Любовь Волошинова

Любовь Волошинова

Золотое сечение № 9 (573) от 21 марта 2022 года

Земных времён пути и берега

* * *

 

На отчей земле, где звонка жизнь городов,

реки спокойны, а войн неуёмен нрав,

цветёт в июне, споря с буйством стволов,

трава степная – прекраснейшая из трав.

В ней юным стеблем дышит погибший вождь,

головкой татарника смотрит на мир княжна,

в ней жизнь и смерть примеряет ветвистый хвощ,

меж звонких времён пролегает земная межа.

 

В её волненье пребудут Ветхий и Новый завет,

прозренье пророков и силы святейших клятв.

Луне и солнцу подвластен её рассвет,

и в сон её погружает каждый закат.

Над ней замедляют разбег в небесах облака,

и жаждут мёда её молодые шмели,

а ветры поют, что в гомеровские века

странники эллины музу сюда привели.

 

С тех пор она затерялась в просторах степных,

внимая цикадам, встречая в пути зарю;

забыла скоро сестёр своих неземных,

подругой стала пахарю и звонарю.

Когда же поэтов сюда заводила судьба,

музыку жизни опалой мирской поправ,

муза просила, чтоб ярче светила звезда

и песнью звенела прекраснейшая из трав.

 

* * *

 

Зачем-то припомнился русский двенадцатый век:

князья меж собою в каком-то вселенском раздоре,

волхвы всё пророчат ненастье, голод и хвори,

и в каждой душе восстаёт праотеческий грех.

 

И только у стен монастырских с утра мастера

вновь режут по камню узоры для княжьего храма,

вослед за резцом открывается взгляду упрямо

теней, полутеней и света дневная игра.

 

И в плоти камней прозревают листы и цветы,

являются львы, раскрывают крыла берегини,

и дышит в них истина, чтобы назваться святыней

для князя, княгини, для всей городской голытьбы.

 

В ней взгляд ослепляет весенних берёз береста

и снова душа пламенеет, дерзает и смеет,

является лик незапамятной Гипербореи,

и воля вновь манит, и сладки любимой уста!

 

И тою резьбой будет кладка камней скреплена,

вновь та белизна мастерам их обиды отпустит

и душам откроет покоя бессмертного устье;

и будет сынам за отцов их вина прощена…

 

Язычница весна

 

1

Желанный март, прервав дождей хандру,

влечёт в свою просторную светлицу,  

где небосвод светлеет на ветру

и, отражаясь в лужах, серебрится;

где в зареве серёжек тополя,

и щебетом опять внушают птицы,

что родина – синь неба и земля,

из коих можно к жизни возвратиться.

 

2.

Светает, и меркнет звезда…

Внимая вновь трепетам первым,

жердёла цветёт в холода,

вослед за мохнатою вербой.

 

Под хмурым гнездовьем грача,

из почек дрожащих и нервных,

цветенье по воле луча

является заревом бледным…

 

Вчерашних обид мишуру

сметая азартом нетленным,

жердёла цветёт на ветру –

на радостном круге вселенной.

 

Рассвет над Ростовом встаёт.

Для жизни, пусть даже мгновенной

у Дона жердёла цветёт

вослед за мохнатою вербой.

 

3.

Язычница весна врывается в апрель,

являя миру свой неудержимый почерк,

и, запалив в ветвях цветущую метель,

сказать унынью дней о чём-то вечном хочет.

 

А воробьи – весны хмельные звонари –

зовут земной мотив, ещё никем не спетый,

и верится в кругу: весенней кутерьмы

душа найдёт на всё желанные ответы.

 

4.

И отвергая боль и маету

вчерашних неурядиц и пророчеств,

весна прорвала нынче поутру

тугую плоть гудящих соком почек.

 

И тополь сбросил шелуху серёг –

растрёпанных, нежданных и пахучих.

И вновь открылся горизонт дорог,

и вновь уют обыденный наскучил.

 

И если б ты пришёл в мой непокой,

твою судьбу и суету земную

вновь приняла бы сердцем и рукой,

отвыкшею от поцелуев…

 

* * *

 

Саду А.П.Чехова возле его дома в Ялте.

