* * *
А если мы всё же решим в этот сад
войти и остаться,
застигнет ли нас золотой листопад
на цифре двенадцать,
повиснет ли полночь последней из нот,
пробивших пространство,
как поезд, простивший себе недочёт
непрожитых станций?
И станет ли время играть в поддавки,
ютясь по соседству,
пока наши руки, сплетая венки,
возносятся в детство?
А если решимся войти в новый дом,
пока ещё живы,
какие мелодии чисто споём,
какие фальшиво?
И если мы ноту одну на двоих
тянули, как санки,
пока не затихла, в сугроб угодив,
душа-наизнанку,
оставим ли след мы, почти двойники,
не снегом, так мелом?
На белом пейзаже белеют стихи
пробелом, про-белом…
* * *
Меж беспричинным небом
и бессмысленной бездной
я балансирую,
риском дешёвым бравируя.
На часах моих – осень.
На лице моём – лето.
И жёлтые листья несовпаденья
скрывают
приземлённость поступков
и оправданием служат
несовместимым тропинкам.
И хотя поступь моя воздушна
и балетно-божественна,
я получаю одну за другой
похоронки из рая.
Но не являюсь
на траурный митинг сознанья –
на мой листопад,
что преисподнюю празднует
шумно, торжественно.
Обходя облака,
обращаясь на Вы
к вызывающим всхлипам погоды,
я посылаю приветы воздушные смерти
и в реверансе напрасном склоняюсь.
* * *
И я проходила по вашим мостам.
И я находила, что шаткие смыслы
подобны смотрящим в упор небесам –
без тени восторга и пут укоризны.
И я говорила о времени вспять,
о времени, дальше которого – бегство.
А вы продолжали опять и опять
мосты разводить, разрушая соседство.
И я замечала, что белым ночам
приходится вдруг становиться седыми.
Но мне не случалось судьбу уличать
за то, что давая, попутно отнимет.
И я понимала по вашим следам,
по лицам музеев, театров, отелей,
что, если найду, непременно отдам,
пока вы мосты развести не успели.
* * *
Мой путь – парабола на дне вселенной координат.
И я не знаю извилин её топографии толком.
Там переписан кем-то набело Дантов ад,
чтоб он казался другим не таким долгим.
Там чья-то тень утверждает право своё на плоть,
не признавая право других на тени.
Харон, захлебнувшись забвеньем, забыл про плот
и у реки ищет бездомное вдохновенье.
Там ни дождей, ни солнц не случается в небесах,
а небеса – словно выцветшие кулисы.
Их главное свойство – не выситься, а нависать
над массой безликих душ, не признающих низа.
И я – в нижнем круге – причиной своей темноты,
просвету абсцисс, игольно-евангельским ножнам
учусь возвращать милосердье, когда не хватает любви.
и обретать любовь там, где любить невозможно.
* * *
Мы начали с самой высокой ступени –
и небо смеялось, касаясь нас взглядом.
И мир не гордился ни светом, ни тенью,
а стало быть, не было рая и ада.
И опыт не вырос в преграду для веры –
в нём не было окостеневшего знанья.
И в каждой частице жила своя мера,
лишённая тяжести вос-поминанья.
Но мы опускались, делясь на сравненья,
цепляясь за призраки, как за перила,
Меняя на цели азарт откровений,
пока наша цельность на смыслы делилась.
И с каждой ступенькой рос опыт изгнанья,
и чувства – свою вертикаль обретая,
А плоть зарастала ростками познанья.
И в каждом уже шелестело:
– Нагая!
* * *
Я осталась дома – плести ковры,
иногда выходя, чтоб раздать не по чину.
Извини, но в мире беспросветной игры
я опять не стала деловым мужчиной.
Мне казалось, плата столь высока,
что не стоит портить реноме царицы.
Пенелопам проще не спать до утра,
а потом – назло женихам ложиться.
Можешь за руку вывести в гидропарк –
от осад устав, всё ж осталась певчей,
мимо пар плетущихся и плетущих парк
провести… Но нити у последних крепче.
Лишь прошу об одном: не превратись в персонаж,
всем словам моим назначая цену.
Я и так слишком яркий нанесла макияж
перед нашим выходом на большую сцену.
Ну а если выбегу за непрочный порог,
понесусь над миром бесхитонно-босая,
привяжи хотя бы парой-тройкой строк,
прорисуй мой воздух – я ускользаю…
Но уже свысока, где не видать ни зги,
выходя из себя, я смотрю невинно,
как язык на тело кладёт мазки,
прежде чем сделать его картиной.
* * *
Короткие вспышки встреч
в жизни на ощупь.
Никак не разбиться насмерть
посреди мигающих фонарей.
Если бы ты существовал,
я бы ослепла.
Окружи темнотой надежды...
* * *
Грех – белый снег,
смуглое тело,
обнажённый день.
