Леопольд Эпштейн

Леопольд Эпштейн

Четвёртое измерение № 13 (433) от 1 мая 2018 года

Ночное зренье

* * *

 

Ястреб летит над большой дорогой

(В каждую сторону – пять полос),

Летит, держась середины строго –

Зачем ему это, что с ним стряслось?

 

Чуть я не врезался, рот разинув,

В автобус, идущий передо мной.

Что ему – нравятся пары бензина?

Он с голодухи такой дурной?

 

Поток ускорился. Рот закрыл я,

И только мельком швыряю взор.

Неужто он так разминает крылья

И расширяет свой кругозор?

 

Всё, проехали. Птица скрылась.

Где-то над крышей вверху – как тень.

Что это было – вопрос на вырост?

Чудо – чтоб помнить – на чёрный день?

 

2018

 

* * *

 

Фейсбук постепенно становится городом мёртвых.

Ну, не исключать же из списка друзей отошедшего с миром!

И вот поступают стандартные уведомленья:

«Поздравьте такого-то, это его день рожденья,

Скажите ему...» – и так далее. Даже не сразу

Понятно, о чём же здесь речь, а когда понимаешь,

То стуком в висках отдаётся движение крови.

«Скажите ему!» Вот сейчас и скажу, только с мыслями малость

Собраться мне дайте. Сейчас и скажу, непременно...

 

Но глянешь в окно, а в окне, как обычно – погода:

Не солнце, так дождь, или снег, или облачность просто,

Погода, которая как-то меняется, дышит,

То быстро колеблется, то замирает надолго –

И вдруг успокоишься. Нет, ничего не случилось.

 

Я помню: стоял я, совсем очумевший от тряски

(По знойной дороге в вонючем автобусе старом),

В Дербенте, на древней стене крепостной, и смотрел, прикрывая

От солнца глаза, на огромное кладбище снизу,

И думал, что город с историей в чём-то надёжней,

А память похожа на камень, но он долговечней.

 

2018

 

* * *

 

Символ и образ царят легко,

Сила – громадная:

Белая буря, чёрный конь,

Красная мантия.

 

Солнце застыло в просветах крон,

Хрупкость – сусальная.

Чёрные пушки, красная кровь,

Белые саваны.

 

Это не вымысел, нет, мой друг,

И не схоластика:

Красное поле, белый круг,

Чёрная свастика.

 

Так всё и сводится к трём цветам,

Время – не переменная.

Чёрное, белое, красное – там,

Где до сих пор – Вселенная.

 

2018

 

1923

 

Мандельштам берет интервью у товарища Хо Ши Мина:

Высокий идейный уровень, но стилистика – так себе.

Представляю, как это было: оба смотрели мимо,

Каждый смутно догадывался о своей судьбе.

 

Ни один не получит «нобеля» – разработчика динамита

Не хватает на всех литераторов и великих борцов за мир.

Вьетнамцы ещё называются по-старинному: аннамиты,

Ленин ещё не преставился, Сталин ещё не кумир.

 

У Осипа у Эмильевича – блокнотик и карандашик.

Хо Ши Мин не любит французиков, в этом можно его понять.

Странные собеседники – с учётом того, что дальше...

Жизнь полна несуразностей. Грешно на неё пенять.

 

2018

 

Ночное зренье

 

Сначала, когда выходишь вечером на прогулку,

Прямо ни зги не видно. Как смерть, темнота сильна.

Тень любая, пугая, загадывает загадку.

Нет на земле покрышки, не видно у неба дна.

 

Поймать момент привыканья практически невозможно:

Скорей уже – засыпая, поймаю – когда засну.

И вдруг – волшебное счастье: видеть каждую лужу,

Капли, в неё летящие, дерево на посту.

 

И всё – и идёшь, и видишь, и варится что-то, зреет,

И снова ты царь природы, из мелких её царей.

Оно с годами слабеет – наше ночное зренье –

И, в силу этого свойства, становится всё ценней.

 

2018

 

* * *

 

На фоне вздыбленной эпохи
Те, кто интригу создают –
Бандиты, воры, скоморохи –
Тасуют карты и сдают.
Они в свою игру играют,
Висты считая на полях.


