Пианист
Под пальцами – отдышки измерений,
Вибрации несросшихся высот.
В тисках игры протест сердцебиений
Безумию овации куёт.
В конверте зала скомканность признанья
Оправдывает зреющую боль.
Крест музыки – возвысить до страданья,
Зачитывая нотный приговор
Помаркам лиц, в ушибах вырожденья,
Покрою судеб, сгорбленных тоской…
Мгновение!
И раны вдохновенья
Смирительной затянет тишиной.
Июль 2006 года
Продроглое
Н. С.
Что является главной приметой весны?
Талый снег на обочинах черновиками!
Испещрённые стужей прошедшей листы
Нам уже не прочесть...
Захлебнуться словами –
Привилегия выбранных мартом земель,
В них сокрыты пристрастия смертных поэтов.
Рифмы каждой зимы поминает капель,
Оставляя печаль на поверхности света!
Март 2004 года
Про-зрение
В Евангелии написано:
«Какая польза, если ты весь мир обрящешь,
а душу свою погубишь?»
М. Э.
Глас Души – не возглас тела!
Учащённый пульс Творца…
Плоть взрослением болела:
До тернового венца
Сердце высь короновало.
Для молитв – хватало птиц...
Смерти смертной жизни мало!
Вертикальный грунт границ
Был нанизан на Распятье.
И Лукавый поднял гвоздь:
«Ты внушал, что люди братья?
В НАШЕМ братстве мера – злость!
Что, притихли, фарисеи?
Обжигает души грех?
Слава гордой Иудее!
Из земных её прорех
Змеи тянутся, узлами
Метят жертвенный улов…
Ваш Спаситель перед вами!
Агнец предан! Пейте кровь!»
На Кресте не до пророчеств…
Но с Креста не виден ад!
Просит Сын:
«ПРОСТИ ИХ, ОТЧЕ!
НАУЩЕНИЕМ ТВОРЯТ!»
И над поприщем расправы,
С рук кормившей вороньё,
Вдруг взметнулось:
«БОЖЕ ПРАВЫЙ!
ВИЖУ...
ЦАРСТВИЕ...
ТВОЁ!»
Вопрос
Что есть Высота?
Индульгенция с видом на Небо?
Когда всепрощением переполняются сны,
Когда можно втиснуться в очередь жаждущих хлеба
У Божьей пекарни…
Испробовать мякоть весны
И НЕ осознать, что щедротами долготерпений
Усталый Спаситель пытается выгадать час
На слёзную радость, на лица в киотах прозрений,
На то, что таила финифть подсознания в нас.
апрель 2007 года
Эхо без героя
Дробь закрытых дверей и зашторенных окон.
Мир – опальный Эдем на ходулях ветров.
День затравлен в затвор – луньем полнится кокон
Поднебесий, в тоске перевода часов.
Где сокрыт циферблат, по которому мает
Механический люд электронная резь?
Кто тот стрелочник, что… времена подгоняет?
И к чему этот фарс, с переливами в спесь?
Шесть десятков минут не обнимут любимых…
Шесть десятков минут не отчувствуют то,
Как взойдут старики в суету херувимов…
Шесть десятков минут не родится никто…
Неопознанный Час, словно беглый правитель
Будет ставить ловушки рассеянным снам…
Пусть хотя бы один оступившийся житель,
Безнадзорно прочтёт недозволенный нам
Чистокровный
фрагмент
бытия…
26 марта 2007 года
Гадание по линиям ладони...
Что тебе эта давняя тяга к побегам?
За мечтами – полно изумлённых птенцов:
– Здесь не так, как спалось!
Мы застигнуты Небом,
По молитвам наотмашь святых мертвецов.
Нам открылись пути, но маршрут подменили
Кольцевые огни предполётных растрат.
Здесь – не нам суждено… Здесь не нас окропили
Эликсирами звёзд – несгораемых дат.
Что тебе эта боль? Будто смерть под наркозом,
Будто быль на «ура» знает небыль на «пять».
Будто, если прошить Oдиночество прозой, –
Станет чуть невесомее роскошь летать…
Что тебе эта ложь?..
23 января 2007 года
Танго навзрыд
Н. С.
…Ритма шершавоё жало:
Вытянет душу на Свет.
В дымной абстракции зала
Брошен на чёрный паркет
Атлас изящного боя:
Импровизация впрок…
Хочешь, оставь за собою,
Этот любовный урок…
Хочешь, возьми на колени
Тени бунтующих рук…
Сузился сердцебиений
Предупредительный круг!
Дикое тикает соло…
Форте испуганных струн…
Ты обезумел, Пьяццолла!
Из отшлифованных лун
Пьёт полусладкие страсти
Губ напомаженных соль…
Разоблачённое счастье,
Шёлком стянувшее боль,
Вертится куклой усталой,
В бешеной нежности нот…
Астор, не вздумай сначала!
Боже, ни звука вперед!..
20 января 2007 года
Предполётное
Выключи свет!
