Марианна
Боровкова

* * *

сорочья стая даст обет молчания,

синицы здесь, а журавли отчалят

и унесут на кончике пера

осенний свет – ему давно пора

оставить дом и ситцевый уклад,

где самая последняя пчела,

живущая всё лето по соседству,

смиренна, непривычно милосердна:

не жалит, не жужжит – ни Боже мой!

уходишь ты дорогой обходной,

в беспамятстве уходишь налегке,

несёшь пчелу в зажатом кулаке,

тревожно ощущая, как спросонья

она скребётся лапкой по ладони,

не нарушая чёткость прежних линий,

нас переводит с птичьего на зимний

* * *

ходит голубь, косит оком –

доморощенный царёк,

ноябриха с ноябрёнком

прячутся за октябрём

ночь короче, резче речи

произносит ветер-кум,

как пойдёт Замоскворечье

в пляс по первому снежку

разлетятся сны пустые,

не пророческие, нет,

клюква в сахаре застынет,

вереск догорит в огне

звон сорвётся с колоколен,

снегири загомонят

солнца столько – глазу больно!

не смотри так на меня...

А вот!

1

Сколько горячей нежности 

в  этом твоём «Лети...»

Мир поделён на серебряный, 

синий и золотой.

Чувство грядущей радости  

свило гнездо в груди.

Вышито небо гладью, а 

стая стрижей –  крестом.

Прежняя боль растаяла 

снегом ли, облаком.

Донник, тимьян, черёмуха – 

царственный медонос.

Долго  кукушка плакала 

в рощице над рекой.

Только  взглянул, а больше и 

слова не произнёс…

2

Дождя сладковатый привкус  –

В нём  сила сакральных вод.

Ты думал, никак не свыкнусь –

А вот!

И воздух густой и пряный,

И долгие  травы  в рост,

Ты думал,  я перестану –

А не сбылось:

Ведь  жизнь оказалась больше,

Сверчковой твоей тоски.

Вскипают, касаясь кожи,

Цветущие  лепестки…

А дальше?

Что дальше?

А дальше – за рабицей - лес,

И вечер, и минус семнадцать.

И белое пламя скользит по земле,

И лучше его не касаться!

А кот на окне намывает гостей,

А рядом цветут цикламены.

И замерли строгие тени вдоль стен,

Как будто хранят эти стены.

Я слушаю снега невнятную речь,

Таинственный шёпот азалий:

О, только бы тихую радость сберечь,

Которую мне предсказали,

Оставить на завтра, на после того,

Как первый младенческий ужас

Отпустит, и весело над головой

Скворчиная стая закружит,

И солнце над лесом пройдёт колесом –

Особенное весною! –

Покажет улыбчивое лицо –

Доверчивое, родное.

Нарушит воздушных отар хоровод –

Овечек спугнёт белобоких,

И гости, которых приваживал кот,

Окажутся вдруг на пороге.

А дальше?

Что дальше? Живое – живым!

Ну, здрасьте, любимые, здрасьте!

И где-то в овраге мелькнёт снежный дым

И тут же растает от счастья.

* * *
 

А я тебя, а ты меня, а мы...
А солнце, будто спелый плод хурмы, 
И сыты пчёлы, и жужжат довольно. 

А ты молчишь, и я молчу, и мышь
Вгрызается в полуночную тишь,
Но той теперь почти совсем  не больно. 

А ты не спишь, и я не сплю, а сон
По-очереди нам стучит в висок
И просится в гостях остаться на ночь.

А я тебя, а ты меня – давно!
А шишел-мышел взял да вышел вон.

Ты не звонишь.
И я тебе не стану. 

