Ксения Александрова

Ксения Александрова

Четвёртое измерение № 11 (287) от 11 апреля 2014 года

Колесо Сансары

 

* * *

 

Гордый твой город, слово застынет в горле,

Слово, внутри затихшее, не родится.

Сколько нас здесь бездушных, безумных, голых?

Тот, кто взойдёт на гору, увидит горе,

Небо облепят чёрные злые птицы.

Красное солнце, пот на уставших лицах,

Цепи следов, ведущие на агору.

 

Гордый твой город тонет в дыму и гари,

Строится на костях и крови забытых.

Если мы возвращаемся, убегая,

Будь безрассудней – выйди в огонь нагая,

Вылей святую воду, бросаясь в битву.

Не сосчитать всех преданных и убитых,

Кто нас теперь, безбожных, оберегает?

 

Гордый твой город – вряд ли об этом вспомнят,

Если подобной вере дано остаться.

Кажется, что стою посредине поля,

Тихой печалью, жадной бедой заполнен,

Слишком устав надеяться и пытаться.

Красное солнце кровью течёт по пальцам –

Так мы идём за богом, что нас не понял.

 

Гордый твой город, сколько здесь было боли,

Страха и поражений, побед условных?

Где наша смерть нас ждёт: за чертой прибоя,

В чьей-то постели, дома, в разгаре боя?

Вечер последний выдох ладонью словит,

В реках крови утонет святое слово –

Где же тот бог, что должен был стать любовью?

 

* * *

 

Где ты, моя сестра, где ты меня не ждёшь,

Где ты меня не ищешь, в своих облаках витая,

Не хранишь больше наши немые песни, смешные тайны,

Зная, что никогда меня не найдёшь,

Зная, что я никогда с тобой не останусь?

 

У нас разные отцы и разные матери,

Но, пожалуйста, слушай, слушай меня внимательно:

Если не я, то кто будет обнимать тебя?

 

Где ты, сестра, где ты меня не знаешь,

Где обо мне не думаешь, не вспоминаешь,

Не ведаешь, что же со мной случится,

Не звонишь мне в разлуке ночью?

Я теперь не глажу твои ключицы –

Мы же с тобой волчицы,

Ходим поодиночке.

 

Нет ничего нежнее, чем поцелуй в затылок,

Я рождена, чтоб стоять за твоей спиной, защищая с тыла,

Ты уйдёшь – я уйду, ты остынешь – и я остыну.

 

Слышишь, сестра, во мне дребезжит тоска,

Нервное время держит меня в тисках.

Белые пальцы кровью разлили вино на скатерть –

Помнишь, я обещала не отпускать их?

Где ты, сестра? Я так устала тебя искать.

 

Я ещё не живу, но уже, так и быть, пытаюсь,

Лечит не время, а хлопоты и усталость.

Скажи мне, сестра, зачем я одна осталась?..

 

* * *

 

Красное платье, с красной начать строки,

Слово опасней яда, острей металла.

Ночью дрожать от жара его руки,

Прятать потом царапины, синяки –

Не о такой любви ты, скажи, мечтала?

 

Плотно закрыты уши, глаза и рот,

Слово поранить может сильней кинжала.

Зная, что всё бессмысленно, наперёд,

Что он однажды жизнь твою заберёт –

Ты бы ему, как прежде, не возражала.

 

Красное платье, на волосах венок,

Старые раны носятся как медали,

Слово в гортани, терпкое как вино,

Кровь на ладонях смыта его виной –

После такого кто тебя оправдает?

 

* * *

 

Глина от глины, необожжённому не обжечься.

Я не знаю ни счастья, ни слёз, ни мужчин, ни женщин.

До солнца ещё не дотронулся, а из вида теряю землю,

Для таких, как я, воздух – отрава, воздух – любовное зелье.

 

Я провёл здесь целую вечность, но не устал.

Вместо кожи глина, в глазницах блестит хрусталь,

Никогда не состарится тот, кто не был младенцем.

В мою сложную схему забыли добавить одну деталь –

Где во мне спрятано сердце?

 

Я спросил бы, зачем я здесь, но весь мир молчит.

Как захочется вдруг взорваться, вспылить, напиться,

Я направлюсь к солнцу, что ждёт меня там, в глубине печи,

Я направлюсь к солнцу, в которое слишком легко влюбиться,

Чтоб, наконец, узнать, где мои границы…

 

Шершавой рукой провести по горячей голени,

Из божьей печи выползти мягким, ранимым, голым,

Выпустить в сонный мир все слова, что застряли в горле.

Глине не стать человеком – любовь меня превратила в живого голема.

 

* * *

 

Светлый мой мальчик, где тебя носит Бог,

Где, по каким страницам тебя мотает?

Белый пушок дрожит над твоей губой.

Нет в этой сказке смерти, одна любовь,

Может быть, есть печаль, но и та святая.