А вот и мы мелькаем – с краю –
В эпизодических ролях.

 

2018

 

* * *

 

Тра-та-та-та, ла-ла, ла-ла...
Сижу, по краешку стола
Стучу мелодию простую.
Красивый день, а я гриппую.
Пять лет как мама умерла.

Вот, помнил дату, а с утра
Забыл. Та-та-та, ра-ра-ра...
И слов почти не нужно: сами
Уходят. Вроде бы – игра.
Под голубыми небесами
Неразличимая глазами
Сияет чёрная дыра.

https://ssl.gstatic.com/ui/v1/icons/mail/images/cleardot.gif

2018

 

* * *

 

Осенним вечером – где скрыться от хандры:

На кухне спрятаться, в сортире запереться?

За двери выскочить, надеясь затеряться

В древесном сумраке? Здесь не хухры-мухры –

Не хватит хитрости. Застукает, учует.

Не притворишься даже дохленьким жучком

(мол, кверху лапки и не двигайся, молчком) –

Пустые хлопоты. Очнёшься под сачком.

Но есть, как помнится, и правила игры:

Сама нагрянула, сама и откочует.

 

2017

 

* * *

 

Не приведи дожить, Господь,

До дряхлости души и тела,

Когда уже забудет плоть,

Зачем жила, чего хотела, 

Когда – что лето, что зима,

Что свет, что тьма, что ночь, что полдень...

А ум, лишившийся ума,

Уже не сможет ей напомнить. 

 

2017

 

* * *

 

Октябрь. Теплынь, вводящая в соблазн

Принять за благо разогрев планеты.

Смотрю, как вечер падает, слоясь,

И в пруд роняет жёлтые монеты.

 

С коротким рукавом (в каком пальто??!)

Бреду себе у осени по краю,

В стихах пытаясь выразить всё то,

Чего не знал и в жизни не узнаю.

 

2017

 

Ситуация

 

Два любовника старинных,
Он вдовец, она вдова.
Утро. Чай в её гостиной.
На столе – пирог с малиной.
Ясно всё, как дважды два.

Не боясь соседской слежки –
У открытого окна.
Он уедет, но без спешки.
Прежней страсти головешки,
Он вдовец, вдова – она.

Было всё – куда уж жарче? –
Ярче было и темней.
Что ж задумался ты, старче:
Жалко? Ей – намного жальче.
Мир таков, что жальче – ей.

Пролетело время ланью,
И, должно быть, потому –
Уступило ожиданье
Обоюдному желанью
Доживать по одному.

Ситуация проста ведь –
Тут на сложность не свалить.
Так что лучше так оставить,
Всё равно же: ни прибавить, 
Ни отнять, ни разделить.

 

2017

 

Картина мира

 

Сатир отлавливает фею.
Ему завидует пастух.
Инсектицидом бойкий фермер
Уничтожает ос и мух.

Начальство выборного типа
Народ разводит на бобах.
Сократа мудрая Ксантиппа
Пристроила на службу в банк.

Вода стекает по каналам,
Куда строители велят.
Завод, почти без персонала,
Штампует дроны для солдат.

Монах взывает в келье к Богу,
Привычной страстию горя,
Пока идущие дорогу
Осиливают втихаря.

 

2017

 

* * *

 

«Звонила Вера: умер Алексей.

Давно был плох. Я предложил ей денег,

Она не хочет. Ты зашла бы к ней».

«Когда его хоронят?» – «В понедельник».

 

«Звонил Серёжа: Неля умерла.

Вчера. Отмучилась, как говорится.

Такой красоткой в юности была...»

«Хоть умерла-то дома?» – «Нет, в больнице».

 

«Пришло письмо от Ляли: Кости нет.

Был на рыбалке – и упал. Мгновенно».

«Он, говорят, закладывал?» – «Да нет,

Не больше нас... Закупорилась вена».

 

«Вам – телеграмма». «Вызывает Львов».

«Ты знаешь, Вова, ночью тётя Таня...»

Есть бездна смерти. А её покров,

Её обёртка – дело воспитанья.

 

«Максим Андреич... Около пяти.

В сознании. Держал за руку Майю.

Нет, не молчал, пытался пошутить.