Без шапки

весенние тени, и крыши, и выше –
и ветви, и ветры, и дон-диги-дон, 
и тот, кто без шапки на улицу вышел,
пьянея от света, и крики ворон, 
и весь этот город, и голод, и морок
метелей, капелей, разлук и дорог
и тот, кто особенно близок и дорог, 
от слова случайного напрочь продрог

кусты и деревья приходят в сознанье,
движенье, броженье, небесный полёт –
и тот, с кем встречались губами и снами,
уже не идёт, а парит над землёй,
и льют голубые холодные ливни, 
и мартовский лёд беззащитен и тих...
я вижу его – молодым и счастливым –
того, кто навстречу без шапки летит

Белый барашек

Белый барашек подпрыгивает, бежит,

Ластится, переступает, призывно блея:

Там, где случайно встречаются смерть и жизнь,

Птицы озябшие тенькают веселее,

Яростней, неугомоннее толчея

Тёплых животных и ангелов нелюдимых.

Кто это плакал ночью? Не я, не я.

Кто это тут бочком переходит зиму?

Кто и куда?

Метель под ногой поёт,

Звёзды ли, воздух, а всё – голубым на белом.

Только вздохнёшь, и срывается вдруг моё

Сердце,

И вот уже кубарем полетело:

Холодно, и серебряно, и светло -

В ушке зверином спрятаться и согреться!

Только сморгнёшь, а его уже замело

Полное слёз,

Бессильное моё сердце.

Тонкие тени сомкнутся над головой.

Станет ещё значительнее, чем прежде.

В небо посмотришь и ахнешь: «Живой! Живой!»

Вот он стоит, смеётся, барашка держит.

Бескрылое

словно яблоко подарила

сердце спелое отдала

сколько в крыльях орлиных силы

столько в пеночкиных тепла

сколько ласки в случайных взглядах

столько в пристальных злой тоски

крыльев ласточкиных не надо

лебединые велики

дом прижившийся у дороги

обступила кругом трава

не тушуйся пытаясь многим

выплакать слова

не смущайся когда однажды

промелькнёт над тобой крыло

в нежность вроде не входят дважды

что ж тебя сюда занесло

за какими такими снами

заявился в мои сады

где не названы именами

ни я ни ты

где по краю пернатых судеб

бессемянки стоят в строю

где бескрылые бродят люди

яблоки жуют

В двух словах

1

мы здесь случайно оказались

на выходе из темноты

глядим счастливыми глазами

на тёмное стекло воды

вне времени и вне пространства

а только ты 

а только я

наследники цветного царства

гортензия настурция

зелёный мир нарядный лёгкий

дюшес муслин поплин шифон

холодным лезвием осоки

изранен и вооружён

потерянный вновь обретённый

попробуй миг останови

из вечной немоты идём мы

к любви

2

ливни звенели пели смеясь и плача

сад подпевал им насколько хватало сил

нежилось солнце плескалось в воде горячей 

слёзы не слёзы дрожащих лобелий синь

двери и окна распахнуты свежий ветер

неугомонный ветер стервец смутьян

он за твои печали один в ответе

он виноватый но только не я 

не я

пахнет дельфиниум мускусом и ванилью

белое пламя сонная синева

как мы с тобой сияли цвели любили

не забывай 

покуда пчела жива

Всё сначала

Гроза прошла, и дышится легко.

Ночной реки парное молоко

Вскипает на губах, и тьма ложится

На руки,

       на колени,

                на ресницы.

Стоишь по шею в медленной воде,

Невидим, невесом,  не здесь -

                нигде,

Души и тела пряча наготу,

Судьбу деля  на эту и на ту,

И,  звёздной ослеплённый высотой,

Паришь  над  бестолковой  суетой,

Над камышовым шорохом, над прошлым –

Ни говорить, ни плакать невозможно.

А время потихонечку идёт,

Осоки мимо, не касаясь вод,

Всё, что любимо, дорого и свято

С собою забирая без возврата,

Не слушая встревоженных цикад,

Не оглянувшись ни на миг назад…

.

Но  лодку у заросшего причала

Качнёт  волной,

И  жизнь начнёшь сначала.

* * *

грачи пакуют чемоданы:

прощай, до будущей весны!

