I Знаем эти толстовские штучки: с бородою, окованной льдом, из недельной московской отлучки воротиться в нетопленый дом. «Затопите камин в кабинете. Вороному задайте пшена. Принесите мне рюмку вина. Разбудите меня на рассвете». Погляжу на морозный туман и засяду за длинный роман. Будет холодно в этом романе, будут главы кончаться «как вдруг»: будет кто-то сидеть на диване и посасывать длинный чубук, будут ели стоять, угловаты, как стоят мужики на дворе, и, как мост, небольшое тире свяжет две недалекие даты в эпилоге (когда старики на кладбище придут у реки). Достоевский еще молоденек, только в нём что-то есть, что-то есть. «Мало денег, – кричит, – мало денег. Выиграть тысяч бы пять или шесть. Мы заплатим долги, и в итоге будет водка, цыгане, икра. Ах, какая начнется игра! После старец нам бухнется в ноги и прочтёт в наших робких сердцах слово СТРАХ, слово КРАХ, слово ПРАХ. Грусть-тоска. Пой, Агаша. Пей, Саша. Хорошо, что под сердцем сосёт...» Только нас описанье пейзажа от такого запоя спасёт. «Красный шар догорал за лесами, и крепчал, безусловно, мороз, но овёс на окошке пророс...» Ничего, мы и сами с усами. Нас не схимник спасет, нелюдим, лучше в зеркало мы поглядим. II Я неизменный Карл Иваныч. Я ваших чад целую на ночь. Их географии учу. Порой одышлив и неряшлив, я вас бужу, в ночи закашляв, молясь и дуя на свечу. Конечно, не большая птица, но я имею, чем гордиться: я не блудил, не лгал, не крал, не убивал – помилуй Боже, – я не убийца, нет, но всё же, ах, что же ты краснеешь, Карл? Был в нашем крае некто Шиллер, он талер у меня зажилил. Была дуэль. Тюрьма. Побег. Забыв о Шиллере проклятом, verfluchtes Fatum – стал солдатом – сражений дым и гром побед. Там пели, там «ура» вопили, под липами там пиво пили, там клали в пряники имбирь. А здесь, как печень от цирроза, разбухли бревна от мороза, на окнах вечная Сибирь. Гуляет ветер по подклетям. На именины вашим детям я клею домик (ни кола ты не имеешь, старый комик, и сам не прочь бы в этот домик). Прошу, взгляните, Nicolas. Мы внутрь картона вставим свечку и осторожно чиркнем спичку, и окон нежная слюда засветится тепло и смутно, уютно станет и гемютно, и это важно, господа! О, я привью германский гений к стволам российских сих растений. Фольга сияет наобум. Как это славно и толково, кажись, и младший понял, Лёва, хоть увалень и тугодум.
Популярные стихи