Никаких соблазнов –
холодно.
Души скользят по льду,
поверхностны, ласковы,
чуть отстраненны –
как и положено
душам.
Их античные статуи
празднуют свадьбу.
Снег за стеклом –
белое платье –
загадка тела –
души загадка.
Аполлон
в каждом изгибе,
сегодня снег –
твой хитон.
Холодно.
Лавр –
не для наших зим.
Торжество –
лепестково, ромашково,
любит-не-любит –
сквозит.
Легкий ветерок
пробегает по пальцам.
Дельфийский мальчик,
кто-то из нас –
смертен…
* * *
На той высоте, где ни звука, ни вздоха помехи
уже не коснутся привычным земным обаяньем,
и прожито всё – до последней пасхальной омеги
в пределах родных, подготовивших сердце к изгнанью,
я слышу: ты – тот, кто не хочет в закрытые двери,
но всё же проходит сквозь опыт желанных вторжений,
с охапкой гармоний – к моим атональным апрелям
уже на пороге постигнув закон возвращенья.
Мне жаль: я тебя уже тысячу раз описала
во всех партитурах чужих, узнаваемых в профиль,
пока ты себя раздавал исступлённому залу,
шаманом, отбросившим маску надменного профи.
Мне жаль: ты не первым касаешься трепетных клавиш
то странником тихим, то первопроходцем упорным,
прочтя перед входом: Войдёшь – и надежду оставишь,
шагнув… Отшатнувшись: а, может, не стоит – повтором?.
Ты тему ведешь, как Вергилий – по кругу, по кругу,
по белым ступенькам покорного тела рояля,
попав в диалог виртуозный с настойчивым звуком
и с теми, что в паузах робких навеки пропали.
Ты вспышками мыслишь, атакой уверенных пальцев,
лавиной аккордовых выкриков, взрывами зноя.
Конечно, ты можешь и ласковой классикой вальса
любой мотыльковости вторить в традициях Ноя.
Зачем же в ковчеге проворном так много незваных
и клавиши пенятся, вспомнив себя в Пастернаке,
и слух закипает на той частоте, где гурманы
рискуют обжечь ожиданья о темную накипь?
Сиринга
Я больше, чем одна
и меньше, чем вдвоем.
Я – мыслящий тростник,
когда подует ветер
и полая свирель,
когда он перейдёт в погоню...
Это – Пан.
Но я умею петь.
И я ему достанусь только песней.
* * *
Ускользать, как шёлк из рук китаянки,
оставаясь при-косновеньем Востока.
И уже спиной излучать осанку,
но ещё лицом не дойти до порога.
Ускользать, как воздух, за который можно
зацепиться, тотально став невесомым.
А потом неожиданно жизнь подытожить
и родиться с новыми хромосомами.
Ускользать, как сон, лишь откроешься утру,
чтобы солнцем смыть ночные кошмары,
повторяя простые, но верные сутры
на татами, напоминающем нары.
Ускользать, отказавшись когда-либо вспомнить,
что следы бывают иного свойства.
Так, при возвращеньи обновлённая сома
остаётся в тебе и мерцает спокойствием.
Ускользать, как мысль, за которой право
мысль отбросить, если нельзя усвоить,
а потом в безнадёге запеть Ave,
от сопрано вдруг перейдя к вою.
Ускользать, как лишняя доля в такте,
придающая новое направленье
музыке, прозвучавшей бестактно,
пока к ней не прикоснулись руки гения.
Ускользать из ладоней, лучащих ласку,
оторвав бутон головы от тела,
зацепившись за свойства картонной маски,
защититься от любящих рук Отелло.
Ускользать по придуманной вертикали,
высотой оправдав неумение видеть
со смотровой площадки подарок горизонтали,
без которой небо не стоило и выеденного...
Ускользать, как взгляд, что споткнулся о тело,
за которым тщится найти иное,
но не может выбраться за пределы,
потому что привык познавать земное.
Ускользать, унося за собой нежность,
не рас-плёскиваясь по дороге к свободе,
заставляя пульс памяти биться реже,
с каждым шагом переводя его в плоть мелодии.
Даже если однажды попасть в невозможность,
убедив себя, что обет просрочен,
ускользать, как змей, что меняет кожу,
на руках оставив лишь оболочку.
* * *
И тогда мне открылось,
что можно петь
под ветер и воду,
играть на флейте,
не держа её в руках,
и водить кистью по воздуху.
А ещё целовать время
за нанесённые обиды
и прощать ему всё
за минутную милость обморока,
когда можно очнуться
в той же точке отсчёта,
а век будет натягивать
иные истины...
Истинно говорю вам:
мне открылась
дверь на улицу,
на которой я не бывала
и стоя на пороге
ещё не предполагала
шаг.
© Леся Тышкоская, 1991–2011.
© 45-я параллель, 2011.