Милый мой мальчик, там за окном светает,

Тень моя снова следует за тобой.

 

Жадный мой мальчик, где тебя носит чёрт,

Где и в каких притонах ты сам остался?

Как я устала вновь подставлять плечо –

Там, где его целуешь, не так печёт,

Дрожь твоих пальцев – неосторожный танец.

Мне надоело верить, просить, пытаться,

Спой мне ещё раз ласково ни о чём.

 

Лучший мой мальчик, как тебя носит мир,

Как ты живёшь в звенящем своём восторге?

Где-то в груди взрывается динамит,

Ты же успеешь сдаться в последний миг,

Сделку с самим собой, так и быть, расторгнув.

Это почти любовь, но не эрос – сторге,

Это почти что преданность, mon ami.

 

Если вернёшься – сердце моё возьми,

Я откажусь от этого только в морге.

 

* * *

 

Не забывай тех, кто ещё называет тебя по имени,

Поверь мне, что именно

Так замыкается круг истории.

Ты, конечно же, знаешь: всё, что случилось, того не стоило,

Но на самом деле у нас с тобой не было даже выбора –

Мы из этой страшной игры перед самым финалом выбыли.

Я навстречу к тебе иду по дороге, что сплошь из выбоин

Состоит,

По шагами/слезами меченной территории.

Слишком сложно закончить то, что кажется очень простым на вид.

Никому не говори о том, что до сих пор изнутри болит,

Оставайся нем.

Ночью красное солнце камнем лежит на дне.

 

Вспоминай меня каждый раз, когда месяц становится старым,

И не думай, что скажут однажды небесные комиссары,

Возвращайся ко мне –

Поворачивай вспять колесо сансары.

 

* * *

 

Дело к полудню. Вскрытие б показало,

Сколько смертельных язвочек зреет в теле.

Время нас вместе сплавило и связало –

Мы же другого будто и не хотели.

Каждый твой вдох мучительно осязаем,

Хватит об этом, глупая ведь затея.

Время уходит, солнце целует в темя.

Я не сказала – ты о таком сказал бы?

 

Дело к полудню, там за закрытой дверью

В мире живут любимые наши страхи –

Если не им, кому ты сегодня верен,

Всех остальных хотя бы по разу трахнув.

К вечеру время загнанным станет зверем,

Тяжесть воспоминаний золой и прахом

Снова возьмёт в тиски: ни вдохнуть, ни ахнуть.

Я не сказала – ты бы мне не поверил.

 

Дело к полудню, солнце ползёт всё выше,

Ветра б глоток, но ветер почти не дует.

Кто из двоих нас будет сегодня лишним?

Я не могу ни плакать, ни даже думать.

Ты у меня под кожей – куда уж ближе?

Время к виску приставит однажды дуло.

Мы бы остались вместе в одном аду, но

Я не сказала, ты меня не услышал.

 

* * *

 

Бремя легко, и пьяные слёзы мои легки,

Счастье недолгое с тёмным мёдом и молоком.

Красное платье, слишком высокие каблуки,

Тысяча бусин росы на шее, а в горле ком.

Тризна по тем, кто вновь поднимается высоко,

Кто до сих пор живёт, как весенние мотыльки.

 

Что же к июлю от нас останется? Ничего,

Только слова, слова и, конечно, опять слова.

Горькое счастье искать не нужно – оно же вот:

Красное платье и непокрытая голова.

Тризна по тем, кто тебя пытается целовать,

Кто, как и я, решает доказывать, что живой.

 

Бремя легко, и, кажется, даже печаль светла.

Солнце наружу из сердца рвётся, течёт вовне –

Красное платье хранит остатки его тепла.

Сколько, скажи мне, у нас осталось последних дней?

Тризна по тем, кто после всех слов остаётся нем,

Кто, как и ты, всё время сжигает себя дотла.

 

* * *

 

Мы потеряли сутки, но никому

Не говори о том, что мы снова здесь.

Красное солнце падает за корму,

Мир на ладони вдруг уместился весь.

Время уходит, время теряет вес –

С этим тебе не справиться одному.

 

Мы потеряли сутки, но никогда

Не говори об этом, молчи, молчи.

Всё, что потом останется, – лишь вода,

Синее небо, родинки у ключиц.

Ты отличишь меня от других волчиц –

Тех, что придут по тёплым твоим следам?

 

Мы потеряли сутки, и ничего

Не говори, не трать себя на слова.

Каждое утро чувствовать, что живой,

Помнить, как пахнут ягоды и трава.

Красное солнце капает на кровать.

 

Перевернуться медленно на живот

И, не спеша, ещё раз поцеловать.

 

* * *

 

Помнишь, как это было не с нами – с теми,

Кто отпустил на волю слова из горла,

Утром проснулся, выбежал в поле голым

Или всю ночь сидел на краю постели,

Не выдыхая, слушая сонный голос.

