Марианна Боровкова

Марианна Боровкова

Все стихи Марианны Боровковой

* * *

 

сорочья стая даст обет молчания,

синицы здесь, а журавли отчалят

и унесут на кончике пера

осенний свет – ему давно пора

оставить дом и ситцевый уклад,

где самая последняя пчела,

живущая всё лето по соседству,

смиренна, непривычно милосердна:

не жалит, не жужжит – ни Боже мой!

уходишь ты дорогой обходной,

в беспамятстве уходишь налегке,

несёшь пчелу в зажатом кулаке,

тревожно ощущая, как спросонья

она скребётся лапкой по ладони,

не нарушая чёткость прежних линий,

нас переводит с птичьего на зимний

 

* * *

 

ходит голубь, косит оком –

доморощенный царёк,

ноябриха с ноябрёнком

прячутся за октябрём

 

ночь короче, резче речи

произносит ветер-кум,

как пойдёт Замоскворечье

в пляс по первому снежку

 

разлетятся сны пустые,

не пророческие, нет,

клюква в сахаре застынет,

вереск догорит в огне

 

звон сорвётся с колоколен,

снегири загомонят

солнца столько – глазу больно!

не смотри так на меня...

 

 

А вот!

 

1

 

Сколько горячей нежности 

в  этом твоём «Лети...»

Мир поделён на серебряный, 

синий и золотой.

Чувство грядущей радости  

свило гнездо в груди.

Вышито небо гладью, а 

стая стрижей –  крестом.

 

Прежняя боль растаяла 

снегом ли, облаком.

Донник, тимьян, черёмуха – 

царственный медонос.

Долго  кукушка плакала 

в рощице над рекой.

Только  взглянул, а больше и 

слова не произнёс…

 

2

 

Дождя сладковатый привкус  –

В нём  сила сакральных вод.

Ты думал, никак не свыкнусь –

А вот!

 

И воздух густой и пряный,

И долгие  травы  в рост,

Ты думал,  я перестану –

А не сбылось:

 

Ведь  жизнь оказалась больше,

Сверчковой твоей тоски.

Вскипают, касаясь кожи,

Цветущие  лепестки…

 

А дальше?

 

Что дальше?

А дальше – за рабицей - лес,

И вечер, и минус семнадцать.

И белое пламя скользит по земле,

И лучше его не касаться!

 

А кот на окне намывает гостей,

А рядом цветут цикламены.

И замерли строгие тени вдоль стен,

Как будто хранят эти стены.

 

Я слушаю снега невнятную речь,

Таинственный шёпот азалий:

О, только бы тихую радость сберечь,

Которую мне предсказали,

 

Оставить на завтра, на после того,

Как первый младенческий ужас

Отпустит, и весело над головой

Скворчиная стая закружит,

 

И солнце над лесом пройдёт колесом –

Особенное весною! –

Покажет улыбчивое лицо –

Доверчивое, родное.

 

Нарушит воздушных отар хоровод –

Овечек спугнёт белобоких,

И гости, которых приваживал кот,

Окажутся вдруг на пороге.

 

А дальше?

Что дальше? Живое – живым!

Ну, здрасьте, любимые, здрасьте!

И где-то в овраге мелькнёт снежный дым

И тут же растает от счастья.

 


Поэтическая викторина

* * *
 

А я тебя, а ты меня, а мы...
А солнце, будто спелый плод хурмы, 
И сыты пчёлы, и жужжат довольно. 

А ты молчишь, и я молчу, и мышь
Вгрызается в полуночную тишь,
Но той теперь почти совсем  не больно. 

А ты не спишь, и я не сплю, а сон
По-очереди нам стучит в висок
И просится в гостях остаться на ночь.

А я тебя, а ты меня – давно!
А шишел-мышел взял да вышел вон.

Ты не звонишь.
И я тебе не стану. 

 

Без шапки


весенние тени, и крыши, и выше –
и ветви, и ветры, и дон-диги-дон, 
и тот, кто без шапки на улицу вышел,
пьянея от света, и крики ворон, 
и весь этот город, и голод, и морок
метелей, капелей, разлук и дорог
и тот, кто особенно близок и дорог, 
от слова случайного напрочь продрог

кусты и деревья приходят в сознанье,
движенье, броженье, небесный полёт –
и тот, с кем встречались губами и снами,
уже не идёт, а парит над землёй,
и льют голубые холодные ливни, 
и мартовский лёд беззащитен и тих...
я вижу его – молодым и счастливым –
того, кто навстречу без шапки летит

 

Белый барашек

 

Белый барашек подпрыгивает, бежит,

Ластится, переступает, призывно блея:

Там, где случайно встречаются смерть и жизнь,

Птицы озябшие тенькают веселее,

Яростней, неугомоннее толчея

Тёплых животных и ангелов нелюдимых.

Кто это плакал ночью? Не я, не я.

Кто это тут бочком переходит зиму?

Кто и куда?

Метель под ногой поёт,

Звёзды ли, воздух, а всё – голубым на белом.

Только вздохнёшь, и срывается вдруг моё

Сердце,

И вот уже кубарем полетело:

Холодно, и серебряно, и светло -

В ушке зверином спрятаться и согреться!

Только сморгнёшь, а его уже замело

Полное слёз,

Бессильное моё сердце.

 

Тонкие тени сомкнутся над головой.

Станет ещё значительнее, чем прежде.

В небо посмотришь и ахнешь: «Живой! Живой!»

Вот он стоит, смеётся, барашка держит.

 

Бескрылое

 

словно яблоко подарила

сердце спелое отдала

сколько в крыльях орлиных силы

столько в пеночкиных тепла

 

сколько ласки в случайных взглядах

столько в пристальных злой тоски

крыльев ласточкиных не надо

лебединые велики

 

дом прижившийся у дороги

обступила кругом трава

не тушуйся пытаясь многим

выплакать слова

 

не смущайся когда однажды

промелькнёт над тобой крыло

в нежность вроде не входят дважды

что ж тебя сюда занесло

 

за какими такими снами

заявился в мои сады

где не названы именами

ни я ни ты

 

где по краю пернатых судеб

бессемянки стоят в строю

где бескрылые бродят люди

яблоки жуют

 

В двух словах

 

1

мы здесь случайно оказались

на выходе из темноты

глядим счастливыми глазами

на тёмное стекло воды

вне времени и вне пространства

а только ты 

а только я

наследники цветного царства

гортензия настурция

зелёный мир нарядный лёгкий

дюшес муслин поплин шифон

холодным лезвием осоки

изранен и вооружён

потерянный вновь обретённый

попробуй миг останови

из вечной немоты идём мы

к любви

 

2

ливни звенели пели смеясь и плача

сад подпевал им насколько хватало сил

нежилось солнце плескалось в воде горячей 

слёзы не слёзы дрожащих лобелий синь

 

двери и окна распахнуты свежий ветер

неугомонный ветер стервец смутьян

он за твои печали один в ответе

он виноватый но только не я 

не я

 

пахнет дельфиниум мускусом и ванилью

белое пламя сонная синева

как мы с тобой сияли цвели любили

не забывай 

покуда пчела жива

 

 

Волшебные дары

 

А если кто и ждал гостей, то – мы,

Готовые к чудачествам зимы,

К её еловым сумеречным тайнам.

И пусть нас лес касается слегка

Молитвенным распевом сосняка,

Мы замысел в итоге разгадаем.

 

Вернёмся, как обещано, домой,

Наевшиеся каши ледяной,

Напившиеся белоснежной пены.

А это значит, так тому и быть:

Что писано на линиях судьбы,

То и случится с нами непременно.

 

Великий смысл – на милость уповать,

Когда застынет в инее трава,

Когда звезда, заплакав, воссияет.

Ведь слабым – смерть, а верным – небеса,

И если уж смотреть – глаза в глаза,

Сердечное друг другу поверяя.

 

Ночные ветры утренних смелей!

Осталось тишиной переболеть,

И вынырнуть в Рождественских потёмках,

Где пёсий лай и местные волхвы

За сорок километров от Москвы

Чудесные дары несут в котомках.

 

Волшебные дары для нас с тобой:

Святую правду, вечную любовь,

Анисовую огненную воду.

А значит надо накрывать на стол,

А значит надо наливать по сто,

Ночлег готовить пришлому народу.

 

Всё сначала

 

Гроза прошла, и дышится легко.

Ночной реки парное молоко

Вскипает на губах, и тьма ложится

На руки,

       на колени,

                на ресницы.

 

Стоишь по шею в медленной воде,

Невидим, невесом,  не здесь -

                нигде,

Души и тела пряча наготу,

Судьбу деля  на эту и на ту,

 

И,  звёздной ослеплённый высотой,

Паришь  над  бестолковой  суетой,

Над камышовым шорохом, над прошлым –

Ни говорить, ни плакать невозможно.