их экзотические страны

тепло встречают, как родных,

а воробьишка желторотый

им вслед чирикнул и умолк

– ну что же ты, сердешный, что ты?

– я б тоже мог...

* * *
 

до чего ж хороша – оторви да брось, 
будто в горле рыбья застряла кость, 
будто бы соринка   попала в глаз – 
а тебе – в самый раз: 

по размеру ладони  да  по душе! 
хоть перекрои меня,  перешей, 
хоть  перерисуй, хоть  перепиши –
нет родней  души

Другой такой захочешь - не найдёшь

другой такой захочешь - не найдёшь.

куда-то стороной проходит дождь,

куда-то далеко за облака,

куда мы не торопимся пока,

пока вся наша жизнь - в садах, в трудах,

пока от чернозёма никуда,

и яблочные завязи в пути,

и всё - любовь, и бог за всё простит.

и вспыхивает золотом вокруг

поверхность вод,

и первый майский жук

рукой проворной схвачен и отпущен,

и кажется вблизи, что краски гуще,

что быстротечна жгучая тоска,

и можно радость вёдрами таскать,

их слушать жестяной весёлый звук,

ворочать прошлогоднюю листву

в резиновых высоких сапогах,

не ведать ни сомнение, ни страх,

и грязь месить,

и разжигать костры,

не знать ни утомления, ни хандры,

белить стволы и накрывать столы,

разглядывать на свет крыло пчелы,

и пот стирать с довольного лица,

и так с утра до ночи

без конца,

и чтобы было всё, как у людей –

щепотка соли, ветер, свет и тень,

вино и хлеб, разломленный на всех,

усталого крыльца скрипучий смех,

ничтожность тел, не властных над собой,

и всё – любовь,

и даже боль – любовь:

другой такой не сыщешь днём с огнём –

так и живём.

* * *

Едем, едем... Где конечная? 
Ложечка звенит  в стакане...
Мы обсудим темы вечные, 
А о личном – и не станем,

На двоих – одно постельное, 
Тихо радио бормочет, 
А хотели – не хотели мы
Станет ясно ближе  к ночи. 

Провода – косые линии,
За окном мелькают станции, 
И полоска света длинная, 
И пылинки золотятся...

* * *

если с чистого листа – жизнь понятна и проста,

а когда на черновик – как умеешь, так живи

красным прочерти поля

погляди, порадуйся

я всегда была твоя

девушка без адреса

не далёкой и не близкой

просто друг по переписке

За правым плечом

Я люблю это тихое время,

Эти ясные чистые дни,

Где кончается сырость и темень,

Только свет и синицы над ним.

Снег идёт, отрешённый, нездешний,

Сторонясь деловой суеты,

И зияют пустые скворечни,

Распахнув почерневшие рты.

Звёзды в поле упали и дремлют,

Замирает речная вода.

Я люблю эту белую землю

Всю в подробных синичьих следах,

И собаку, бредущую рядом,

Выдыхающую бирюзу,

И молоденьких ёлочек взгляды

Там, в овраге, внизу,

Твои руки в больших рукавицах –

Мне от этой любви горячо.

И, по-моему, ангел кружится

Там, за правым плечом.

За правым плечом

Я люблю это тихое время,

Эти ясные чистые дни,

Где кончается сырость и темень,

Только свет и синицы над ним.

Снег идёт - отрешённый, нездешний,

Сторонясь  деловой  суеты,

И зияют пустые скворечни,

Распахнув почерневшие рты.

Звёзды в поле упали и дремлют,

Замирает речная  вода.

Я люблю эту белую землю

Всю в подробных синичьих следах,

И собаку, бредущую рядом,

Выдыхающую бирюзу,

И молоденьких ёлочек взгляды

Там, в овраге, внизу, 

Твои руки в больших рукавицах –

Мне от этой любви горячо.

И, по-моему, ангел кружится

Там, за правым плечом.