 

Сколько их было – светлых, смешных, игривых,

Тех, кто во сне, смеясь, поднимался выше,

Тех, у кого рассвет на ладони вышит.

Меньшее счастье – солнце держать за гриву,

Большее счастье, если тебя услышат.

 

Помнишь, как это было не с нами – с ними,

Теми, кто не боялся идти на ощупь.

Что может быть прекрасней, сложнее, проще?

Новая полночь панцирь ненужный снимет,

Где-то в груди огнями взорвётся площадь,

 

Ты, оглушённый, будешь стоять на месте.

Был ли кто рядом? Может, и вовсе не был,

Всё это просто вымысел, сказка, небыль.

Только однажды ночью проснутся вместе

Двое, во сне случайно упавших в небо.

 

Что будет дальше? То, что бывает с каждым,

Памяти не закрасить страницы белым.

Помни, под утро песни мои слабеют,

Но помолчи, и я расскажу: однажды

Серое небо выплеснет их на берег.

 

* * *

 

Первая сестра вяжет нить.

Я не знаю, что будет дальше, но больше так не могу.

Ночь тишиной обнимет обоих нас, под её руками не выдохнуть, не вдохнуть,

Время не лечит, часы отмеряют боль, нервное сердце таранит тугую грудь,

Нерождённое слово горчит во рту, горячечным телом своим согреваю ртуть,

Губами не ощущаю губ.

 

Вторая сестра тянет нить.

Одеваюсь теплее, ищу ладонью твою ладонь,

Растворяюсь в своих иллюзиях, непослушными пальцами волосы теребя.

В этом красивом городе стало пусто с тобой, но всё ещё холодно без тебя.

Так уходят от самых близких, так остаются из жалости, но никогда – любя,

Так, улыбаясь, идут на дно.

 

Я не прощаюсь, теперь останется

Никогда не жалеть, не плакать и не звонить,

Не вспоминать эти радость и боль, пустые слёзы, чужие сонные города.

Память в ладонях не удержать, она разольётся прохожим под ноги, как вода.

Смотри на меня, я оставляю тебе эту ночь, как бесполезный, но ценный дар.

Третья сестра разрезает нить.

 

* * *

 

Не смотри, как входят те двое в чёрном.

Сероглазая Эльза, скажи мне, какого чёрта

Ты каждый раз прогоняешь меня из чарта,

Где снаружи зелень, внутри брусчатка?

Потом в темноте засыпаешь чутко,

Тысячу раз мокрой спичкой чиркнув.

Навсегда уходя из дома, забыть перчатки,

Каждую ночь становиться чьим-то,

Всю жизнь говорить о чём-то.

 

Не смотри, как падает на пол гильза.

Сероглазая Эльза, скажи мне, какая польза

От того, что ты носишь в себе обузу,

Кто каждую ночь подступает к тебе обозом,

Непрошеных мыслей тяжёлым грузом,

Последнего слова инертным газом?

Где теперь все эти серьги, браслеты, бусы?

Я смотрю на тебя, и мои вопросы

Тают во рту, как кусок арбуза.

 

Не смотри, как льётся вино по коже.

Сероглазая Эльза, скажи мне, наверняка же

Ты знаешь, что я остался почти таким же,

Что каждый из нас подумает или скажет.

Закрывай глаза, в бреду опускайся ниже,

Падай к ногам и не думай об этом даже,

Не гадай, кому это было нужно,

Кто кем обласкан, а кем обижен.

Сероглазая Эльза, всё, что осталось важным –

Не смотри, на то, что сейчас я вижу.

 

* * *

 

1.

Прошлое пахнет горячей сдобой, но оттого и больней, обидней.

Ты выдыхала бессильно, злобно: я не хочу тебя больше видеть,

Ты вытирала чужие слёзы, но и ревела сама потом же.

Выпусти солнце пока не поздно, не отрезая кусок потолще,

Выпусти сердце своё на волю, над головой пустота синеет,

Если ты знаешь, что будет больно, надо ли делать ещё больнее?

Где-то внутри тебя бьётся слово, счастью быть долгим, печали – светлой.

Всё, что сегодня тебя не сломит, будет тобой же однажды спето.

 

2.

Июльский полдень, жадное солнце в окно стучится.

Я ещё помню каждую родинку на ключице,

Каждый твой шрам и каждую линию на ладони.

Прошлое пахнет сдобой, дурманом и белладонной,

Счастьем больным, безумным, бессонным, почти бездонным.

Мы пытались быть целым, но всегда становились дробью,

Моё нервное сердце испуганно билось в рёбра…

Тихо. К вечеру солнце становится красным, спелым.

Помнишь, сколько всего мы не сделали, не успели?

Я вернусь для того, чтобы ты мне ещё раз спела.

 

3.

Кажется, будто грудь разъедает щёлочь,

Но мне не больно, не страшно, а горячо.

Солнце касается ласково мокрых щёк.

Так спой мне ещё,

Спой мне, прошу, ещё раз.