 

А время потихонечку идёт,

Осоки мимо, не касаясь вод,

Всё, что любимо, дорого и свято

С собою забирая без возврата,

 

Не слушая встревоженных цикад,

Не оглянувшись ни на миг назад…

.

Но  лодку у заросшего причала

Качнёт  волной,

И  жизнь начнёшь сначала.

 

* * *

 

грачи пакуют чемоданы:

прощай, до будущей весны!

их экзотические страны

тепло встречают, как родных,

а воробьишка желторотый

им вслед чирикнул и умолк

 

– ну что же ты, сердешный, что ты?

– я б тоже мог...

 

* * *
 

до чего ж хороша – оторви да брось, 
будто в горле рыбья застряла кость, 
будто бы соринка   попала в глаз – 
а тебе – в самый раз: 

по размеру ладони  да  по душе! 
хоть перекрои меня,  перешей, 
хоть  перерисуй, хоть  перепиши –
нет родней  души

 

Другой такой захочешь - не найдёшь

 

другой такой захочешь - не найдёшь.

куда-то стороной проходит дождь,

куда-то далеко за облака,

куда мы не торопимся пока,

пока вся наша жизнь - в садах, в трудах,

пока от чернозёма никуда,

и яблочные завязи в пути,

и всё - любовь, и бог за всё простит.

и вспыхивает золотом вокруг

поверхность вод,

и первый майский жук

рукой проворной схвачен и отпущен,

и кажется вблизи, что краски гуще,

что быстротечна жгучая тоска,

и можно радость вёдрами таскать,

их слушать жестяной весёлый звук,

ворочать прошлогоднюю листву

в резиновых высоких сапогах,

не ведать ни сомнение, ни страх,

и грязь месить,

и разжигать костры,

не знать ни утомления, ни хандры,

белить стволы и накрывать столы,

разглядывать на свет крыло пчелы,

и пот стирать с довольного лица,

и так с утра до ночи

без конца,

и чтобы было всё, как у людей –

щепотка соли, ветер, свет и тень,

вино и хлеб, разломленный на всех,

усталого крыльца скрипучий смех,

ничтожность тел, не властных над собой,

и всё – любовь,

и даже боль – любовь:

другой такой не сыщешь днём с огнём –

так и живём.

 

* * *


Едем, едем... Где конечная? 
Ложечка звенит  в стакане...
Мы обсудим темы вечные, 
А о личном – и не станем,

На двоих – одно постельное, 
Тихо радио бормочет, 
А хотели – не хотели мы
Станет ясно ближе  к ночи. 

Провода – косые линии,
За окном мелькают станции, 
И полоска света длинная, 
И пылинки золотятся...

 

* * *

 

если с чистого листа – жизнь понятна и проста,

а когда на черновик – как умеешь, так живи

красным прочерти поля

погляди, порадуйся

я всегда была твоя

девушка без адреса

не далёкой и не близкой

просто друг по переписке

 

 

Если ты слово моё

 

Мышь не проскочит – промёрзли пустые поля,

Дни всё короче, всё тише вздыхает земля.

Светом свинцовым сверкают сорочьи глаза.

Снова и снова сдаёшься на милость слезам,

Мой безымянный солдатик столетней войны,

Где победители сами побеждены,

Где от усталости зверь засыпает в норе.

В памяти умерли те, кто должны умереть,

Все остальные остались тревожить во снах.

Стебли стальные острее, чем внутренний страх.

За уплывающим облаком небо родней.

Долго, как долго из облака сыпется снег.

Рано темнеет, и ветер виляет хвостом.

Время умнее, оно и рассудит потом.

Гаснут пожарища наспех созревших рябин.

Жизнь продолжается, только прощай и люби,

Трогай губами брусничную горечь и речь,

Не позволяй между нами безмолвию лечь,

Если вдвоём, мой командующий генерал,

Если ты слово моё, как меня, целовал.

 

За правым плечом

 

Я люблю это тихое время,

Эти ясные чистые дни,

Где кончается сырость и темень,

Только свет и синицы над ним.

 

Снег идёт, отрешённый, нездешний,

Сторонясь деловой суеты,

И зияют пустые скворечни,

Распахнув почерневшие рты.

 

Звёзды в поле упали и дремлют,

Замирает речная вода.

Я люблю эту белую землю

Всю в подробных синичьих следах,

 

И собаку, бредущую рядом,

Выдыхающую бирюзу,

И молоденьких ёлочек взгляды

Там, в овраге, внизу,

 

Твои руки в больших рукавицах –

Мне от этой любви горячо.

И, по-моему, ангел кружится

Там, за правым плечом.

 

За правым плечом

 

Я люблю это тихое время,

Эти ясные чистые дни,

Где кончается сырость и темень,

Только свет и синицы над ним.

 

Снег идёт - отрешённый, нездешний,

Сторонясь  деловой  суеты,

И зияют пустые скворечни,

Распахнув почерневшие рты.

 

Звёзды в поле упали и дремлют,

Замирает речная  вода.

Я люблю эту белую землю

Всю в подробных синичьих следах,

 

И собаку, бредущую рядом,

Выдыхающую бирюзу,

И молоденьких ёлочек взгляды

Там, в овраге, внизу, 

 

Твои руки в больших рукавицах –

Мне от этой любви горячо.

И, по-моему, ангел кружится

Там, за правым плечом.

 

* * *

 

заблудившийся кузнечик городской

рельсы-рельсы, шпалы-шпалы

на кольцо

с остановки к остановке скок-поскок

и увидеть – не узнать тебя в лицо

 

не упомнить всех, мелькнувших

за окном,

поздний луч трамвайный усик золотит

я всегда просила только об одном:

пожелай ему счастливого пути!

 

Завтра и вчера

 

1

Так много времени прошедшего,

А в будущем – одни убытки.

Не спрашивай, какого лешего

Зима болтается на нитке:

 

Вдевай в иглу и шов накладывай –

Прочней, надёжнее – по-новому!

Пока ещё плывут кораблики

Осиновые и кленовые.

 

Всё, что рассудком не охвачено,

Само спешит воспламеняться!

Нарядные танцуют бабочки

И засыпают прямо в танце.

 

2

Камень  и цветок, облако и птица,

Музыка и свет, листья и ветра -

И ещё сто раз в жизни повторится

Разговор двоих, странная игра.

 

О моя страна – камыши и реки,

Сонный рай стрекоз, чуткий шорох трав,

Вечная печаль о человеке.

Неизбывный страх.

 

Я несу в руках стебелёк люцерны.

Солнце на воде с самого утра.

Цвиркает  сверчок, бьётся  птица в сердце:

Я тебя люблю – завтра и вчера.

 

* * *

 

 здравствуй! – зыркнет наше прошлое

 улетающим грачом,

 расставались по-хорошему,

 целовались горячо,

 по Москве брели, как  пьяные,

 вдоль высоток,  вглубь аллей...

 

 утро тёплое, туманное

 по стаканчикам разлей,

 выпей залпом да откашляйся,

 разгони по венам грусть,

 мы шагаем в настоящее –

 дай мне руку, я боюсь...

 

Зимуй со мной

 

1

 

Рыбы больше не пляшут, в прозрачной воде засыпают,

Увядающих листьев скользит пестрокрылая стая,

И водой отражённое облако ходит по кругу.

На безлюдье мы пристальнее разглядели друг друга:

По законам природы по-прежнему – нежные дети,

Малыши-насекомыши в хаосе и разноцветье,

По знакомым пейзажам неспешным прогулочным шагом

Вдоль высокого берега, мимо сырого оврага

Безмятежное время от радости до новогодья,

Взявшись за руки, мы осторожно проходим, проходим,

Предвкушая застолья и длительные разговоры

С ароматом травы золотого июльского сбора.

Мысли движутся медленно, белки – проворно и ловко,

У зимующих птиц тоже есть мастерство и сноровка.

Это кажется только, что жизнь покачнулась и встала.

В сердцевине зимы терпеливо хранится начало.

 

2

 

Рыжеет шустрая тропинка

И рвётся вдаль, за горизонт,

Где ёлок островерхих пики

Покалывают небосвод,

Где солнце путается в соснах,

А ветер непривычно тих.

Где навсегда случилась осень

Для нас двоих,

Дождя прозрачными слезами

Умыта.

Знаешь, всякий раз

Косноязычность исчезает,

Когда прохлада входит в нас:

Уже дрожат тела и души,

Но страха ни в одном глазу.

Хвала тебе, со мной идущий,

В сырую лесополосу!

Отважный, хватит ли блаженства

На время бесконечных вьюг,

На срок метельного соседства,

На обесцвеченность вокруг?

Не лебедь крылья распростёрла,

А просто облака и дым,

Но перехватывает горло

От нестерпимой красоты.

И юные поют черешни,

Посаженные той весной.

Пусть ничего не будет прежним.

Зимуй со мной.