Он мешает мне думать,
Как видят слепые…
Пусть голгофы вибраций,
Случайность предметов и снов
Избавляют от ярких сплетений…
Точные атласы торных зрачков
Искажает Московское Время:
Оно собирает превратные лица
В кустарные россыпи слёз…
Выключи свет!
Он мешает запомнить,
Как движется Сердце
К полной
потере
Земли…
Июнь 1995 года
Здесь и сейчас
Плащаницу высот,
Как проеденный молью покров,
Гложет Время Чужих,
Самовольно черпающих Вечность…
И слоится безбрежность
Под натиском гончих ветров.
И мелеет в сердцах,
Отвечающий за Человечность,
Нимб Безгрешной Любви –
Сиротливо болящая даль,
Вековая тоска
По врождённой поэтике Рая.
И кровит на иконах
Победная русская старь,
Близость Судного Дня
Богомольцам своим предрекая.
Мир куёт пустоту,
Как когда-то кресты золотил:
Без оглядки на сон,
Претворяющий бренную славу.
И стучат мертвецы
В колокольные своды могил,
Воскрешая живых
Для духовной войны за Державу.
Крамола
Опять история страны
Страшится будущей огласки…
В основе замысла – развязка
Всех преступлений старины.
В зерне языческих хлебов –
Горчащий привкус вероломства.
Ума лишённое потомство,
С упорством загнанных волков,
Бросает в сторону долин
Свои предсмертные угрозы…
Но кровью вспыхнувшие слёзы
Пойдут на краску для картин!
Так на портретах мудрецов,
На ликах правящих провидцев,
Глаза убитых очевидцев
Проявятся…
… в конце концов!
* * *
Позволю высказать Закат…
Пусть тяжелеет
Постепенным
Перечислением утрат,
Как-будто колокол Вселенной,
Качает небо по живым,
По многодетным усыпальням,
Покуда спит Последний Рим
В непостоянстве виртуальном…
А те, что вычерпали гарь
Вечернего самообмана,
Идут в намоленную даль,
Неся в себе привычку рано
Вставать.
До первых петухов.
До зим,
К теплу не подпускавших.
Былого времени улов
Оставлен, как не оправдавший
Библейской близости высот…
Когда имён на покаянье
Слезам святых не достаёт, –
Позволю высказать… молчанье.
Протяжный перечень смертей
В междоусобном гимне века…
Не будь Земли,
Все те, кто в ней,
Не замышляли бы побега!
Февраль 1996 года
После Беслана
Мой Господь, ну давай!
По душам?
Откровение за сокровенность…
Ты такое мне с детства внушал,
что усвоила: Слово – Вселенность!
Ты кадил, как поил ключевой…
В ожиданиях будущей встречи,
Ты калил мою плоть высотой…
Посвящённая в рекруты речи,
я калечила царственность поз
составителям века распятий.
И была испытателям слёз
на кону полигона проклятий.
И терпела певучесть кнутов.
И сама подставляла им спину…
Но, мой Бог, этот мир не таков,
чтобы Ты посулил ему Сына!
Эта явь – не для светлых детей.
Эта явь – на заклание Света.
Посмотри, сколько лучших смертей
не раскаяла горе-планета!
Сколько крови в купели сердец
мы впитали ценою смиренья…
Я прошу, утоли, наконец,
жажду тех, кому гибель – Спасенье!
Или сделай ещё что-нибудь…
Даже, если ещё – безнадёжно.
Даже, если потом – не вздохнуть,
потому как свобода острожна.
Даже, если останется шрам
там, где жизни у веры убудет.
А потом помолчим…
По душам…
Как обычные...
вечные…
люди.
2004
Схимонаху Исаакию
Страна вынашивала тромбы –
захоронений тайных гнёт…
Русь загоняли в катакомбы
творцы карательных щедрот.
А в резервацию Исхода,
в константинопольский затвор,
святыни падшего народа
несли расстрельный приговор.
Русь полыхала кумачами
и свежевала Свет крестов.
Братались жертвы с палачами
под гул анафемы веков.
По куполам церквей бездетных
шли пятипалые рубцы.
Чума в побоищах победных
плела терновые венцы.
Слепцы слепцам винились слепо:
нельзя за совесть, так за страх…
И лишь земля в боях за небо
не принимала корни плах!
2003
Памяти Черубины де Габриак
Звёздами затканный вечер –
Время невидимой встречи.
Елизавета Дмитриева
Она изобретала счастье…
Как только день сходил на нет,
судьбы притихшие напасти
вбирали падающий свет
от беглых звёзд, от траекторий
их выгорающих чудес.
Она, своей не помня роли,
учила реплики небес…
И всё хворала совершенством:
из совершенно слабых крыл –
незаживаемо блаженство
с узорной вышивкою жил, –
кроила радости паренья
души над рунами дорог.
Сойдя в проталины моленья,
ей потакал влюблённый Бог...
2005
Из февраля
Я родилась в тот час, когда
мир просквозил себя до хруста
морозным днем…
Кругом так густо
переливалась чистота!
