В списках значилась: R121
«45-й калибр» – конкурсная подборка
* * *
Бесполезны ночные слёзы.
Но тревогой взрывая сны
золотятся песками плёсы
по местам былой глубины.
Там, где били ключи недавно
ряска стелется и куга.
Как невеста в браке неравном
обнажаются берега.
Обнажаются, оползая
чернозёмы, известняки
и заполнить нельзя слезами
русло бывшей большой реки.
Белых ног не помыть Марусе,
не цвести заливным лугам –
берега всё круче и круче
как и люди по берегам.
И ни жажды водою стылой
ни печали не утолив
высыхает моя Матыра
как слеза на щеке Земли.
* * *
Всё кончается вовремя, даже аллея,
где полвека не спится девице с веслом.
Ничего не боюсь, ни о чём не жалею –
по сценарию всё уже произошло.
Не итожу трагедии прожитой жизни,
не считаю удачи, не помню утрат
и не знаю, куда из озябшей отчизны
запоздалые стаи по ветру летят.
Ничего не умею, как в самом начале,
отболевшей листвою шуршу в забытьи,
и восходят корнями к древесной печали
перелётные, лёгкие думы мои.
Ничего не имею, как в лучшие годы,
не болею проблемою «быть иль не быть»,
и большая волна мировой непогоды
словно люльку качает скорлупку судьбы.
* * *
Казанская Марья Трофимовна –
бабуся, наставница, друг!
Проснись и окликни по имени –
узнай меня среди старух.
Вон, видишь, в платочке засаленном,
в пальтишке с чужого плеча,
в худых скособоченных валенках
плетётся, стихи бормоча?
То ль вправду живёт, то ли блазнится
прохожим, себе ли самой
смешная твоя первоклассница –
последний твой праздник земной...
* * *
С. Жеребятьеву
Кистью, музыкою, словами
тоже можно оставить след.
Но искусство существованья
всех существенней на Земле.
Потому что, пока мы живы,
все догматы мертвы и лживы.
И, конечно, мы заслужили
и судьбу свою, и печаль,
и грядущие катаклизмы.
А невидимый подвиг жизни
можно даже не замечать.
Можно даже поверить в Бога,
если в непогодь ненадолго
неожиданный свет блёснет...
И не балует нас эпоха,
и не скатертью нам дорога,
и не ангелы у порога –
мать заплачет, да пёс прильнёт.
* * *
Пора наведаться к маме.
С годами
восторженность юности молью побилась,
обида забылась, боль притупилась,
из органов чувств процветает желудок –
он в этом не виноват,
он по-прежнему чуток,
(как лет 50 назад)
к тому, что ему предлагают.
Всё остальное – слагаемые
отсутствия возможности неосторожности –
в незапертой на ночь двери,
в погрязшей в сомнениях вере,
в бесперспективной надежде,
в слепой – от рожденья – любви,
вообще –
в общении с людьми,
встречающими по одежде,
провожающими по уму –
во тьму,
в хождение по улице, как по канату,
где любое движенье души чревато
последствиями,
ибо всю жизнь находясь под следствием
любопытных соседских окон,
Господи! Как одиноко
душе отлетающей,
тающей
за облаками.
К маме...
* * *
Смерть находит причину,
а жизнь не нуждается в ней.
Просто дождь отшумел.
Просто скоро закончится лето,
и такою прохладой потянет
с родимых полей,
что залётные птицы
поднимутся в небо с рассветом.
И зайдётся душа
на какой-то предельной черте,
ни в слезах и ни в слове
ещё не умея излиться...
А мгновение жизни
всё длится, и длится, и длится
на почти нежилой,
безвоздушной почти высоте.
* * *
Стелется солнечный лист,
словно гвоздями,
дождями
в почву вбиваемый.
Чист
свет, отражаемый нами.
Господи! Ни ветерка.
Тишь на земле и остуда.
Тянет, как нитку, рука
строчку.
Да это ль не чудо!
Что ещё нужно душе?
Время прозрачно, как совесть.
Всё уже названо, то есть
непоправимо уже...
* * *
Что мне мятежный разгул непогоды,
хмурый, седой, грозовой окоём?
Мать отболела и стала природой,
выплакав скорби июльским дождём.
Как она плакала, смерть обживая!
Сохнущие оживали сады.
Весело пела вода дождевая
в чистых ручьях человечьей беды.
Прямо у черного краешка ямы
цвел одуванчик, отчаянно жёлт...
Господи! Стала природою мама –
кто же надежнее убережет?
* * *
Н. А. М.
Этих белых садов наважденье!
Эти сумерки грехопаденья –
в небе ль пасмурно, в сердце ль черно?
В мире холодно, ветрено, шатко.
Ничего для тебя мне не жалко.
Жаль, не надо тебе ничего.
Я слепа, как любовь. И не знаю,
что от пьяного щедрого мая
мне такая достанется грусть...
Спи, моя колыбельная песня,
мой последний полет в поднебесье,
из которого я не вернусь.
Спи, моя безутешная нежность.
До твоих ли истоков безгрешных
дотянуться устами – и пить.
В вечный круговорот вовлечённым,
заблудившимся в космосе чёрном,
что и делать нам, как не любить?..
© Людмила Парщикова, 2013
© 45-я параллель, 2013