 

 

Знакомый маршрут

 

Сколько хватает взгляда – стихи, долги,

Мёрзлые сливы в траве да сорочьи стаи,

Туча за тучей несутся вперегонки,

Музыка ветра силится, нарастает –

 

Вечный маршрут. Перевёрнутый свет в глазах,

Шорох, шипение, свист, золотые вспышки:

Ах, эти бабочки, всё б им рукоплескать,

Сиюминутность зная не понаслышке.

 

Палые листья растеряны и легки,

Пошелестят под ногами и затихают:

Слушает осень наши с тобой шаги,

Чувствуем мы её огненное дыханье.

 

Синие тени срываются прочь с крыльца.

Солнце сложило крылья, смежило веки.

Ловим тепло последнее на живца,

Маленькие дрожащие человечки.

 

За руки взявшись, нацеловавшись всласть,

О пустяках болтая, хватая с пылу

Горсть винограда: когда с сентябрём вась-вась,

Кое-что открывается старожилам!

 

И расширяется узенький кругозор,

И удлиняется линия горизонта

Ровно до тех высот, где зарос забор

Гроздьями ягод неведомого нам сорта.

 

* * *

 

золотятся  кленовые шкварки,

ночь шуршит, заблудившись в стогу,

ах, как сладко, тревожно и жарко

от утраченной близости губ

 

отцветает герань на окошке –

райский сад... но к тревоге любой

я прикладываю подорожник

и завариваю зверобой

 

И будет ещё одно лето

 

«Смотрю на небо:  такое оно спокойное, так бы и улетел в него»

И. Шмелёв

 

Мы встретимся вскоре, поскольку разлуки

Окончится смутное время.

Весёлой капели настырные звуки

Пронзят заоконную  темень,

И светом безудержным брызнут соцветья

На жертвенном  дереве Жизни,

И звёзды, которые сбрасывал ветер,

На нитях  паучьих повиснут.

 

И мы  соберём в коробок золотую

Пыльцу, чтоб хранить, как святыню.

И небо, шагнув, подойдёт к нам вплотную,

И больше уже не покинет.

Библейское завтра случится сегодня,

И сбудутся все предсказанья:

Мы встретимся вскоре, и  лето Господне

Настанет, настанет, настанет.

 

И будет ещё одно лето, и после, 

И много – певучих,  чудесных!

И густо настоянный травами  воздух

Скворчиной  наполнится песней.

Смородины куст разомлеет на солнце,

Малина зальётся румянцем,

И огненный крест над собором  взметнётся,

И семь куполов  разгорятся.

 

Мы встретимся вскоре, смотреть, как шмелюка

Бодается с жаром акаций.

Мы встретимся, чтобы баюкать друг друга,

Спасать и спасать, и спасаться.

И звон колокольный остатки туманца

Рассеет, развеет, разгонит.

Мы встретимся, чтобы уже не расстаться

Ни с небом, ни с летом Господним.

 

* * *
 

идти вдвоём дорогой длинной
туда, где теплится костёр, 
туда, где  снегом  тополиным 
весь мир по шею  заметён,
затоплен нежностью по плечи, 
лебяжий пух  попробуй – сдунь! 

идти вдвоём дорогой млечной
и целоваться на ходу

 

Из жизни предутренних звёзд

 

«да возсияет и нам грешным свет Твой присносущный»

 

Едва любви попутный ветер перелистнёт дурные дни,

Река серебряные клети стряхнёт движением одним,

И, с шумом выдыхая воздух, живая понесёт вода

В ней отразившиеся звёзды, сгорающие со стыда.

 

Сожмётся сердце человечье от состраданья и тоски:

Не время лечит, Слово лечит отчаянию вопреки.

И нас покинувшие в горе вернутся вскорости назад.

И звёзды выплеснутся в море, и разольётся бирюза.

 

Должно хватить и сил, и света принять обратно и обнять,

Ведь ближе не было и нету  ни у тебя, ни у меня.

Когда  – певуч и бесконечен – луч высветит печаль  до дна,

Поймём и мы – не время лечит, а тишина.

 

Ихтис

               

Не зеркало треснуло – озеро вскрылось лесное.

Приснился пугающий  сон, но теперь его смоет

Слезами, дождями, цветными  чернилами волн,

И ты  вдруг прозреешь  –  и это важнее всего!

 

Где ежеголовник и таволга  дышат любовью,

Где всякая тварь просыпается и славословит,

Успеешь  заметить во тьме  у песчаного дна

Диковинных рыб, о которых и знать не должна:

 

Блестя чешуёй,  плавниками, как в салки, играя,

Всплывёт на поверхность и скроется с глаз твоих стая,

И дрогнет душа,  разглядев перламутровый хвост

В тревожном  течении времени, мыслей и звёзд.

 

И будет по  слову  Господню, и сердце  иное

Созиждет из каменного твоего – плотяное,

Мягчайшее сердце, людскую познавшее боль,

И первая рыба вернётся тогда за тобой.

 

* * *
 

к ясному солнцу лицом 
спиной  на речной песок, 
тихое облако-сом
скрылось за горизонт
лето подтаяло да
вниз по усам стекло
к берегу льнёт вода – 
трогает нежно  лоб:
невыносимый жар!
доктор велит  лежать...

 

 

Какого лешего

 

Так много времени прошедшего,

А в будущем – одни убытки.

Не спрашивай, какого лешего

Зима болтается на нитке:

 

Вдевай в иглу и шов накладывай –

Прочней, надёжнее – по-новому!

Пока ещё плывут кораблики

Осиновые и кленовые.

 

Всё, что рассудком не охвачено,

Само спешит воспламеняться!

Нарядные танцуют бабочки

И засыпают прямо в танце.

 

Клюква в сахаре

 

Клюквенные россыпи собирай -

Осень  нынче выдалась  урожайной!

Если в сахаре притомить  с  утра,

Причастишься к вечеру сладким  чаем.

 

Скоротаешь время остывших гнёзд -

Безмятежно нынче на поле  брани.

Загородный быт незатейлив,  прост -

Только чьи-то тени  в оконной   раме,

 

Только первый иней на проводах.

Горлу горячо, а ладоням  зябко.

Будто бы живая  кипит вода

В самой глубине  забродивших ягод.

 

Лопухами дальний зарос овраг,

Поседели иглы чертополоха.

Язычки огня освещают мрак.

И не так уж страшно.

Не так уж плохо.

 

Красиво

 

1

Дятла стук дробит сентябрь

На войну и мир.

Распластала ночь-летяга

Тучи над людьми.

Ходят-бродят одиночки,

Капает вода.

Древоточцы корни точат –

Беда!

Астры вертят головами –

Солнца нет как нет.

Не живу – переживаю,

Перелётных провожаю:

Скоро ляжет снег

 

На рябиновые кисти,

На калиновые гроздья –

Глупая, угомонись ты!

Бешеная, успокойся!

 

2

Прощай! Мне пора засыпать.

Пора хризантем торопливо

Проходит,

За ней – листопад,

Ты после проснёшься счастливым,

Ты после, ты возле, ты шум

Древесный, протяжное эхо.

Спускает паук парашют

Откуда-то сверху.

 

3

У меня кругом красиво.

У тебя – мускат –

Белый с розовым отливом,

Груши, абрикосы, сливы –

Что же ты не рад?

 

Тонут корочки граната,

И темнеет чай.

Не прощаешь – и не надо,

Но не забывай.

 

4

Друг от друга бежали, а теперь полетим:

Хочешь, станем стрижами?

Десять суток в пути –

Отдышаться нам где бы?

Десять судеб – и вот:

То ли снег пахнет небом,

То ли наоборот.

 

Любить – это нежно

 

Любить – это смело, прекрасно и больно,

Под шёпот душицы и всхлип колокольный,

Мешаясь с небесной водой, с облаками,

Рассыпанных звёзд не касаясь руками,

Целуя шиповника чистые слёзы

И жадно вдыхая трепещущий воздух.

 

О, как это нежно – цветущие вишни,

Их детские веточки – выше и выше,

Слепые прохладные тонкие пальцы!

Любить – это значит всегда возвращаться

Пускай даже сердцем, пускай даже в мыслях

Хранить имена и знакомые лица

Всех добрых не добрых,

Всех близких не близких,

Подвязывать впрок виноградные кисти,

И быть милосердным,

И медлить с прополкой

Высокой травы из тончайшего шёлка.

 

Любить – безоглядно, пронзительно, звонко,

И кротко, как кротки глаза оленёнка,

Как вьюн устремляется вверх по забору,

Любить – это первым заканчивать ссору,

Крыло подставляя – и больше ни слова,

А только настойку из болиголова,

А только – однажды доверившись птице –

С ней вместе об общем и частном молиться:

О счастье и горе, о жизни и смерти,

О вечном полёте сквозь хляби и тверди –

И этому саду, и этому дому,

И животворящему Духу Святому.

 

Гудит растревоженный памятью пчельник,

Теперь ничего не имеет значенья,

А только любить – беззаветно, беспечно –

Цветы под окном, голоса человечьи,

И странно, и страстно – до жженья, до дрожи

Любить, потому что иначе не можешь.

