсознании рядом с ним. Поэтому я, узнав, что Чуковский ещё жив, очень удивился и, познакомившись с ним в Переделкине, рассказал ему об этом. Он долго и охотно смеялся… Кстати, в «45-й» и Корней Иванович представлен!) Кроме улыбок, какая тут мораль? А очень простая: я всегда любил и буду любить дорогую мне культуру этих народов.

Вообще же говоря, антология антологии рознь. Слово это звучит громко, а под самой обложкой могут оказаться не стихи, а так, стишата, любительские вирши. Но уже первый опыт издания книги, в которой представлены авторы «45-й параллели», убедительно доказал: вкус у составителей отменный, авторы сетевого проекта, ставшие авторами бумажной антологии-45 поэты сильные, яркие, своеобразные. Вот лишь десять имён из «сорокапятки» 2010 года — Ирина Аргутина, Юрий Беликов, Юрий Влодов, Элла Крылова, Сергей Кузнечихин, Владимир Лавров, Юрий Перфильев, Валерий Прокошин, Марина Саввиных, Борис Юдин. Поэты, поверившие главному редактору альманаха и его ближайшим соратникам, с удовольствием принимали участие и в других антологиях, которые готовила команда-45 с разными партнёрами. Вышли книги Антология-XXI (двухтомник: «Останется голос» и «Дом, где тебя ждут»), «45: параллельная реальность», а многие поэтессы, выступавшие в «45-й параллели», собраны под обложкой антологии «Певчий ангел», составленной Татьяной Ивлевой.

Любопытно, что есть авторы, чьи новые подборки появляются практически в каждом бумажном проекте-45. Должен сказать, что поэты — народ и памятливый, и благодарный, и разборчивый. Точно знаю, что тот же Юрий Беликов частенько отказывается от приглашений поучаствовать в том или ином «сногсшибательном» проекте. Юра, которого я помню со времён легендарной «Юности», был и остаётся человеком несгибаемым и норовистым. Тем радостнее для меня встречать строки среброглавого ныне Юрия Александровича в книжных проектах «45-й параллели».

И ещё об одном Юрии нужно непременно сказать. «Литовец» Юрий Кобрин, которого благословил Арсений Тарковский, также представлен в двух антологиях-45 образца 2014-го и 2015-го годов. Как и Сергей Кузнечихин, Вера Зубарева, Андрей Баранов, Лера Мурашова, Борис Юдин и младые, по моим меркам, Евгения Баранова, Наталья Крофтс, Ирина Валерина, Анна Полетаева.

Но при этом составители постоянно открывают и новые имена. Чему способствуют интернет-конкурсы «45-й калибр» и «Сокровенные свирели». Славную когорту «старожилов» пополнили нынче примечательные «новобранцы» Михаил Юдовский, Лев Либолев, Вадим Молóдый, Дмитрий Мурзин, Леопольд Эпштейн.

Я этому рад, потому что мне всегда интересно и с молодыми, и с неизвестными лично мне авторами. Я долго вёл студию, из которой вышли Нина Искренко, Иван Жданов, Александр Ерёменко, Алексей Парщиков, Евгений Бунимович — сильное поколение поэтов. Не могу сказать, что я их чему-то учил, я старался каждому помочь быть самим собой. Моя задача была не в наставлениях, а в создании насыщенной культурой атмосферы. Чтобы она была плодотворной и чтобы они, молодые поэты, друг друга «оплодотворяли», скажем так. Действительно, атмосфера у нас была очень откровенной — говорили честно, разносили друг друга в пух и прах, а то и хвалили. Я говорил им (в брежневскую пору): «Ребята, серьёзно печататься вы, скорее всего, не будете. Когда можно будет — я скажу». То есть не было никакой корысти только творчество и культурная среда. Стремление сделать литературную карьеру часто вредит автору. Настоящая судьба создаётся изнутри, из судьбы творчества, а не из внешних потоков. Удачно или неудачно это как повезёт. Был прекрасный поэт Иннокентий Анненский, почти никем не замеченный при жизни. А сейчас он один из знаменитых русских поэтов. Бальмонт шумел гораздо больше и был даже избран королём поэтов, но сейчас в наших глазах он сильно уступает Иннокентию Анненскому.