* * *

заблудившийся кузнечик городской

рельсы-рельсы, шпалы-шпалы

на кольцо

с остановки к остановке скок-поскок

и увидеть – не узнать тебя в лицо

не упомнить всех, мелькнувших

за окном,

поздний луч трамвайный усик золотит

я всегда просила только об одном:

пожелай ему счастливого пути!

Завтра и вчера

1

Так много времени прошедшего,

А в будущем – одни убытки.

Не спрашивай, какого лешего

Зима болтается на нитке:

Вдевай в иглу и шов накладывай –

Прочней, надёжнее – по-новому!

Пока ещё плывут кораблики

Осиновые и кленовые.

Всё, что рассудком не охвачено,

Само спешит воспламеняться!

Нарядные танцуют бабочки

И засыпают прямо в танце.

2

Камень  и цветок, облако и птица,

Музыка и свет, листья и ветра -

И ещё сто раз в жизни повторится

Разговор двоих, странная игра.

О моя страна – камыши и реки,

Сонный рай стрекоз, чуткий шорох трав,

Вечная печаль о человеке.

Неизбывный страх.

Я несу в руках стебелёк люцерны.

Солнце на воде с самого утра.

Цвиркает  сверчок, бьётся  птица в сердце:

Я тебя люблю – завтра и вчера.

* * *

 здравствуй! – зыркнет наше прошлое

 улетающим грачом,

 расставались по-хорошему,

 целовались горячо,

 по Москве брели, как  пьяные,

 вдоль высоток,  вглубь аллей...

 утро тёплое, туманное

 по стаканчикам разлей,

 выпей залпом да откашляйся,

 разгони по венам грусть,

 мы шагаем в настоящее –

 дай мне руку, я боюсь...

Знакомый маршрут

Сколько хватает взгляда – стихи, долги,

Мёрзлые сливы в траве да сорочьи стаи,

Туча за тучей несутся вперегонки,

Музыка ветра силится, нарастает –

Вечный маршрут. Перевёрнутый свет в глазах,

Шорох, шипение, свист, золотые вспышки:

Ах, эти бабочки, всё б им рукоплескать,

Сиюминутность зная не понаслышке.

Палые листья растеряны и легки,

Пошелестят под ногами и затихают:

Слушает осень наши с тобой шаги,

Чувствуем мы её огненное дыханье.

Синие тени срываются прочь с крыльца.

Солнце сложило крылья, смежило веки.

Ловим тепло последнее на живца,

Маленькие дрожащие человечки.

За руки взявшись, нацеловавшись всласть,

О пустяках болтая, хватая с пылу

Горсть винограда: когда с сентябрём вась-вась,

Кое-что открывается старожилам!

И расширяется узенький кругозор,

И удлиняется линия горизонта

Ровно до тех высот, где зарос забор

Гроздьями ягод неведомого нам сорта.

* * *

золотятся  кленовые шкварки,

ночь шуршит, заблудившись в стогу,

ах, как сладко, тревожно и жарко

от утраченной близости губ

отцветает герань на окошке –

райский сад... но к тревоге любой

я прикладываю подорожник

и завариваю зверобой

И будет ещё одно лето

«Смотрю на небо:  такое оно спокойное, так бы и улетел в него»

И. Шмелёв

Мы встретимся вскоре, поскольку разлуки

Окончится смутное время.

Весёлой капели настырные звуки

Пронзят заоконную  темень,

И светом безудержным брызнут соцветья

На жертвенном  дереве Жизни,

И звёзды, которые сбрасывал ветер,

На нитях  паучьих повиснут.

И мы  соберём в коробок золотую

Пыльцу, чтоб хранить, как святыню.

И небо, шагнув, подойдёт к нам вплотную,

И больше уже не покинет.

Библейское завтра случится сегодня,

И сбудутся все предсказанья:

Мы встретимся вскоре, и  лето Господне

Настанет, настанет, настанет.

И будет ещё одно лето, и после, 

И много – певучих,  чудесных!

