Клавдия
Ротманова

Идущая не в ногу

Поэт и журналист. Родилась на Украине, выросла в Латвии. По окончании Даугавпилсского пединститута некоторое время работала по специальности – преподавала русский язык в латышских школах.

Потом ушла в журналистику. Стихи писать начала очень рано. Её ранние тексты публиковалась в местной и республиканской прессе, звучали в передачах Латвийского радио. Была членом литстудии при Союзе советских писателей Латвии.

В начале 1980-х годов стихи поэтессы были напечатаны под псевдонимом К. Романова в ленинградском неофициальном женском журнале «Мария» и переведены на немецкий язык для книги «Die Frau und Russland» (издательство «Frauenoffensive»). За авторские материалы в журнале «Мария» и активное участие в его издании Клавдия Ротманова получила предупреждение от КГБ о возможности уголовного преследования и пожизненный запрет на профессиональную работу в прессе. В 1989 году запрет окончился. Началось Латвийское Возрождение, которое позволило ей вернуться к журналистской работе.

В 1993 году Клавдия Ротманова эмигрировала в Германию, где и живёт по сей день. В эмиграции издала сборник стихов «Силуэты судьбы» (2002). Её рассказы и эссе опубликованы в альманахах «Edita» (Гельзенкирхен, Германия), «Бременские страницы» (Бремен, Германия). Стихи публикуются в сети. А на бумаге после долгого перерыва увидели свет только в 2009 году, в альманахе «Связь времен» (Сан-Хосе, США), составленном Раисой Резник.

Я была с латвийской революцией, когда была ей нужна.

И по­том, когда стала уже не очень нужна.

Клавдия Ротманова

Поэт напоминает мне «медвежатника», сдирающего кожу с пальцев для того, чтобы чувствовать душу вскрываемого сейфа. Разница в том, что один делает это для того, чтобы взять у людей, другой рождается с обнажённой душой, чтобы отдать людям своё мироощущение, самого себя.

Поэт Клавдия Ротманова, попавшая в беспощадные жернова Советской системы, и без того внутренне беззащитная, с огромной и непонятной окружающими потребностью в самоотдаче, вышла из испытаний с ещё более обострённым чувством чужой боли.

Может быть, поэтому перекликалось со строкой Мандельштама «Мы живём, под собою не чуя страны» её стихотворение:

О диссиденте Клавдии Ротмановой написано много. Можно найти упоминания о ней даже в таких обстоятельных работах, как статья Яна Стренковского «Солидарность с Солидарностью» и эссеа Джейн Эллис «Русская православная церковь. Согласие и инакомыслие».

О талантливом журналисте Ротмановой спустя много лет вспоминают в редакциях латвийских газет.

А вот поэт Ротманова известна относительно узкому кругу читателей. И связано это и с тем, что она – человек, чуждающийся пиаровских приёмов, и с тем, что в советские времена печатали её мало и неохотно. Сказывался и ГБ-шный запрет на профессию, и то, что она не писала так называемую гражданскую лирику, и даже то, что её строки по лиричности и мастерству намного превосходили агитки, прикормленных Партией, поэтических авторитетов.

Но в молодости нам было плевать на авторитеты. Каждый знал, что Клава – поэт.

Иногда она замыкалась в себе и, глядя в пол, начинала расхаживать, бормоча нечто и пощёлкивая пальцами. Ей не мешали. Знали, что Клаву осенило.

Я вырос с Клавдией в одном городе, наши школы стояли неподалёку, мы общались с одними и теми же людьми. И творческими, и околотворческими. В Даугавпилсе в то время были ещё живы бывшие ссыльные и отсиденты. В основном актёры, которым причудливая фантазия «органов» определила местом проживания родной город Михоэлса. Город помнил ещё театр своего главрежа Сергея Радлова, закрытый за ненадобностью. И в Даугаве ещё можно было купаться, потому что Новополоцкий нефтеперерабатывающий ещё не был построен. Столетние тополя на дамбах думали о своём, и персидская сирень оглушала ароматом любви. И ничего не оставалось, как придумать эту любовь.

Оставался сущий пустяк – переболеть чужой болью, сделав эту боль своей.

Укутать эту боль в слова, чтобы чьё-то одиночество, согрелось и растворилось.

Казалось, что жившая заботами и тревогами других, не замечавшая, вернее не позволявшая себе заметить себя собственную, она была обречена даже в новорождённой Латвии. Но она нашла в себе силы расправить крылья – и улететь в другую страну, чтобы новое чужое пространство согреть своим поэтическим дыханием.

Борис Юдин

Творчество