 

Майский трилистник

 

1

 

глядишь на свет, лица не приближая,

без имени, без памяти, без сна:

не женщина – мелодия чужая,

и ужас не дослушать до конца,

и вечный страх, и вечное стремленье

переступить границу пустоты.

 

но только голосов далёких пенье,

дождливый май,

вишнёвый дым

и ты.

 

2

 

а та, что рядом под дождём

идёт с тобой на тонких ножках,

который май у нас крадёт,

да всё никак украсть не может.

и птичьей лапкой твой рукав

цепляет, морщится, хохочет…

 

вздохнёт, и как бы между прочим,

мне на ходу кивнёт слегка.

 

3

 

сердцевина мая – ярмарка чудес:

спит звезда колючая в зелени реки.

друг мой беспокойный, оставайся здесь,

малый ковш медведицын с неба опрокинь!

 

будто бы с похмелья голова болит,

майская провинция залита дождём.

незамысловатый наш человечий быт:

молоко с коврижкой да 

мы с тобой вдвоём.

 

* * *

 

маковое зёрнышко печали

так и не взялось, не проросло,

нас сначала на волнах качало,

а потом теченьем унесло,

 

а потом судьбы водовороты

закружили, что не разберёшь,

где ты нынче, как ты нынче, что ты

по утрам босой на кухне пьёшь

 

Между прочим

 

1. 

День угасал, и ветер миг ловил,

Когда уснут в озёрной люльке звёзды,

Большой ребёнок, ищущий любви,

Внимательный, докучливый, серьёзный,

 

А поле незабудками цвело,

И ландышами рощица дышала.

Живительная музыка без слов,

Как лодочка, качалась у причала.

 

Была весна. Нетерпеливый рой

Восторженных подёнок рвался к свету,

Знобило юных яблонь редкий строй,

И вишни лихорадило от ветра.

 

2.

попробуй произнеси

по слогам звенящую синь

проговори наизусть

холодящую нёбо грусть

повтори муравьиный шаг

торопись поспешай

липовый цвет вот-вот отгорит

миролюбец аукнет внутри

качнётся камыш всполошится мышь

не заметишь не отличишь

да я это всё не всерьёз

брось

 

3.

вот и мы висим на волоске

между днём и ночью

между прочим

муравей трудяга и аскет

о пустых наградах не хлопочет

вот и ты напрасно перестань

глупые подсчитывать потери

остальное блажь и суета

остальное дунь и улетели

 

 

Музыка моя, муза

 

1

Придут высокие дожди – серебряные воды,

И лес застынет – тих и дик – в  объятьях непогоды.

И мир уездный развезёт, и он в момент исчезнет.

И только птица о своём успеет спеть над бездной -

Не с высоты полёта, нет, а из гнезда родного,

И золотой пробьётся свет, и жизнь вернётся снова:

Достанет  воздуха и  слёз, и рос, и звёзд, и силы!

.

А лес сквозь небеса пророс – стареющий, красивый,

И даже если тьма внутри, услышит птицу где-то -

И сердце дрогнет, заболит

И разразится светом!

 

2

Музыка моя, муза, розовый тамариск,

Вместе на лодке узкой мы уплываем вниз.

Ельник над головою. Небо сечём веслом.

Первые мы с тобою – вот нам и повезло!

А лепестки не  тонут – кружатся на воде,

Пусть нас уже не помнит

Никто

Нигде.

Из темноты прошедших судеб, дождей и лет

Мы выплываем спешно

На свет –

Призраки? Новосёлы? Родственных две души?

Плещем веслом весёлым -

Переплываем ширь

Жаркой реки в кувшинках с камешками на дне:

Юны, несокрушимы –

Обе-две.

 

На своей волне

 

Я – вода небесная, никуда

От меня не денешься – сам не свой

Проплывает сквозь облака судак,

Серебристой хвалится чешуёй.

 

Отражают солнце его зрачки,

Он обходит ловко рыбачью сеть.

Воссияли крылья ли, плавники:

Главное – успеть

 

Вынырнуть вдали от застывших слёз.

То ли свет нездешний, а то ли снег.

Я – вода, я синих несу стрекоз

На своей волне.

 

* * *


не жалуясь, не проклиная, 
расправив нежность за спиной, 
летишь туда, где ночь  иная, 
над городом  и надо мной, 

и,  обгоняя день вчерашний, 
один в кромешной темноте - 
скажи мне, как  тебе не страшно
над бесконечностью  лететь? 

 

* * *

 

Не удержишь тихий свет в горсти, 
Выскользнет из рук – и был таков, 
Стая сов бесшумно пролетит
Вдоль озёрных топких берегов, 
Прошуршит осока, пропоёт
Голубой тростник, 
Но  только тронь –
Солнце,  налитое до краёв, 
Катится антоновкой в  ладонь...

 

Ни одной слезы

 

Привыкаю к вьюгам и холодам,

К птичьему молчанию посреди,

Ни одной слезы тебе не отдам,

Ни одной мелодии из груди,

 

Потому что раньше не удержал

Ни слепого облака, ни меня,

И теперь никак не спадает жар

Горького рябинового огня.

 

У твоей звезды бледное лицо,

И она сияет в полубреду,

И как будто кто-то рассыпал соль,

И я аккуратно по ней иду.

 

А ты где-то спишь и кричишь во сне,

А мои шаги скоры да легки.

Нас обоих держит в ладонях снег,

Думает, что мы с тобой – мотыльки.

 

Кажется, зимы бесконечен век,

Только с каждый часом длиннее тень

У забора, будто бы человек

Привалился боком в похмельный день.

 

На округу льётся небесный свет,

Я не знаю, как это у других,

Но где очень больно, там горицвет

Сбрасывает острые лепестки…

 

О нас. Весенний пустяковый триптих

 

 I

 

Я бы скучала, но небо! но солнце!

Птицы и облака!

Розовый куст встрепенётся, проснётся,

Ветру кивнёт слегка,

Робко прикрыв золотые ресницы –

Ну же! Сверкай, гори!

Я бы грустила, да вот не грустится –

Пусто теперь внутри:

Пусто, бесслёзно, и гулко, и звонко –

Так, как бывает весной…

Я бы звала тебя голосом тонким,

Ласково, будто чужого ребёнка,

Но

Разве нужна тебе жгучая тайна

Двух заколдованных душ?

Нынче они растревожились рано –

Жимолости в саду.

 

II

 

хорошо быть осокой

на речном берегу

одинокой высокой

с горьким привкусом губ

пережить холода бы

и проснуться в слезах

чтобы только вода

да над ней стрекоза

чуть заденет крылами

разойдутся круги

всё что было не с нами

пустяки

пустяки

 

III

 

Вот и сбывается снова

Лютик на пустыре.

Заросли болиголова

Там, где вчера шёл снег –

Щеголеватый, пышный,

Добрый морозный дух.

Нынче же вышли вишни,

Все, как одна, в цвету!

Ветра порыв – и словно

Вьюга пустилась в пляс,

Не проронив ни слова

О нас.

 

О нежности

 

достать тоску из пачки сигарет

тимьянным духом сладко затянуться

так хорошо бывает в октябре

среди неотцветающих настурций

 

о это всё о нежности о ней

беззвучные слезящиеся звёзды

и тёплый свет и близорукий снег

и золотая шкурка яблок поздних

 

и человек с которым жить да жить

осенней седины не опасаясь

но безоглядно облако бежит

в уют на юг за соловьиной стаей

 

 

Облачный триптих

 

1

облако, облако – грива седого льва

в небо смотреть – закружится голова

каждый твой шаг навстречу – непоправим

это предчувствие – света? тепла? любви?

 

просто орёл слишком долго парил один

просто телец где-то около  проходил

и поднималась огненная трава

и обжигала гриву седого льва

 

2

и встаёт стеной белопенный сад

златоглавый лес

и летит над облаком стрекоза

снам наперерез

 

и сбивает звёзды с немых высот

кончиком крыла

я хотела главный запомнить сон –

так и не смогла

 

а в колодце плещется не вода –

ртуть и серебро

я хотела сердце твоё, Адам,

но взяла ребро

 

3

ты пришёл со мной говорить о вечном –

о неопалимом кусте сирени,

где неторопливо в листве весенней

каждый пятилистник лучом помечен

 

я глаза закрыла от слёз и света

слушала твой голос, а где-то рядом

ветер проносился стремглав по саду,

облака срывая с цветущих веток

 

Осенняя канцона

 

Полна корзинка щедрых лакомств,

Бастардный золотится брют,

Поверх листвы летит собака,

Принюхиваясь к сентябрю.

 

В льняной мешок зашиты травы,

В подполье шебуршится мышь.

И никакой на нас управы –

Такие ветреные мы:

 

Ты ягоду берёшь губами –

По нёбу неба льётся сок,

Густеет воздух между нами,

Оса вонзается в висок.