И густо настоянный травами  воздух

Скворчиной  наполнится песней.

Смородины куст разомлеет на солнце,

Малина зальётся румянцем,

И огненный крест над собором  взметнётся,

И семь куполов  разгорятся.

Мы встретимся вскоре, смотреть, как шмелюка

Бодается с жаром акаций.

Мы встретимся, чтобы баюкать друг друга,

Спасать и спасать, и спасаться.

И звон колокольный остатки туманца

Рассеет, развеет, разгонит.

Мы встретимся, чтобы уже не расстаться

Ни с небом, ни с летом Господним.

* * *
 

идти вдвоём дорогой длинной
туда, где теплится костёр, 
туда, где  снегом  тополиным 
весь мир по шею  заметён,
затоплен нежностью по плечи, 
лебяжий пух  попробуй – сдунь! 

идти вдвоём дорогой млечной
и целоваться на ходу

Из жизни предутренних звёзд

«да возсияет и нам грешным свет Твой присносущный»

Едва любви попутный ветер перелистнёт дурные дни,

Река серебряные клети стряхнёт движением одним,

И, с шумом выдыхая воздух, живая понесёт вода

В ней отразившиеся звёзды, сгорающие со стыда.

Сожмётся сердце человечье от состраданья и тоски:

Не время лечит, Слово лечит отчаянию вопреки.

И нас покинувшие в горе вернутся вскорости назад.

И звёзды выплеснутся в море, и разольётся бирюза.

Должно хватить и сил, и света принять обратно и обнять,

Ведь ближе не было и нету  ни у тебя, ни у меня.

Когда  – певуч и бесконечен – луч высветит печаль  до дна,

Поймём и мы – не время лечит, а тишина.

Ихтис

Не зеркало треснуло – озеро вскрылось лесное.

Приснился пугающий  сон, но теперь его смоет

Слезами, дождями, цветными  чернилами волн,

И ты  вдруг прозреешь  –  и это важнее всего!

Где ежеголовник и таволга  дышат любовью,

Где всякая тварь просыпается и славословит,

Успеешь  заметить во тьме  у песчаного дна

Диковинных рыб, о которых и знать не должна:

Блестя чешуёй,  плавниками, как в салки, играя,

Всплывёт на поверхность и скроется с глаз твоих стая,

И дрогнет душа,  разглядев перламутровый хвост

В тревожном  течении времени, мыслей и звёзд.

И будет по  слову  Господню, и сердце  иное

Созиждет из каменного твоего – плотяное,

Мягчайшее сердце, людскую познавшее боль,

И первая рыба вернётся тогда за тобой.

* * *
 

к ясному солнцу лицом 
спиной  на речной песок, 
тихое облако-сом
скрылось за горизонт
лето подтаяло да
вниз по усам стекло
к берегу льнёт вода – 
трогает нежно  лоб:
невыносимый жар!
доктор велит  лежать...

Какого лешего

Так много времени прошедшего,

А в будущем – одни убытки.

Не спрашивай, какого лешего

Зима болтается на нитке:

Вдевай в иглу и шов накладывай –

Прочней, надёжнее – по-новому!

Пока ещё плывут кораблики

Осиновые и кленовые.

Всё, что рассудком не охвачено,

Само спешит воспламеняться!

Нарядные танцуют бабочки

И засыпают прямо в танце.

Клюква в сахаре

Клюквенные россыпи собирай -

Осень  нынче выдалась  урожайной!

Если в сахаре притомить  с  утра,

Причастишься к вечеру сладким  чаем.

Скоротаешь время остывших гнёзд -

Безмятежно нынче на поле  брани.

Загородный быт незатейлив,  прост -

Только чьи-то тени  в оконной   раме,

Только первый иней на проводах.

Горлу горячо, а ладоням  зябко.

Будто бы живая  кипит вода

В самой глубине  забродивших ягод.

Лопухами дальний зарос овраг,

Поседели иглы чертополоха.