Последние слова? – "Не понимаю..."»

 

«Я думаю, что вскорости – за мной.

 Прости». – «За что?» – «За то». – «Ты что!.. Прощаю».

«Там, помнишь, у Чайковского в Шестой?..

Да, помнишь!?. Есть у нас конфетки к чаю?»

 

1992, 2017

 

* * *

 

Муж умер. Сын женат. Теперь живёт одна.

Дом надо продавать: зачем такой огромный?

Но переезд – страшит. Поэтому она,

Не зажигая ламп, сидит в гостиной тёмной.

 

Конечно, время всё поставило уже

На должные места и сгладило изломы.

Где дерево шумит – за домом ли, в душе?

Знакомый двор в окне и шум давно знакомый.

 

Что память говорит? – Да так, с листвой в ладу,

Невнятицы полна и слов не подбирает.

Жизнь в ширину мала, но велика в длину –

Подобная тропе, которая петляет.

 

Реликвии души нисколько не ценней,

Чем озеро в дожде и ягода лесная.

Она сидит одна. А есть ли Бог над ней,

Следит ли он за ней – не ведаю. Не знаю.

 

Да если и следит – чем может он помочь

Унынию ума, глубокой лени тела?

День, вроде, отошёл. Подкатывает ночь.

А лампы не зажечь – рука окаменела.

 

1992

 

* * *

 

Отекают ноги. Часам к шести

Вечера – уже, как говорят, нет мочи

Дальше бремя бытия нести.

Потом – просыпаюсь в четыре ночи

 

От того, что нечем дышать. Лежу

Как корабль разбитый на песчаном мысе.

Регистрирую невнятный бессловесный шум

Там, где ещё недавно крутились мысли.

 

Похоже, срабатывает наследственность. Сдаёт

Сердечная мышца. Но нет охоты

Начинать спасительный манёвр (отход),

Делая выживанье своей работой.

 

Как отшучивался мой отец страдающий,

Всеми укоряемый за беспечность:

«Лучше сердечная недостаточность,

Чем недостаточная сердечность...»

 

2003

 

Любитель оперы


Певица на сцене в серебряном платье

Поёт о любви, выходящей за край.

Кто в оперу ходит, кто денежки платит,

Тот либо богат, либо верует в рай.

 

В подобранном галстуке, в строгом костюме
Сидящий с достоинством рядом с женой,

Он слушает пенье хрящами, костями,

Ему пищевод перекрыло волной.

 

Обычно он скромен, не очень напорист,

Критичен к другим и себе самому,

Но в эти минуты он мчится, как поезд

Лучом разрывающий мутную тьму, –

 

Без цели, без графика, даже стоп-крана

Лишённый, абсурдный, как наше житьё.

Ах, если б владелица меццо-сопрано

Могла бы представить, как любят её!

 

Но ей, в каплях пота от жарких софитов,

Его ощущения так же чужды,

Как, скажем, пожарникам – бредни софистов,

Когда не хватает напора воды.

 

Она, задыхаясь – такая рулада

Безумного голосу стоит труда, –

Как райская птичка из жгучего ада

Волшебные песни бросает сюда.

 

2005

 

* * *

 

Проснувшись в ночи, я лежу на спине,

Лежу, как на дне, в глубине этой ночи

И слышу, как дышишь ты, дышишь во сне,

И сон твой спокоен, и сон твой ко мне

Сегодня совсем не относится. Впрочем,

Относится краем. Высоко-высоко

Мой ангел-хранитель парит, словно сокол,

Твой сон охраняя. Проснувшись, лежу

У ночи на дне, в тишине нерушимой –

Когда б не дыханье твоё, я решил бы,

Что время исчезло – лежу и гляжу,

Открывши глаза, в темноту над собою,

Туда, где над плоской волной потолка

Твой ангел парит, изготовившись к бою,

И мой – рядом с ним, чтоб сразиться с судьбою –

Как будто не знают, что жизнь коротка.

Меж нами и ними плывут облака.

Как трудно смотреть: темнота глубока,

Глубь ночи темна. И дымок над трубою...

Спи, милая, спи. Всё в порядке пока.

Спи. Всё хорошо. Ты со мой. Я с тобою.

 

1997