Так что не будем загадывать. Сознательно не называю города и страны, в которых живут поэты, представленные в нашей антологии: русская поэзия пустила корни на всех континентах (даже на зимовьях Антарктиды она звучит), что волнует, радует, обнадёживает любого, свободно странствующего во временах и пространствах. Между тем третий уже век литературоведы, критики и журналисты поют заунывную песню на один и тот же мотив: российская поэзия бедна на имена, российская поэзия почти что умерла. А мы вспомним, что в 1815-м году старик Державин уже благословил юного Пушкина, в 1915-м читали свои бессмертные строки Блок и Ахматова, Гумилёв и Цветаева, Маяковский, Есенин, Мандельштам… Год 2015-й? Верю, не подведёт, не оскудеет земля русская! Живут и творят прекрасные русские поэты, о которых я не успел сказать. Светлая память недавно ушедшим — Валерию Прокошину, Михаилу Анищенко, Игорю Царёву, Владимиру Лаврову, Андрею Ширяеву, Льву Болдову. Тоже авторам «45-й параллели».

В чём ценность серьёзного поэтического интернет-альманаха? В предоставляемой авторам возможности читать друг друга. Вот я работаю в Союзе писателей Москвы и являюсь членом секретариата. Мы тоже, что можем, делаем. Проводим совещания молодых писателей, творческие вечера… Ну вот бац-бац, и обчёлся. Что мы можем ещё, раз у нас денег нету, помещения нету. Руки связаны. Государство нам помогать не будет, спонсоров не предвидится. Но главное, что даёт наш союз, это, конечно, общение. Так же, как и Литинститут. Люди, с которыми мы там общались, которые приезжали из разных стран, изо всех городов, отличная библиотека вот это давало очень многое. А вообще я считаю, что каждый человек должен быть самоучкой. Как пчела, которая знает, откуда брать нектар, с каких цветов что, так и в творчестве. Важно ли то, где ты учишься? Для средних людей да, важно, а если ты талантлив, то должен быть самоучкой. Горький был самоучкой, Маяковский, Джек Лондон и другие. А насчёт трудолюбия… Говорят, что писать трудно. По-моему, нет. Писать это радость, большое удовлетворение. Потому что это не труд, а всё-таки творчество. Это радость. Гении пишут много и легко. Лермонтов прожил неполные 27 лет, а сколько он написал?! Причём он вёл рассеянную жизнь, у него не было постоянного места жительства, не было кабинета, компьютера. Но талант реализуется стремительно, сколько он успел! Значит, он писал быстро и в высшей степени интенсивно. Правда, это не каждому дано…

Я-то написал мало. Но могу (с улыбкой) в качестве оправдания процитировать Вяземского:

 

…Чтоб более меня читали,

Я стану менее писать.

 

Теперь мне за восемьдесят, и я с горечью сознаю, что многого уже не успею, а столько всякого (дорогого мне и интересного людям) накопилось! Единственное, что могу сказать себе в оправдание это то, что зарплата избавляла меня от необходимости жить литературным трудом, делая независимым от тогдашней конъюнктуры. Я разрешал себе в основном писать то, что хотелось, не очень-то беспокоясь об официальном признании. И, полагаю, сумел сохранить незамутненное восприятие жизни и собственный взгляд на неё. Многим в своем «хозяйстве» я недоволен, но к «активу» отношу роман «Свеча на сквозняке», «Мою мозаику» (в двух книгах), и, конечно, стихи «Избранное», книжку, которая вышла в издательстве «Время». Я считаю, что эти три-четыре книжки — то, на что я могу опереться. Не густо? Может быть. Но вдруг ещё что-то добавится? Тогда, конечно, непременно вспомню и о «45-й параллели»!

…Перечитал я своё «неправильное» предисловие, внёс небольшие дополнения и пришёл к выводу, что всё было по делу. Вот ведь как писал «о себе и о стихах», а оказалось и обо всей антологии тоже. Приглашаю к столу, дорогие читатели! Первый тост за Победу.