 

Я – ягода твоя – брусника,

Полупрозрачный леденец,

Я – яшма – страсти камень дикий,

Священный сердолик сердец.

 

Ты – свой, ты – свет, орех в скорлупке,

Сверчок в запечном уголке.

Ночь расплывается в улыбке

И гладит месяц по руке,

 

А я с тобой в слова играю:

Найду, рассыплю и сложу.

А сверху бабочка порхает.

А снизу засыпает жук.

 

И все – единый орган слуха,

Неповторимый эпизод.

Жужжит серебряная муха,

И жизнь смеётся и идёт.

 

* * *

 

осины  вздрагивают  мелко

и  пляшут  под мою дуду,

мелькают солнечные белки

то там, то тут

 

а ты идёшь, жуёшь травинку,

сжигая за собой мосты,

вихры пригладив по старинке –

такой уж ты!

 

сочатся карамелью соты,

вшит намертво пчелиный клин,

и лист неведомой породы

едва касается земли

 

а ливень онемел с испуга,

повсхлипывал и улетел –

и стали мы равны друг другу,

как свет и тень

 

 

* * *
 

от лета нам с тобой остался 
мышиный хвостик – ерунда:
стрекоз причудливые  танцы,
с небес прозрачная  вода
да урожай малины поздней, 
никем  не собранный ещё, 
и запах –  яблочный и звёздный -  
от рук и щёк

 

От сих до сих

 

Оставь мне замирающее пламя.

Последний листопад себе присвой.

Не сердце, но каштан найди в кармане –

Согрей его.

 

Белым-белеет птичий пух над садом.

Черным-чернеет тихая вода.

И ветры в кронах голосят надсадно,

Что это навсегда.

 

Случайных совпадений не бывает.

На Млечный Путь не остаётся сил.

Натянута верёвка бельевая

От сих до сих.

 

Мне не хватило времени и света.

Тебе хватило взгляда одного.

И цепенеют облака, и это

Больней всего.

 

* * *
 

откусишь с хрустом – брызнет сок - 
прозрачный, липкий, кисло-сладкий, 
какой-то поздний зимний сорт, 
до срока вызревший  украдкой – 
янтарнокожий и живой, 
в почти невидимых  прожилках

скажи, случайно не его
Адаму Ева предложила?

 

Певчие

 

«Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы - дети Божии».

(Римлянам 8:16)

 

Он вчера ещё  сыпал из облака – оглашенный,

И такой долгожданный  был, важный и всежеланный,

А сегодня  лежит по обочинам грязной пеной,

Никому не потребный, преданный, бездыханный.

 

А к заутрени вовсе исчезнет с глухих окраин,   

Будто он и не царствовал вечность на этом свете.

Остальных вдохновляет  на подвиги, умирая,

Остальным разъясняет, что все они – Божьи дети.

 

В поднебесье  просторно – есть, где ветрам разгуляться!

Из панельного склепа, трещащей по швам хрущёвки

Разлетаются присные, чада и домочадцы,

Суетливые лица: лазоревки, камышовки,

 

Соловьи, шилохвостки и прочие зимородки,

Голубые сороки, исполненные отваги.

Он – вчера ещё неизбежный – теперь вдоль дороги

Угасает, становится благословенной  влагой.

 

И тогда вылетают на свет из своих дольменов,

Из казённых домов, из неоновой паутины,

Отправляются любоваться на перемены

В милых  птичьему сердцу  покинутых палестинах –

 

По Чьему-то веленью, по собственному хотенью,

Стосковавшись по чистым ручьям, голубым равнинам,

Возвращаются блудные дети унять томленье,

Возвращаются певчие – целы и невредимы.

 

 

По всем приметам

 

Мы с тобой поделим и хлеб, и воду,

Праздники святые, больные будни,

Высоту  лазурного небосвода,

Лес весенний – чёрный, сырой, безлюдный.

 

Отправляясь вместе дорогой дальней,

Я тебе сказала, что круг замкнётся:

И ещё капели не отрыдают,

А уже елеем прольётся  солнце

 

На пласты промёрзлого  чернозёма,

На твоё родное лицо и плечи,

На траву, бегущую мимо дома,

Где под самой крышей  стрижи щебечут.

 

Ты сказал, что все мы под Богом ходим,

Ты сказал, что примулы и фиалки

К Пасхе зацветут, и сирени вроде,

И жасмин, и ландыши – что им,  жалко?

 

Ты сказал, что дальше по всем приметам

Прилетят шмели колдовать над  хмелем.

Будет много счастья, тепла и света –

Их мы тоже напополам разделим.

 

Поближе к раю

 

На то и саночки, чтобы лететь с горы.

Напрасна грусть, а радость не напрасна.

Рвёт тишину весёлый пёсий рык –

Живи и здравствуй

Во весь опор, но ты настороже:

Мелькают дни - сумбур и суматоха,

И так тепло становится душе,

Как не бывало со времён царя Гороха.

 

И ты, надвинув шапку до бровей,

Летишь навстречу облакам из ваты –

И задыхающийся, и почти крылатый –

На беззащитный воробьиный свет,

Подальше ада, снов и чужаков,

Поближе к проездным воротам рая,

Подбадриваемый собачьим лаем,

Летишь без обязательств и долгов:

 

Закрыл глаза, катаешь снег во рту,

И слёзы сдерживаешь и не отпускаешь.

И дятла стук, как будто сердца стук,

Как будто кто-то думает стихами.

И так морозно-розово кругом,

Дымы печные небо согревают,

А ты летишь между добром и злом

И звёздочки макушкой задеваешь.

 

Пока зима не наступила

 

1

 

пока зима не наступила,

пока горит терновый куст,

пусть всё останется, как было:

вечерней изморози хруст,

 

сердечный стук на верхней ноте,

любови долгая строка,

нетороплив и беззаботен

шаг, и дорога далека;

 

пусть сумерки перетекают

из окон в опустевший сад,

смотри, я не одна такая –

инакомыслящий ты сам!

 

тепла парчовая подкладка

раззолочённых облаков,

душа жива, мученье сладко,

а дышится легко-легко –

 

не важно, без тебя, с тобой ли –

принять, как избавленье, тьму  –

молчать, зажмурившись до боли, 

до близких слёз, до белых мух.

 

2

 

...от тёмного следа до первого снега,

до звёздного неба, до сердца родного

 всё живо, всё цело: ныряет с разбега

 отцветшее солнце –

не бойся, потрогай! –

в распахнутый сумрак уснувшего поля,

в золу вдохновенья, жжёт  воздух упругий;

где хрупкое счастье –  ковылье раздолье,

там пришлые  ветры 

 целуются в губы,

совсем по-щенячьи бросаются вьюги

 в колени, и крутятся, крутятся рядом,

мы с прошлого снега болеем друг другом

 от первого 

 и до последнего взгляда – 

мы были ведомы, мы будем ведомы,

останется слово на белой бумаге...

мой ангел, полшага осталось до дома –

так сделай его, нерешительный ангел!..

 

Пока ты спал

 

И тишина трещит по швам,

И холодок во рту ментоловый:

Вступает свет в свои права,

Сад обживают новосёлы,

 

Оттаивают облака,

И с ними, тёплыми, бок о бок

Течёт небесная река

Реке подземной на подмогу.

 

Пока ты спал – не миг, но век! –

Зелёный лук на подоконнике

Свой первый совершал побег,

Выбрасывая стрелы тонкие.

 

Пока ты спал, любимый мной,

Под вьюги ласковые песни,

Здесь совершался мир иной –

Зелёный, радостный, воскресный! –

 

Бузил, куражился, дышал

На коматозных насекомых –

Блуждала бабочка-душа

В бетонном лабиринте комнат.

 

О, обострение тоски!

О, сердца клетка золотая!

С другого берега реки

Нас чей-то голос окликает,

 

И мы ведёмся на него,

Как пчёлы на цветущий клевер,

Из всех возможных суеверий

Так и не выбрав ничего –

 

Но только направленье вверх –

До дрожи в ноющих запястьях,

До нежных жилок на листве,

До слёз, до счастья.

 

Посланники

 

Дан сна глоток и пригоршня мечты,

И солнечная узкая полоска,

И стая птиц, глядящих с высоты,

Их голосов певучих отголоски…

 

Посланником, творящим чудеса,

Твой тихий ангел вылетел навстречу.

И замер в нерешительности сад,

Туманами укутывая плечи.

 

А ты стоишь, ты сам себе не рад,

Страшась разлуки, холода пугаясь,

И лопается спелый виноград,

Кипящим соком губы обжигает:

 

О, этот привкус грусти и любви!

О, этот запах ягоды предзимней!

Твой ангел-богомол неуязвим,

Мой ангел-светлячок неугасимый.

 

Посмотри, Мария

 

Посмотри, Мария, какие дни!

Синий сумрак сада застыл в глазах.