И даже вытканная суть
на полотне заиндевелом
крошила солнце белым мелом.
Я родилась, чтобы тонуть
в околоплодных холодах
разгорячённой круговерти.
Жизнь выбирала дату смерти
И тяжелела на весах...
1998
Побег навстречу
Я всё ещё вижу примету судьбы –
отчётливый знак предстоящего года.
Как пасмурный полдень в горниле войны,
«Дневник Одиночества», сводка исхода
души, что плетёт анатомию стрел,
которыми буду калечить границы.
Тщедушные оползни сдавших Предел
увидят обряд посвящения в птицы!
Прощален прощению отданный взгляд.
Как выстрелам желчи поспеть за беглянкой?
Я больше не вспомню искусственный сад,
в котором ветра заменяла шарманка –
унылая, вялотекущая высь,
с дрожащей луной из цветного картона.
Я больше не стану разучивать мысль
о том, что свобода в прицеле закона –
единственный выбор для выбравших дар
летать у земли, опасаясь паденья…
Я всё ещё чувствую: мёртвый Икар
не в силах забыть вертикали прозренья!
2003
Иные
Мы собственники звука, волхвы первопричин.
Мы беженцы из круга безмолвных величин.
Покуда тьма кроится высокопарным сном,
мы погружаем лица в Небесный водоём…
1998
Татьяне Осетровой
Где были мы? В каких мирах
играли в солнце с янтарями?
На безымянных берегах
морей, пробитых якорями
до дна доплывших кораблей,
до сна хлебнувших зла матросов, –
мы сторожили россыпь дней.
В любви, не слышавшей прогнозов
гонцов из метео темниц,
поющих почести ненастьям.
Мы звали перелётных птиц
передохнуть от пыток счастьем.
Живущие на всех парах,
обветренными голосами,
перекликались с небесами
без тени старости в словах
из небыли,
где были…
мы?
2009
Сон лилии
Не зовите меня никогда
в ту страну, где вольны снегопады.
Я – цветок Гефсиманского сада...
Я – проросшего Неба звезда...
Моя память хранима травой,
что сплела изумрудные своды...
Может, в этом и мало свободы,
но какой первозданный покой!
И какой неисполненный Свет
в лепестках набирает рожденье!
Не губите меня сожаленьем,
вымерзающим в тысячах лет.
Пусть устану – крестом на ветру,
но не стану безвинно распятой.
Я – цветок Гефсиманского сада.
Я уже никогда не умру.
1984
Встреча
Мозаика тончайшего стекла
мне Неба давний лик напоминает.
И надо мною прошлое витает.
И в лике том уже растворена
моих молящих губ неосторожность.
Отчаянного взгляда глубина
отражена… Какая невозможность
того, что я была, была, была!
Тогда с Тобой, послушницей-подругой…
Я помню звуки, запахи, места,
трагическую насыпь полукругом
у наспех завершённого Креста…
Я помню всё. И я спешу понять
в Твоём, случайно узнанном портрете:
спустя все эти скорбные столетья
нам вновь дано друг друга потерять?
1983
* * *
Будет однажды разгадана
вся моя тайная жизнь:
пальцы святого Анатома –
ангела для укоризн
вскроют опальную музыку,
мысленных струн торжество:
всюду узлами (не узами!) –
это моё волшебство.
Всюду штормящими нотами
обезображена гладь…
Знать бы, какими свободами
было крамольно страдать.
Знать бы, которую истину
ополоумила ложь.
Каждому вздоху – по выстрелу
в сентиментальную дрожь.
Каждому взгляду – по тлению
битых в затмениях лун…
Все поднадзорные гении
знают свой судный канун.
В час, когда высь полновластная
изобличает тоску, –
ангел,
поставив
на к р а с н о е,
Душу приставит...
к виску!
Письмо Винсенту Ван Гогу
в май 1889 года
(больница для душевнобольных в Сен-Реми)…
Мой ангел буйнокрылый,
мой брат по сокрушенью!
Нас одолели силой
творцы умалишенья:
вдавили в перекрестье
обманного покоя.
А то, что мы не вместе
опущены в земное –
всего лишь промежуток,
игра в лото на даты.
Столетие из суток
отъявленного ада, –
всего лишь опечатка
в одной из наших судеб.
Мне тоже здесь не сладко:
меня пугают люди.
Я в них не вижу красок, –
одно кровосмешенье.
Со сменою повязок
проходит искушенье.
И хочется подначить
Дарителю отсрочек,
прожив себя иначе.
Пока…
разборчив…
почерк…
Восемь взмахов к безмолвию
В. Шукшину
Отпустите бойца в наспех вырытый сон.
Протрубите отбой первым комом утраты.
Раскрошите тоску на помин для ворон:
пусть отведают быль свежей горечью даты.
Медный колокол бьёт тяжесть выслуги лет,
да ветрами гудит злой молвы скоротечность.
Пригубите с утра недопитый рассвет
краткой прозой глотка…
по мою…
человечность.
© Лаура Цаголова, 1983–2013.
© 45-я параллель, 2013.