Я не альфа
И свои у меня обеты
Я – бета. Ленивая бета.
Рассказать вам об этом?
О бетон психостенок бьюсь лбом
Не боюсь, не прошу совета
Сам себя ловлю на «слабо»
Отражаю альфа-частицы света
Я б это...да лень мне
Вот и маячу в отдалении
Вальяжной ленивой бетой
Строго, скажете, о себе-то?
Ничего, мне ли мелочиться?
Ведь и сам я – свет, что лениво
И радостно мчится
Сочинители
поэтик рифминку за хвостик и в норку
вечерком с другими поэтиками пировать
читать им очередную свою подборку
вот поэт к делу серьёзней подходит
годовой себе составляет план,
в нём: зачатие – роды, зачатие – роды...
за год тройня в коляску-сборник легла
а поэтище рвёт и мечет:
и слов ему мало!
и ритм не тот!
но талантищем
человечьим
всё кроит на свой лад,
и рад!
– можно ли?
– Можно!
– а видно?
– Видно! Что, завидно?
– тошно.
– Что так?
– просто.
– Брось ты!
– если б...
– Слушай!
– ...тихо.
- вместе тесно.
– Честно?
– честно.
– Где же выход?
– выход рядом.
– Лихо! Что там?
– nihil.
– Ладно, ладно!
/взмах рукой, прохлада взгляда/
...ясно?
– Ясно!
– слышишь?
– Слышу!
– я не лишний?
– Что ты, что ты... как прекрасно! Чудно, высше! Дивный праздник!..
– ...
-ВЫШЕЛ-
Моменты
Лишь незначительного момента
Липким «сейчас» пробирает дрожь
Вкрадчивым пульсом звучит memento
Пенится, бьётся мысли струя
возбуждена...до последней капли
Взрослым вопросом несвежего «я»
Скалится тело – друг ли? враг ли?
А много ли надо кусочку мяса?
Ему бы здоровья, тепла, удачи!
Стал аполлонисто бы прекрасным,
да не судьба. Перебьёмся, значит
Буду рассеивать буквы-атомы
По безграничным полям сознания
Полупроводником непонятного
Полувершителем мироздания
..найдётся один (дай, Господи, чуда)
среди ротозеев, глазами мажущих
..может быть, глупо, но так хочу я
чтоб хоть один, да охнул «ну надо же!»
Кит
Уготован неизвестно кому на обед
Невозмутимо себе кипит
Кит, синий кит
под тоннами мяса китовой комплекции
Самое доверчивое в мире сердце
Под мяса тоннами стати китовой
Чрево мечтает о вкусном планктоне
Ус поправляя, мается кит
От атлантически горькой тоски
Мечется кит, задыхаясь, кругами
Тесно гиганту
Дышать нечем
В банке консервной, чужом океане
В нефтЯном соку – китовая печень
Как ты, дружище?
Вижу, не рад мне
Чем же тебя, громадину, радовать?
Мало осталось вашего брата
В мутной воде океанища адова
ты погоди, я придумаю что-нибудь
мне не в первой о меньших морочиться
только, боюсь, не найду антонима
такому внушительному одиночеству
всё, что могу - словом поглажу
да обниму, поделюсь теплом
что, улыбаешься, братец младший?
Видишь, твой старший не так уж плох...
Фас
вызвериться ни разу не против
Жесту ли
слову
издевке глаз
Так и хочу сказать: «Фас!»
На мягком лице зловещие планы
Улыбку змеят панацеей расплавленной
Чудо-лекарством, замешанным с ядом
Знайте: я рядом!
По лезвию будней к небу полезу я
сорвусь, не сорвусь –
велика важность!
пусть без страховки
живой, бьющей скважиной
вспенится хохотом
моя поэзия!
Вам она что –
торжество бесполезия
Вам сказалось, вам показалось
а она вездесущей живучей плесенью
уж расползается!
Смотри, над тобой какое словИще,
когти развесив, куражится хищно
Врёшь, не уйдёшь, от слова понятного
Ату его, злого!
Взять его!