Язычки огня освещают мрак.

И не так уж страшно.

Не так уж плохо.

Красиво

1

Дятла стук дробит сентябрь

На войну и мир.

Распластала ночь-летяга

Тучи над людьми.

Ходят-бродят одиночки,

Капает вода.

Древоточцы корни точат –

Беда!

Астры вертят головами –

Солнца нет как нет.

Не живу – переживаю,

Перелётных провожаю:

Скоро ляжет снег

На рябиновые кисти,

На калиновые гроздья –

Глупая, угомонись ты!

Бешеная, успокойся!

2

Прощай! Мне пора засыпать.

Пора хризантем торопливо

Проходит,

За ней – листопад,

Ты после проснёшься счастливым,

Ты после, ты возле, ты шум

Древесный, протяжное эхо.

Спускает паук парашют

Откуда-то сверху.

3

У меня кругом красиво.

У тебя – мускат –

Белый с розовым отливом,

Груши, абрикосы, сливы –

Что же ты не рад?

Тонут корочки граната,

И темнеет чай.

Не прощаешь – и не надо,

Но не забывай.

4

Друг от друга бежали, а теперь полетим:

Хочешь, станем стрижами?

Десять суток в пути –

Отдышаться нам где бы?

Десять судеб – и вот:

То ли снег пахнет небом,

То ли наоборот.

Майский трилистник

1

глядишь на свет, лица не приближая,

без имени, без памяти, без сна:

не женщина – мелодия чужая,

и ужас не дослушать до конца,

и вечный страх, и вечное стремленье

переступить границу пустоты.

но только голосов далёких пенье,

дождливый май,

вишнёвый дым

и ты.

2

а та, что рядом под дождём

идёт с тобой на тонких ножках,

который май у нас крадёт,

да всё никак украсть не может.

и птичьей лапкой твой рукав

цепляет, морщится, хохочет…

вздохнёт, и как бы между прочим,

мне на ходу кивнёт слегка.

3

сердцевина мая – ярмарка чудес:

спит звезда колючая в зелени реки.

друг мой беспокойный, оставайся здесь,

малый ковш медведицын с неба опрокинь!

будто бы с похмелья голова болит,

майская провинция залита дождём.

незамысловатый наш человечий быт:

молоко с коврижкой да 

мы с тобой вдвоём.

* * *

маковое зёрнышко печали

так и не взялось, не проросло,

нас сначала на волнах качало,

а потом теченьем унесло,

а потом судьбы водовороты

закружили, что не разберёшь,

где ты нынче, как ты нынче, что ты

по утрам босой на кухне пьёшь

Между прочим

1. 

День угасал, и ветер миг ловил,

Когда уснут в озёрной люльке звёзды,

Большой ребёнок, ищущий любви,

Внимательный, докучливый, серьёзный,

А поле незабудками цвело,

И ландышами рощица дышала.

Живительная музыка без слов,

Как лодочка, качалась у причала.

Была весна. Нетерпеливый рой

Восторженных подёнок рвался к свету,

Знобило юных яблонь редкий строй,

И вишни лихорадило от ветра.

2.

попробуй произнеси

по слогам звенящую синь

проговори наизусть

холодящую нёбо грусть

повтори муравьиный шаг

торопись поспешай

липовый цвет вот-вот отгорит

миролюбец аукнет внутри

качнётся камыш всполошится мышь

не заметишь не отличишь

да я это всё не всерьёз

брось

3.

вот и мы висим на волоске

между днём и ночью

между прочим

муравей трудяга и аскет

о пустых наградах не хлопочет

вот и ты напрасно перестань

глупые подсчитывать потери

остальное блажь и суета

остальное дунь и улетели

Музыка моя, муза

1

Придут высокие дожди – серебряные воды,

И лес застынет – тих и дик – в  объятьях непогоды.

И мир уездный развезёт, и он в момент исчезнет.

