Константин
Симонов

Через двадцать лет

Пожар стихал. Закат был сух. 
Всю ночь, как будто, так и надо, 
Уже не поражая слух, 
К нам долетала канонада. 
  
И между сабель и сапог, 
До стремени не доставая, 
Внизу, как тихий василёк, 
Бродила девочка чужая. 
  
Где дом её, что сталось с ней 
В ту ночь пожара – мы не знали. 
Перегибаясь к ней с коней, 
К себе на сёдла поднимали. 
  
Я говорил ей: «Что с тобой?» – 
И вместе с ней в седле качался. 
Пожара отсвет голубой 
Навек в глазах её остался. 
  
Она, как маленький зверёк, 
К косматой бурке прижималась, 
И глаза синий уголёк 
Всё догореть не мог, казалось. 
  
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
     . . . . . . 
  
Когда-нибудь в тиши ночной 
С черемухой и майской дремой, 
У женщины совсем чужой 
И всем нам вовсе незнакомой, 
  
Заметив грусть и забытьё 
Без всякой видимой причины, 
Что с нею, спросит у неё 
Чужой, не знавший нас, мужчина. 
  
А у нее сверкнет слеза, 
И, вздрогнув, словно от удара, 
Она поднимет вдруг глаза 
С далёким отблеском пожара: 
  
 – Не знаю, милый. – А в глазах 
Вновь полетят в дорожной пыли 
Кавалеристы на конях, 
Какими мы когда-то были. 
  
Деревни будут догорать, 
И кто-то под ночные трубы 
Девчонку будет поднимать 
В седло, накрывши буркой грубой. 
  
          1942