Людмила Осокина

Людмила Осокина

Новый Монтень № 35 (275) от 11 декабря 2013 года

«Я думаю, Исус писал стихи…»

Рассказ о том, как я познакомилась с Юрием Влодовым

 

В марте 1982 года мне исполнилось 22 года, я была начинающей поэтессой и ходила в литературную студию «Чистые пруды» под руководством Людмилы Суровой. Студия располагалась в библиотеке имени Достоевского на Чистых прудах. Сурова была женщиной драматически настроенной, ей нравилось всё яркое, эффектное, театральное. Я не думала, что смогу её чем-то поразить, но так получилось, что мне это удалось.

К слову сказать, я только начала ходить на эту студию, сдала рукопись на просмотр, и в этот раз должно было начаться обсуждение моих стихов. Перед обсуждением нужно было выйти и прочитать их. Надо сказать, что я очень хорошо могла читать собственные стихи. Именно собственные, хотя зачастую бывает наоборот, сочинители читают свои стихи из рук вон плохо. Но я умела, и эффект от представления получался сногсшибательный. Словами передать это невозможно, это надо было слышать.

И вот когда Сурова услышала первые фразы из первого стихотворения, она необычайно изумилась и даже вскрикнула: «Постойте, погодите! Я сейчас сяду так, чтобы лучше видеть и слышать. Это потрясающе!»

Я прочитала наизусть десять стихотворений, весь зал был изумлён, и какое-то время стояла тишина: не знали, что и сказать. До чтения вслух некоторые читали мои стихи с листа, сочли, по всей видимости, слабыми и уже готовились разнести. Но разносить после такого чтения показалось кощунственным, поэтому не знали, что и делать. Потом зазвучали положительные отзывы.

Под конец появился Юрий Влодов и сказал, что всё, что я написала – хорошо. Правда, я не уверена была, что он слышал, что я читала. Я с ним тогда ещё знакома не была, правда, мне говорили о нём заочно Цапин и Вербицкий, что есть такой человек Влодов, что он нигде не живёт – и только. Я ещё тогда изумилась: как это – нигде не живёт, разве может человек нигде не жить? (такого понятия, как бомж, тогда ещё не существовало). Они пояснили, что жить-то он, конечно, где-то живёт, но не у себя дома, а по разным знакомым, то у того, то у другого, а своей собственной квартиры у него нет. Вот это были мои первые сведения о Влодове, и ни слова о том, что он вообще пишет стихи. И когда после окончания студии Цапин с Влодовым подошли ко мне и Влодов ещё раз сказал, что мои стихи прекрасны, я только спросила его: «Вы – друг Вербицкого?» На что он холодно ответил: «Это он – мой друг». На том в тот вечер мы и расстались. Влодов с Цапиным пошли своей дорогой, а я своей.

Прошло ещё недели две. За это время я всё-таки смогла узнать, что Влодов – поэт, и не просто поэт, а очень интересный и необычный. Но говорили о нём шёпотом, вполголоса, как бы проговариваясь. «Проговорилась» о нём несколько раз и Сурова.

После моего выступления она пригласила меня к себе в гости и там долго говорила о моей одарённости и дальнейшей судьбе. Правда, в своих мечтах она почему-то представляла меня не поэтессой, а актрисой. За разговором я спросила её о Влодове. Она пришла в большое волнение и выкрикнула: «Это страшный человек! А вы его знаете?» Я сказала, что, в общем-то, нет, но я знакома с Вербицким. Она сказала, что Вербицкий – тоже негодяй, но Влодов страшнее, нет в Москве и области человека хуже его, и она будет всю жизнь с ним бороться, он её враг №1 на этом свете. И посоветовала мне и от него, и от Вербицкого держаться подальше.

В это время из другой комнаты вышел молодой человек и спросил, нет ли у неё ещё каких-либо стихов Влодова, ему бы хотелось их переписать. Сурова сказала, что есть, достала какую-то рукопись с книжной полки и отдала этому человеку. Тот скрылся в глубине квартиры. Её слова и действия в отношении Влодова выглядели как-то противоречиво. Тогда я спросила, а нельзя ли мне тоже прочитать или послушать какое-либо стихотворение Влодова, меня эта сцена, честно говоря, заинтриговала. Сурова сказала, что нельзя, стихи у Влодова очень сильные, и они полностью травмируют мою и без того расшатанную психику. Как-нибудь потом, в следующий раз. Я ушла от неё очень напуганная и заинтригованная именем Влодова.

На следующей студии мне удалось всё-таки услышать кое-что из его сочинений. Один человек в качестве эпиграфа к своему стихотворению прочёл такую строчку:

 

Я думаю, Исус писал стихи...