Золотые косы  перетяни

Лентой и ступай  в этот дивный сад.

Потому что если не ты, то кто

Зябликов  разбудит и вразумит,

Утишит дрожание лепестков

И посеет истину меж людьми?

 

Кто наполнит свежестью до краёв

Выстуженный за зиму белый свет,

Сердце  сострадательное своё

Распахнёт навстречу  сырой листве?

Примири, Мария, тоску с тоской,

Брата с братом, землю и небеса,

Чтобы  вольно стало  дышать, легко,

Ангельские слушая голоса.

 

Спутанные мысли, дожди, пути

Распусти по ниточке, отпусти

Посреди не радости, но весны

Оком милосердным воззри на ны!

 

Поэмка о детских страхах

 

Крапива пахнет терпко и свежо,

Но насекомых не интересует:

Висит пузатый шершень (над душой)

Вальсируют капустницы-плясуньи.

Вот осы – я  всегда боялась ос!

(Мне с ними ни за что не подружиться) -

Но  полетело время под откос

И незнакомцев  вытянулись  лица.

И рухнул прежний мир  в тартарары

Со всей своей кузнечиковой  кухней.

Ах, эти муравьиные пиры!

В косом луче танцуют все:

И  мухи,

И пчёлы – я до слёз боялась пчёл!

(ну  что ты плачешь?  – шепчет  голос мамин)

Три раза плюнула  через  плечо

И спрятала  во внутреннем  кармане

Жужжащий смех,  зудящий детский страх -

Чем ближе к сердцу, тем  тебе же хуже

(ну что  ты – это глупая игра,

где третий – лишний, а второй – ненужный,

а первый – стоит только расхотеть!

И, кажется, саму себя не слышишь,

А только этот голос в  немоте

и  выше)

 

Ещё боялась пауков и снов,

И крови – и своей, и посторонней,

И боли!

(боль всегда равно любовь? -

 теперь не вспомнить)

 

А замкнутых пространств? А темноты?

Мышей? (да брось! откуда в доме мыши?)

Чешуйчатые шелестят  хвосты –

Я слышу, слышу! –

И прочь из дома (на день? навсегда?)

В густые заросли котовника  и мяты,

Попробовать  хмельной и ароматный

Сакральный плод пчелиного труда.

 

О, сколько солнца – ляжешь и лежишь!

Глядеть на свет – и радостно, и больно –

С единственным желанием  кружить-

ся  бесконтроль-

Но

и шмеля боялась как огня!

И засушила между рам на память

(все  прочие подробности о маме

на чёрный день хранятся у меня)

Все прочие приметы бытия

Враз  озарились светом золочёным.

 

Кому сказать, но полстолетья  пчёлы

Моей свободе противостоят…

 

 

Поэмка о тайных путях и местах обитания

 

«Кругом меня цвёл божий сад»

М.Ю. Лермонтов «Мцыри»

 

Я за тобой иду – наощупь, наугад,

На заповедный свет, на шепоток сердечный.

Мне кажется, вот-вот – и яблоневый сад

Взовьётся до небес, расплёскивая  вечность.

 

Но и тогда я свой не изменю маршрут

В невоплощённый мир, невидимый глазами,

Я за тобой иду – ведь  нас с тобой там ждут,

Где молоко и мёд,  и  музыка сквозная.

 

*

 

И чем я дальше за тобой иду –

Чеканней шаг, несокрушимей дух

И чище голос незнакомой птицы.

Яснее смысл и жизни, и беды,

И сквозь цветное  стёклышко воды

Причудливее отблески  на лицах.

 

*

 

И можно смерть стряхнуть, как пыль, как шелуху,

Как будто отпугнуть  назойливую муху,

Пока звезда Полынь сияет наверху,

И третий трубный глас  ещё не тронул слуха.

 

Я за тобой иду по огненной земле,

Лечу – крыло в крыло, спешу   – твоя, живая,

Ведь нас с тобой там ждут: орёл, телец и лев,

Взволнованных очей с дороги не спуская.

 

*

 

И ты мою не отпусти  ладонь –

Благословен, кто истиной ведом,

В ком нет ни тени смуты и сомненья.

Когда душа в душе  нашла приют,

Они единозвучно  запоют,

Не прекращая  общее движенье.

 

*

 

Ведь нас  с тобой там ждут, скучают и грустят –

Так бесконечно ждут никем не заменимых.

В нетающем снегу по щиколотку  сад,

Чудесный райский сад, готовящийся к схиме.

 

Дыхание его становится темней,

А ноша тяжелей и слаще с каждым шагом.

Ведь даже уходя, он держится  корней,

И помнит, чью  стволы в себя впитали влагу.

 

*

 

И чем я дальше за тобой иду,

Тем  радостнее бабочкам в саду

Становится, вольготней, веселее.

И  долготерпеливая рука

Укутывает ветви в облака

И нас с тобой, как  завязи, лелеет.

 

При свете дня

 

При свете дня жизнь выглядит иначе,

Чем нам казалась в сумерках ночных,

Мы постарели, и уже не спрячешь

Досадной седины.

 

И тесноваты прежние надежды,

А суд людской велик и бестолков,

Но мы с тобой остались где-то между

Ольховой рощей, небом и рекой.

 

В летящих облаках – мы рядом, рядом

С пернатым покидающим отрядом,

С назойливой букашкой в коробке,

Так и не побеждённые никем!

 

У трын-травы сухие стебельки,

Хотя она отчаянно храбрится.

Зачем-то изменились наши лица

И формоочертания тел нагих.

 

И музыка звучит издалека,

И у тебя горячая рука,

Жук в коробке жужжит и колобродит,

Наверное, мечтая о свободе.

 

Похоже, мы с тобой надолго здесь,

Какие б сны ни расставляли знаки,

Ведь кто-то должен каждый божий день

Ходить в поля и мяч кидать собаке.

 

* * *

 

прикрой окно – невыносимо

сквозит, в ознобе, чуть жива,

склоняет голову осина,

роняя листья, как слова,

а по соседству ветры правят –

мне дует здесь, прикрой окно! –

не вздрагивают только травы –

 

им всё равно

 

* * *

 

присмотрите за ней, как за птицей,

невзначай потерявшей птенца.

не проститься и не возвратиться –

проливать до конца

добела раскалённые слёзы

на бессмертник-траву,

если только не поздно,

отзовитесь,

пойдите на звук.

 

сон короткий отравлен печалью -

ненадёжен приют и ночлег.

дикий вьюн обвивает молчанием

столько лет,

столько горестных лет...

 

скоротечное время уходит

и уводит её за собой.

я доверила нежной заботе

птицу-память-любовь

чужакам, посторонним, случайным…

в непроглядную летнюю ночь

то ли облако ветви качают,

то ли мама баюкает дочь:

усыпляющий звон раздаётся.

входит в сердце шиповника шип.

присмотрите за ней, как за солнцем

чьей-то детской души...

 

гроз угрозы не так уж и страшны.

всхлипнет дождь и прижмётся к земле,

и останется лёгкий и влажный

несмываемый след.

 

Просительная

 

«Спаси, Господи, люди Твоя»

 

Молодые вишни,  полны огня,

В мир неумолимо несут тепло.

Птицы суетливые гомонят,

Яблони  придерживая крылом.

 

Сердце человеческое болит,

Плачет, ищет Бога, а он – везде! –

В небе, на земле, в золотой пыли,

Во дворе и в доме, и там, и здесь.

 

И в минувшем дне, и в грядущем дне,

И в стакане с луковкой на окне.

 

И с тобой  повсюду Он, и со мной –

И с утра, и в полдень, и в час ночной.

 

Потому-то мимо невзгод и бедствий

Ищет сердце Бога, как радость в детстве,

Как на Первомай у отца на шее,

Требует защиты и утешенья.

 

Мира всем, любви, благодати Божьей

Просит сердце, ибо без них не может:

 

Всякую овечку лелеет пастырь,

Тонкорунную на  просторах райских.

 

Бабочка очнулась и еле дышит,

Из норы на волю глядит зверьё.

Господи, прости нас, – звучит чуть слышно.

Господи, помилуй! – душа зовёт.

 

Времени так мало – почти что нет,

В тёмных лужах – страх, внутренняя дрожь.

Только чистый невероятный свет,

На который смотришь и не сморгнёшь,

 

Только свет повсюду – что вверх, что вниз.

Господи, помилуй и сохрани!

 

Проснулась и пою

 

Проснулась и пою, но ты меня не слышишь

В неведомом краю засахаренных вишен,

В нетронутой тиши, прокуренной тобою,

Где выцветает жизнь на стареньких обоях,

Где теплится впотьмах единственная свечка,

И близится зима, и защититься нечем.

 

А ты и рад бы в рай, да кошка не пускает –

Спасает каждый раз, мурлыча и ласкаясь,

Кашмировым теплом больную душу греет.

Нам крупно повезло – мы порознь стареем:

Мы спать ложимся врозь, встаём поодиночке.