И только птица о своём успеет спеть над бездной -

Не с высоты полёта, нет, а из гнезда родного,

И золотой пробьётся свет, и жизнь вернётся снова:

Достанет  воздуха и  слёз, и рос, и звёзд, и силы!

.

А лес сквозь небеса пророс – стареющий, красивый,

И даже если тьма внутри, услышит птицу где-то -

И сердце дрогнет, заболит

И разразится светом!

2

Музыка моя, муза, розовый тамариск,

Вместе на лодке узкой мы уплываем вниз.

Ельник над головою. Небо сечём веслом.

Первые мы с тобою – вот нам и повезло!

А лепестки не  тонут – кружатся на воде,

Пусть нас уже не помнит

Никто

Нигде.

Из темноты прошедших судеб, дождей и лет

Мы выплываем спешно

На свет –

Призраки? Новосёлы? Родственных две души?

Плещем веслом весёлым -

Переплываем ширь

Жаркой реки в кувшинках с камешками на дне:

Юны, несокрушимы –

Обе-две.

На своей волне

Я – вода небесная, никуда

От меня не денешься – сам не свой

Проплывает сквозь облака судак,

Серебристой хвалится чешуёй.

Отражают солнце его зрачки,

Он обходит ловко рыбачью сеть.

Воссияли крылья ли, плавники:

Главное – успеть

Вынырнуть вдали от застывших слёз.

То ли свет нездешний, а то ли снег.

Я – вода, я синих несу стрекоз

На своей волне.

* * *

не жалуясь, не проклиная, 
расправив нежность за спиной, 
летишь туда, где ночь  иная, 
над городом  и надо мной, 

и,  обгоняя день вчерашний, 
один в кромешной темноте - 
скажи мне, как  тебе не страшно
над бесконечностью  лететь? 

* * *

Не удержишь тихий свет в горсти, 
Выскользнет из рук – и был таков, 
Стая сов бесшумно пролетит
Вдоль озёрных топких берегов, 
Прошуршит осока, пропоёт
Голубой тростник, 
Но  только тронь –
Солнце,  налитое до краёв, 
Катится антоновкой в  ладонь...

Ни одной слезы

Привыкаю к вьюгам и холодам,

К птичьему молчанию посреди,

Ни одной слезы тебе не отдам,

Ни одной мелодии из груди,

Потому что раньше не удержал

Ни слепого облака, ни меня,

И теперь никак не спадает жар

Горького рябинового огня.

У твоей звезды бледное лицо,

И она сияет в полубреду,

И как будто кто-то рассыпал соль,

И я аккуратно по ней иду.

А ты где-то спишь и кричишь во сне,

А мои шаги скоры да легки.

Нас обоих держит в ладонях снег,

Думает, что мы с тобой – мотыльки.

Кажется, зимы бесконечен век,

Только с каждый часом длиннее тень

У забора, будто бы человек

Привалился боком в похмельный день.

На округу льётся небесный свет,

Я не знаю, как это у других,

Но где очень больно, там горицвет

Сбрасывает острые лепестки…

О нас. Весенний пустяковый триптих

 I

Я бы скучала, но небо! но солнце!

Птицы и облака!

Розовый куст встрепенётся, проснётся,

Ветру кивнёт слегка,

Робко прикрыв золотые ресницы –

Ну же! Сверкай, гори!

Я бы грустила, да вот не грустится –

Пусто теперь внутри:

Пусто, бесслёзно, и гулко, и звонко –

Так, как бывает весной…

Я бы звала тебя голосом тонким,

Ласково, будто чужого ребёнка,

Но

Разве нужна тебе жгучая тайна

Двух заколдованных душ?

Нынче они растревожились рано –

Жимолости в саду.

II

хорошо быть осокой

на речном берегу

одинокой высокой

с горьким привкусом губ

пережить холода бы

и проснуться в слезах

чтобы только вода

да над ней стрекоза

чуть заденет крылами

разойдутся круги

всё что было не с нами

пустяки

пустяки

III

Вот и сбывается снова

Лютик на пустыре.