Юрий Влодов

 

Какое, собственно, стихотворение прочитал после этой строки встававший, я не помню. Меня так поразила эта строка, что я не могла даже думать о чём-нибудь другом, а не только слушать чьи-то убогие вирши. «Я думаю, Исус писал стихи...» Потрясающе, великолепно, сногсшибательно. «Я думаю, Исус писал стихи...» Как вообще такое можно было придумать?! Сурова всё-таки была права, заботясь о моем душевном самочувствии, мне нельзя было знакомиться со стихами Влодова, даже одна строчка убила наповал: я поняла, что Влодов – гений. «Я думаю, Исус писал стихи… Я думаю, Исус писал стихи...» Строчка крутилась у меня в голове, не давая покоя ни днём, ни ночью. Но какое продолжение, как там дальше? Я думаю, Исус писал стихи... У кого спросить, кто знает продолжение? Сурова? Цапин? Но ведь если и знают, не скажут, вот ведь какие люди.

Я поняла, что никто, кроме самого Влодова, не даст мне ответа, поэтому в следующий раз, увидев его на студии, я решила, что пришла пора его, так сказать, «брать». Надо было просто после студии отвезти его к себе домой, якобы на чашку чая, а там он мне всё про себя и расскажет. Собственно своей квартиры у меня в то время не было, но я жила у двоюродной сестры, она лежала в то время в больнице, и её двухкомнатная квартира была в моем полном распоряжении.

Влодов пришел на студию с Цапиным, но поскольку я была знакома в первую очередь с Цапиным, его я и пригласила к себе на чай, а с ним заодно и Влодова. Тот охотно согласился. По дороге Цапин где-то потерялся и по приезде в Бабушкино (район Москвы на севере) я очутилась с Влодовым один на один.

Накормив и напоив гостя, я приступила к интересующим меня вопросам и перво-наперво спросила: каково продолжение стихотворения «Я думаю, Исус писал стихи...»?

«Плёл сети из волшебной чепухи...» – сказал Влодов. Это превзошло все мои ожидания. «Плёл сети из волшебной чепухи...», – какая прелесть, подумалось мне. «А дальше?» – еле слышно произнесла я.

 

А жизнь Христа – была душа поэта,

Иначе как? Откуда бы всё это?

В кругу слепых, болезненных племён

Он, как слепец, питал себя обманом...

И не был ли Иуда – графоманом ? –

Неузнанным Сальери тех времён?

 

Стихотворение закончилось. Мощный голос Влодова стих. Я сидела потрясённая. Меня как будто заворожили. Я не могла себе представить, что может быть такое.

 

Я думаю, Исус писал стихи,

Плёл сети из волшебной чепухи...

 

по второму заходу начал читать Влодов. Он всегда, оказывается, так читал. Я сидела, не шевелясь, впитывая в себя всей душой магические строки. Когда он закончил, я спросила: «А можно мне всё это записать? «Можно», – великодушно разрешил поэт. Я взяла ручку, бумагу и он начал мне диктовать, тщательно отслеживая знаки препинания.

После записи стихотворения меня как прорвало. Я начала рассказывать ему про свою тяжкую жизнь. Он внимательно слушал, после чего тоже начал рассказывать какие-то сказочные истории об НЛО, об иномирцах, о своей жизни. Мы проговорили полночи. Под конец я попросила прочитать и продиктовать мне ещё два стихотворения.

Он прочитал следующее.

 

Ной поджался. Уподобился лисе.

Повозился и забылся. И увидел

Человечка на летучем колесе

И заплакал, словно Бог его обидел.

 

И поплыл он по планете водяной,

И отдался он и холоду и зною...

«Слышал, видел и молчу!» – воскликнул Ной.

«Слышал, видел и молчи!» – сказали Ною.

 

И следующее:

 

И душу, и тело недугом свело,

Лицо уподобилось роже!...

И стало в глазах от страданий светло,

И крикнул несчастный: «О Боже!»

 

Но грохот сорвался в немереной мгле,

И эхо взревело сиреной!

«Хо-хо!» – пронеслось по родимой земле,

«Ха-ха!» – понеслось по Вселенной.

 

Я не стала в эту ночь больше мучить поэта. Отвела его в отдельную комнату. Предоставила в его распоряжение софу. Он уснул сидя, не раздеваясь, и проспал так до 9 часов утра. Не могла же я тогда знать, как он был измождён и измучен своими скитаниями, как много значил для него этот отдых, этот сон. Я бы сразу уложила его спать и не мучила бы разговорами.

После пробуждения Влодов, попив чаю и поев кой-чего, ушёл. Мы договорились встретиться на следующей студии в среду.

Вот так мы и познакомились, и, встретившись в следующую среду, больше не расставались.

Наверное, это была судьба.

Маргарита нашла своего Мастера.

 

Людмила Осокина

 

Фото из личного архива автора