И россыпь поздних звёзд дрожит в садовой бочке.

 

Птичье

 

Чуть коснёшься – сама отворится дверь,

Птица пискнет и спрячется в голой роще.

Шаг шагнёшь – и по пояс в сырой траве,

Где трепещет беспомощно мятлик тощий.

 

Воздух чист и невидим, и невесом,

Ветви сосен в серебряной паутине.

Выйдешь из дому – вспыхнет огнём лицо,

Будто пойман с поличным и в нём повинен.

 

Я полжизни о близком родстве пою,

Льётся время беззвучно, крепчает ветер,

Осень в сердце скрывает тоску мою

Обо всех на свете.

 

И пока не улёгся лебяжий пух –

Бесконечный снег – в ледяные ясли,

Козодой болотный ласкает слух,

Вальдшнеп цыкает,

Голосит неясыть.

 

 

Пёрышко

 

Вытянешь за ниточку пару слов –

Сквознячок потянется от окна.

Яблочное семечко проросло,

Наступили новые времена.

 

Птица-жалость в клетке не прижилась.

Усвистала с родичами на юг,

И теперь в пути распевает всласть

Песню неоконченную свою.

 

Тихо стало в комнате. И пока

Мы тут куролесили, посмотри,

Загорелись розовым облака,

Запылилось пёрышко у двери.

 

* * *

 

радость не отбрасывает тень,
можешь в небо пёрышком взлететь, 
можешь лечь берёзовым листом, 
важное оставив на потом, 
проворонил счастье – не реви, 
говорил кому-то о любви, 
оглянулся – нету никого, 
вот и вытри слёзы рукавом 

 

Росток

 

***

 

Так горячо в груди! Лакричный дух проталин,

Стрижей переполох – вступай в оркестр, вступай!

Мы надкусили март, апрель перелистали  –

И выплеснулся  май!

 

Живой воды глоток – желанная прохлада,

Луч солнца сквозь ушко игольное продет…

Я  – хор,  ты  – дирижёр, и никакого  сладу,

А только серебро –  в гортани  и в воде!

 

Пространство разорвав, на свет выходит слово –

Я говорю – постой!  Ты говоришь – лети!

И любопытный страх, как приговор: виновны!

И льются слёзы вспять, и горячо в груди…

 

***

 

Подставляло небо дельфинью спину,

Голубые травы ласкали пятки.

Разве я смогу навсегда покинуть

Мир, где мамин свет и  её  порядки?

 

Станет ночь прошедшая  звёздной пылью,

Васильками в поле под  облаками.

Вскинешься – а нет облаков  –  уплыли!

По щекам горючие сны стекают,

 

Пламенем  горят на окне  герани,

Задыхаются от объятий  тесных.

Солнечный  росток, драгоценный, мамин,

Про который  всё наперёд известно,

 

Рвался на свободу – глуп, неприкаян! –

На ветрах настоянный, на печали,

Сам себе слуга, сам себе хозяин…

Как  ты, мама, там, за семью «скучаю»?

 

***

 

это не наша с тобой  война

мы говорим не об этом

яблони по четырём   сторонам

света

 

от нелюбимых не надо детей

поздних плодов не надо

а  лепесткам ещё  долго лететь

над  уцелевшим  садом

 

жизнь начинается там где смерть

цитирует Иоанна

мне бы тебя угостить успеть

спелой  антоновкой 

мама

 

Синичкино счастье

 

O, du lieber Augustin, Augustin, Augustin,

O, du lieber Augustin, alles ist hin.

 

Пугает, шепчет в окна: «Не ходи!»,

Снежок по стёклам шарит близоруко,

Он в сговоре с дождём, с огнём в груди,

Малярной кистью разгоняет скуку.

 

Куда теперь, мой милый Августин,

Отправишься искать синичье счастье?

Настойчивое эхо: «Не ходи!»

Несётся по заброшенным участкам.

 

И рощица испуганно глядит,

Сквозит полупрозрачный свет под кожей.

Но столько ожиданья впереди,

Что не ходить и вовсе невозможно!

 

Кто говорил, что всё прошло? О, нет!

Любовь, и боль, и память не проходят,

Их неизменен запах, вкус и цвет.

Мой милый Августин, на склоне лет

Ты так же смело грезишь о свободе.

 

А потому следы собачьих лап

Ведут по насыпному чернозёму

Из милого домашнего тепла

К чужому, незнакомому, иному.

 

И мы с тобой торопимся поспеть,

Шагами семимильными шагаем

Туда, где смерти нет, где бересклет

Бесслёзными уставился зрачками.

 

Где басовитый лай и птичий свист,

Смолой сосновой пропитался воздух,

Мой милый Августин, где о любви

Не совестно, не тягостно, не поздно.

 

* * *

 

ситцевый день в цветочек, 
с пенкой от молока, 
стала ещё короче
строчка – на два глотка

выйди-ка на два слова, 
вечером на крыльцо
взгляд-то какой суровый, 
словно метель в лицо

 

* * *
 

Сладким дымком пахнет моя рука, 
Помню – любила, не помню, кого и как...
Ярче, костёр, до неба – гори,  гори! 
Можно не видеть, не слышать, не говорить –
Можно идти, как будто и дела нет, 
Медленно, неумолимо идти на свет, 
Падать ничком в траву и лежать в росе, 
А и любила –
Да разве  упомнишь всех... 

 

Слово за слово

 

«В дому Отца Моего обители многи суть»

Свт. Иоан Златоуст

 

Проехать весну, пролететь, отболеть и проститься,

Увидев,  как сальце  с кормушки склевала  синица,

Как  рощица вдруг засияла, взорвавшись листвою,

Принять, что  в скорбях открывается чувство шестое:

Весь мир в одночасье из тихого сделался шумным,

Ворвались ветра, и опомнился лес многострунный,

И белое стало цветастым и щеголеватым,

И нечего больше бояться,  и плакать не надо.

 

Капель  пропустить по глотку, от свободы  хмелея,

Из всех неизведанных выбрав дорогу длиннее.

Мятежному сердцу неважно, что было вначале,

А только бы воды неслись, и несли, и качали,

Вороны  кричали, смешно сквернословя по-птичьи,

И старая лодка  к причалу приткнулась  привычно,

Любуясь небесной рекой и густой синевою,

И солнцем сквозным,  задевающим  всех за живое.

 

Промчать по полям, прокатиться, перевоплотиться,

И в Лету  нырнуть, и поплыть серебристой плотвицей.

В таинственном свете у стен монастырских пригреться,

Удариться оземь и  стать  соловьём-псалмопевцем.

Среди разнотравья чабрец отыскать и лабазник,

И козлобородник – целительный, звездообразный.

А после до ночи  сидеть на  веранде за чаем

И спрашивать Бога,

И слушать, что Он отвечает.

 

 

* * *


снег идёт, куда – не знает
и сбивается с пути, 
ночь, снежинки вырезая, 
льдистой корочкой хрустит
апельсиновая долька
золотая кожура
сколько можно, милый, сколько
в салки с вечностью играть?

 

Сопричастникам

 

«Радоватися с радующимися, и плакати с плачущими»

Св. Иоанн Златоуст

 

Деревьев лица просветлённые

В намытых стёклах отражаются,

И гнёздышки хитросплетённые

Заполоняются стрижами.

 

И высота, и ширь небесная

В распахнутых сияет окнах,

И стиранные занавески

От сквозняков быстрее сохнут.

 

И то ли плачет, то ли молится –

А может быть и то, и это –

Очнувшаяся вдруг лимонница,

Посланница иного света.

 

И новый муравейник строится

На разорённом прежде месте,

До дыхальцев прогретый солнцем,

Здесь каждый сопричастник весел,

 

И, от усердья сдвинув брови,

Любой старается на совесть.

И только время всё суровее,

И оглушительнее новости.

 

И только сердцу всё тревожнее,

Что меж земным и горним где-то

Дрожат деревья теплокожие

От юго-западного ветра.

 

Спешит человек

 

Собака за снегом бежит,

И некому утихомирить –

Такая беспечная жизнь,

А свет и прозрачней, и шире,

Резвей и ребячливей лай,

И ёлки выходят навстречу –

И эти объятия крепче

Любого людского тепла.

 

Собака за снегом летит,

А кажется прямо по небу,

Попробуй её укроти,

Попробуй вниманья потребуй,

Когда ледяные огни

Как призраки близкого счастья,

И жизнь ускоряется, и

Не хочется возвращаться.

 

Собака за снегом бежит,

Улыбчива и беспечальна,

И в такт головою качает,

И взвизгивает, и кружит,

И смотрит снежинкам в глаза,

Как будто бы старым знакомым,

Всё дальше и дальше от дома,

И не дозовёшься назад.