 

Усталый человек сажает сад

на склоне, где все сумрачно и дико,

где лишь чертополох и повилика

и новый дом ещё гостям не рад…

 

И саженцы, что замерли в руках,

почти мертвы – лишь где-то в сердцевине

трепещет искра жизни и гордыни, 

готовая взорвать покой и прах.

 

Грядущий век пророчит ужас войн…

А он мечтает,

                         что здесь воцарится

полёт стрекоз и звонкий голос птицы,

и аромат цветов умоет лица,

пред гимном пчёл отступит бездны вой;

 

друзья придут под сень младых ветвей,

из сердца к сердцу потекут рассказы –

и будет небо явлено в алмазах

над судьбами негаданных гостей.

 

Усталый человек сажает сад,

в преддверии неистового века 

творит вселенную

                                с названьем «Чехов»,

не ожидая званий и наград!

 

На берегах Тамани и Тавриды

 

1.

Мы шли по земле позабытого царства,

где ветви кипели в цвету,

и новой весны молодое убранство

внушало свою правоту.

Но слышалось в древних

                                           забытых названьях,

что с берегом вечным слились,

неведомой эллинской речи звучанье,

сроднившее море и высь.

А волны катились в тоске белопенной

к остывшим камням городов,

что отдали звёздным просторам Вселенной

звон песен и жар очагов.

И здесь, у руин позабытой отчизны,

умытые майским дождём,

казалось, мы таинства

                                       смерти и жизни

откроем,

                постигнем,

                                    поймём...

 

2.

             Дольменам в окрестностях озера Абрау 

 

В долине дольменов

                                     так птицы поют,

что даже во сне никогда не приснится!

У древних дольменов в изножье цветут

сияющий клевер, кипрей, медуницы.

 

Стрекоз так стремителен звонкий полёт,

как вспышка мелькнувшей в июле кометы,

прервавшей минут суетливый отсчёт,

смешавшей земные и звёздные лета…

 

Здесь слышится шепот забытой Лилит

под каждою новою вечной луною,

где таинство жизни дубрава хранит,

обняв тишину молодою листвою.

 

Цветастые бабочки

                                не на огонь –

к душе устремляются,

                                   радуясь встрече;

глазами Вселенной,

                                  присев на ладонь,

глядят

          в голубые глаза человечьи!

 

3.

Старинный храм Предтечи Иоанна

в разгар дождя врата нам отворял,

как сотни лет – всем странникам незваным,

желанным

                лишь морям и алтарям.

 

Был скромен крест над красной черепицей…

Лучами и ветрами крещена

та кладка, что руками византийцев

к векам и облакам устремлена.

 

…А тишина под сводом обнимала,

и умывала,

                 и к свечам влекла

нерукотворным зыбким покрывалом,

связующим в едино времена.

 

Иконописных ликов вереница

встречала, всех входящих возлюбя…

И сердцу захотелось вдруг молиться

за всех, кто здесь молился до тебя!

 

За путь, что вёл их

                               через все ненастья

к далёким миражам и берегам,

за души их, что были сопричастны

штормам и штилям,

                               звёздам и ветрам…

 

4.

 

Синей бухте Нового света

 

В Разбойничьей бухте светла тишина…

Пространство и время

                                       спокойны, как море.

Вновь царственны скалы в угрюмом дозоре,

и чайка парит, над заливом кружа.

А странники –

                          те, что спешили сюда, –

невольно смиряют

                                 и шаг и дыханье:

так вечным покоем простор мирозданья

наполнен!

                  И так первозданна вода,

что, кажется,

                       из-за скалы, где рассеян

свет звонких лучей у изгибов стволов,

вновь выйдет

                        усталый корабль Одиссея,

вернувшись из плена ветров и веков.

И явится 

                чудо чудес во Вселенной:

азартной волной, что кипуче хмельна,

младая Киприда в сияющей пене

сейчас будет заново,

                                   здесь рождена!

И войн не случится,

                                  воротятся музы,

вновь сладкими будут

                                   и слава, и яд,

и даже Горгоной

                            не станет медуза,

алтарь будет свят

                             и Христос не распят!