Мыши
мыши проели окна и двери
в душных коробках из шлаков и блоков
чёрные дыры смешных суеверий
мыши сбиваются в хищные стаи
стаи преследуют инакомыслящих
мыши не видят, мыши не знают
что из открытой дыры может выскочить
мыши загрызли вчера альбиноса
мыши издали закон, по которому
короткохвостых без лишних вопросов
котам отправляют в качестве корма...
Люди смеются: «Подумаешь, мыши!
Мы-то другими делами заняты!»
Люди смеются, а кто-то, повыше,
К новой дыре за верёвочку тянет их
Бусины
бусины были
смыло потоками лет
бесы манили
бесы молили
словно могли дать ответ
линии жизни,
линии силы
сеть параллельных дней
белы ли, сини
бусины были
помять молчит... чёрт с ней
Цинцинатти
захрустела свежая зима
А поехали-ка в Цинцинатти
на билет невелика цена-то
Полетели, а? Ну хоть на день!
Нам споёт отзвеневших династий
Эхо. Всё, что хочешь, от сонат
До тем последних Эдиты Пьеха
А рассвет - словами не изобразить его
В штате Огайо так пронзительно
кричат по утрам попугаи
Омерзительно нежен рассвет в Огайо
Ленив, небрежен, высокомерен
Но откуда тогда эта свежесть?
Столько мажора в его истерике?
И кофейная гуща из заводских труб...
Сколько в ней будущего, прошлого,
Настоящего? Труп изношенный,
не помнит ведь, чей он –
Курящего, некурящего,
Старика или молодого, доброго
или, напротив, худого. Да и безразлична
ему, в общем-то, его ничейность,
наши докучливые общения
броская некоторых лиц инакость
…и даже, страшно подумать, Цинцинатти.
налетела снежная эмаль
захрустела свежая зима...
Слова
эх, не слова, а сладкая вата
годны лишь на кислый: «привет-привет»
такими не грянешь: «ДА БУДЕТ СВЕТ»
их бы озлить раскалёнными иглами
чтобы в дугу равнодушие выгнули
бритвенной наделить остротою –
режьте, родные, по венам застоя
врезайтесь ядром со смещённым центром
цепляйте живое хватким пинцетом
бейте в восторга колокола
жаль, аудитория так мала
Сила – ботанический стих!
флориста восхитит весенним ароматом
растёт в тетради куст, прекраснейший на свете
и радость из него сочится как помада
Вот спелый, тёплый бок показывает рифма
Их много, сладких ягод, попробуйте на вкус
Колышет ветер ветки-строки непрерывно
Раскидистой улыбкой цветёт в тетради куст
Полиэтилен
в чём причина?
по нему уже, видите ли, скучают,
а он – благовоспитанный мужчина
лет так -дцати,
не развлекает боле,
не грустит полиэтиленовыми страстями...
напротив, громко и нагло костями
новых забав хрустит,
ритма отведав вольного.
Вкусно ему, чтоб его!
Весело, так его растак!
И ведь не дурак, нет!
Просто, говорят, устал.
Одумался, встал,
глубоко вздохнул,
левым глазом правому подмигнул,
хмыкнул,
да и выкарабкался из плена
тесного, липкого
Стоит старик,
стобород, столИк
много его, старого
много в нём старости
но и юности есть искринка
вот она, из одной глазинки
в другую прыг! прыг!
хохочет старик,
заливается:
хаа-хаа!
уххы-хы!
эх-ха-кха-хы!
…скажу «прости»
позабыв про стыд
скажу «прости»
к чёрту престиж
обязанности
привязанности
словом простым
скажу «прости»
но не спасти
уже не спасти
груз не снести
телу осталось
только остыть
поздно прощенья просить
поздно слезами росить
поздно
поздно
поздно
жертвой паралича
в ожерелье чугунных танцев
тосковала станция, глядя на проносящиеся мимо «я»
немощна, суетливых людишек стряхнуть не в силах,
станция еле дышит
видит, как мимо, змеясь, поезда, и туда, и сюда,
(силится вздрогнуть)
но ни вперёд ни назад
в гуще движений ей, неподвижной – ад
так, день за днём, и за часом – час
станция пьёт молчание
ловит чужое счастье:
© Лев Марченко, 2006-2008.
© 45-я параллель, 2008.