 

Собака за снегом бежит,

Спешит человек за собакой,

И щурится, чтоб не заплакать

И важное что-то решить:

Довериться и отпустить

Собаку за снегом, за светом,

За спрятанным будущим летом,

Где солнце подолгу гостит,

 

Где синяя речка без дна

И не замолкают цикады,

И в зарослях тропка почти не видна –

Подумаешь, и не надо!

Всё правильно, просто, легко,

Живучка цветёт по оврагам.

Собака бежит далеко-далеко,

Летит человек за собакой.

 

* * *


темноты твоей боюсь!
ночью свет не выключаю, 
то всплакну, то выпью чаю, 
то читаю наизусть
летопись зимы морозной –
что ни строчка – про любовь: 
это небо, это звёзды, 
это тот, кто был тобой...

 

Тихий триптих

 

1

Окно раскроешь в тихий сад –

Всё золото кругом! –

И встретишься глаза в глаза

С летящим облаком:

 

Внутри него светлынь, теплынь,

Сердечный перестук,

Ему – полмира переплыть,

Тебе – остаться тут.

 

Растить простые чудеса

В горшочках на окне

И в день хотя бы полчаса 

Не думать обо мне.

 

2

с бестолковостью щенка

нарушаешь все границы

отлежала шелковица

перезрелые бока

южный воздух сладок густ

пенная мережка моря

что ты что ты я не спорю

просто тишины боюсь

 

3

выпьешь чай пожмёшь плечами 

ляжешь в тёплую постель

между нами две печали 

и несовершенство тел

боже мой какая жалость

 

полевых цветов пыльца

в жарком воздухе дрожала

возле самого лица

 

* * *

 

трамвай в стальных силках томится,

грустит, всё силится взлететь,

ему ночами воля снится

и солнцем выжженная степь,

как будто не трамвай, а конь он,

и без узды летит один,

 

а в шумном мире заоконном

льют беспросветные дожди...

 

Туда, где музыка

 

Вот здесь и поживём – в заснеженном краю,

На фоне облаков и синеглазых сосен,

Где чисто и светло малиновки поют,

И звёздная пыльца мерцает на морозе.

 

Когда ещё сидеть подолгу у огня,

Молчать, гонять чаи, осознавать масштабы?

Я вдохновенно вру, но не ругай меня

За эту легкомысленную слабость.

 

Пока ещё в окне бледнеет березняк,

Любимец бьёт хвостом и просится на волю,

Мы выплывем из всех серьёзных передряг,

Привычной суеты и застарелой боли.

 

Пусть не дано иных печалей и забот,

Чем расчищать крыльцо и чувствовать острее,

Как время нас торжественно несёт

Туда, где музыка и небо розовеет.

 

 

* * *

 

у сонного шмеля шаманские замашки

черешневую тьму зачитывать с листа,

не помня наизусть,

и только дождь вчерашний

прошествует и всё

оставит на местах:

плывущие авто, блестящие витрины,

манящее тепло долготерпимых рук,

но что тебе с того – здесь только ветер в спину,

в шалмане на углу глухой протяжный звук

привычна суета за перекрёстком лета

трамвай, притормозив, начнёт издалека:

случайный пассажир, прекрасный безбилетник,

пора бы выходить –

пока тебе,

пока!

 

* * *

 

Ходила глазеть на снежные поляны и небеса,

Промёрзлым хрустеть валежником, учить наизусть леса.

Угадывать лица звёздные, не узнанные пока,

Дышать синевой морозной, не думая, где и как

Нас высадят силы высшие из лодки по одному.

Тростник шелестящий слышала, поддакивала ему.

 

А жизни река проворная, вобравшая свет и синь,

Во все простиралась стороны, и спали в ней караси.

Камыш пламенел, подрагивал, невнятное бормотал –

Так много хранится всякого за пазухой у Христа:

Рябины огни сигнальные, замшелые валуны,

Воробушки – детки малые, синичьи цветные сны,

Совиные – чёрно-белые, серебряное драже

И веточки можжевеловой короткий прощальный жест.

 

Молчала, души не чаяла в барашковых облаках,

Боялась спугнуть нечаянно Господнего пастушка.

А так-то мне страшно не было, и даже тепло в душе

От мысли, что это небо не станет чужим уже,

Что белое это золото – единственное моё

Сокровище. И не холодно. И дальше живём.

Живём.

 

* * *

 

целительную ветку бересклета

у берегини выпроси поди-ка

ссутулилось коротенькое лето

перебирает в туеске бруснику,

пересыпает сахаром запасы –

и рот, и руки в чём-то ярко-алом

 

я о тебе не вспомнила ни разу,

поскольку никогда не забывала

 

Человек-чертополох

 

я даю всему на свете имена:

ветер, ветер – поднебесная волна,

проплывают стаи остроклювых рыб –

краснопёрых, молчаливых до поры,

 

а за ними пролетают косяки

журавлиные, кормлёные с руки,

 

следом – лёгкие косули

с гобелена на стене –

там, где мы с тобой уснули,

замерев спина к спине.

 

по чьему-то повеленью

нежноликие олени

высекают из камней

то ли искры, то ли снег.

 

бьются камни-самоцветы,

заливают звёзды двор.

я живу не по сюжету,

а всегда наперекор.

 

ты сияешь вполнакала,

видно, бережёшь тепло,

сложноцветный и усталый

человек-чертополох.

 

Что тебе ещё?

 

какая нынче суета,

и крохотные сны порхают,

как будто кто их выдыхает

из очарованного рта.

 

сужая звёздные зрачки,

снуют зверьки по снежной глади,

как будто кто в большой тетради

выводит метки и значки.

 

как будто кто сопит – спешит

всё зафиксировать на память,

и, пряча варежки в кармане,

от нетерпения дрожит.

 

слизнув слезинку над губой,

на слух перебирает ноты

и зорко с высоты полёта

присматривает за тобой:

 

жив деревенский дурачок -

залётный снегирёк лядащий.

чем дальше, тем ясней и слаще,

чем дольше – что ж тебе ещё?

 

Что ты не спишь?

 

Мне достаются слепые сады,

Птичьи пустынные гнёзда,

Звёздного лета незыблемый дым,

Ветер промозглый.

 

Ты забираешь шмеля на цветке,

Ливня косую линейку

И остаёшься в полночной тоске

Листья сжигать, не жалея.

 

Дух резеды и полынная тишь

Лёгкие переполняют.

– Облако, облако, что ты не спишь?

– Не знаю.

 

– Облако, облако, белый олень,

Дай молока напиться!

Свет остаётся, теряется след,

Преображаются лица.

 

Дикий шалфей атакует оса,

Длит смертоносное жало.

Вот бы нам набело переписать

Жизни начало…

 

* * *

 

шёл первый снег, мы целовались,

и были не нужны слова,

в саду горел огнём физалис

и этим ближних согревал

.

ложился снег тончайшим ситцем

на тело тёплое земли,

мы не могли никак проститься

и не проститься не могли

.

последний снег так долго таял

и птиц обратно не пускал,

звучала песенка простая

откуда-то издалека...

 

 

* * *

 

 я в трамвае умчалась к морю –

 байки чаек слушать,

 кушать всласть на высокогорье

 персики да груши

 острокрылых сажать цикад

 в коробок бумажный

 телеграмму пришлю: ты как?

 лучше или так же?

 август пахнет ещё шафранней,

 врезаясь в осень

 

так боялась всегда поранить,

что убила вовсе

 

Яблочный сидр

 

1

Другая осень и другой пейзаж –

Казалось, ни мгновенья не отдашь

Ранетовой кромешной тишины,

В которую сады посвящены,

Укутанные в бархатные мхи.

Не выбраться из сентября сухим:

Кусаешь плод и смотришь виновато –

Вкус сердцевины – терпкий, горьковатый.

 

Другая осень, и судьба другая,

Но ко всему на свете привыкая,

Обрящешь то, о чём и не мечтал –

Раскинутый на звёздном небе трал,

Где яблоками пахнут облака

И журавлиный свет теряет силу…

Как тяжело любимых отпускать.

Удерживать – невыносимо.

 

2

Рыжие львы вступают в свои права – 

Никнет под мощными лапами сон-трава.

 

Кто говорил, дороги у нас легки?

Дон-диги-дон – встанешь не с той ноги:

 

В сердце дыра – летний солнцеворот.

Яблоневой настойки – в плаксивый рот.

 

Светится чешуёй золотистый линь,

Осень поводит плечами: дилинь-дилинь,

 

Смотрит совиным оком из-под крыла –

Ты был когда-то, а значит и я была.

 

Будет вино – антоновка, мелба, стайл.

Я не заметила, как ты далёким стал.

 

Бом-били-бом – паданцев мерный ритм,

Белый налив кровоточив внутри.

 

Сок закипает и бродит у нас двоих.

Тонкая кожица жарких бочков тугих.

 

В губы тебя целовала – парам-пара* –

Милый мой милый, пора нам,

Пора, пора…

___

* Парампара (санскр.) – буквально «от одного к другому», «непрерывный поток».