Заросли болиголова

Там, где вчера шёл снег –

Щеголеватый, пышный,

Добрый морозный дух.

Нынче же вышли вишни,

Все, как одна, в цвету!

Ветра порыв – и словно

Вьюга пустилась в пляс,

Не проронив ни слова

О нас.

О нежности

достать тоску из пачки сигарет

тимьянным духом сладко затянуться

так хорошо бывает в октябре

среди неотцветающих настурций

о это всё о нежности о ней

беззвучные слезящиеся звёзды

и тёплый свет и близорукий снег

и золотая шкурка яблок поздних

и человек с которым жить да жить

осенней седины не опасаясь

но безоглядно облако бежит

в уют на юг за соловьиной стаей

Облачный триптих

1

облако, облако – грива седого льва

в небо смотреть – закружится голова

каждый твой шаг навстречу – непоправим

это предчувствие – света? тепла? любви?

просто орёл слишком долго парил один

просто телец где-то около  проходил

и поднималась огненная трава

и обжигала гриву седого льва

2

и встаёт стеной белопенный сад

златоглавый лес

и летит над облаком стрекоза

снам наперерез

и сбивает звёзды с немых высот

кончиком крыла

я хотела главный запомнить сон –

так и не смогла

а в колодце плещется не вода –

ртуть и серебро

я хотела сердце твоё, Адам,

но взяла ребро

3

ты пришёл со мной говорить о вечном –

о неопалимом кусте сирени,

где неторопливо в листве весенней

каждый пятилистник лучом помечен

я глаза закрыла от слёз и света

слушала твой голос, а где-то рядом

ветер проносился стремглав по саду,

облака срывая с цветущих веток

Осенняя канцона

Полна корзинка щедрых лакомств,

Бастардный золотится брют,

Поверх листвы летит собака,

Принюхиваясь к сентябрю.

В льняной мешок зашиты травы,

В подполье шебуршится мышь.

И никакой на нас управы –

Такие ветреные мы:

Ты ягоду берёшь губами –

По нёбу неба льётся сок,

Густеет воздух между нами,

Оса вонзается в висок.

Я – ягода твоя – брусника,

Полупрозрачный леденец,

Я – яшма – страсти камень дикий,

Священный сердолик сердец.

Ты – свой, ты – свет, орех в скорлупке,

Сверчок в запечном уголке.

Ночь расплывается в улыбке

И гладит месяц по руке,

А я с тобой в слова играю:

Найду, рассыплю и сложу.

А сверху бабочка порхает.

А снизу засыпает жук.

И все – единый орган слуха,

Неповторимый эпизод.

Жужжит серебряная муха,

И жизнь смеётся и идёт.

* * *

осины  вздрагивают  мелко

и  пляшут  под мою дуду,

мелькают солнечные белки

то там, то тут

а ты идёшь, жуёшь травинку,

сжигая за собой мосты,

вихры пригладив по старинке –

такой уж ты!

сочатся карамелью соты,

вшит намертво пчелиный клин,

и лист неведомой породы

едва касается земли

а ливень онемел с испуга,

повсхлипывал и улетел –

и стали мы равны друг другу,

как свет и тень

* * *
 

от лета нам с тобой остался 
мышиный хвостик – ерунда:
стрекоз причудливые  танцы,
с небес прозрачная  вода
да урожай малины поздней, 
никем  не собранный ещё, 
и запах –  яблочный и звёздный -  
от рук и щёк

От сих до сих

Оставь мне замирающее пламя.

Последний листопад себе присвой.

Не сердце, но каштан найди в кармане –

Согрей его.

Белым-белеет птичий пух над садом.

Черным-чернеет тихая вода.

И ветры в кронах голосят надсадно,

Что это навсегда.

Случайных совпадений не бывает.

На Млечный Путь не остаётся сил.

Натянута верёвка бельевая

От сих до сих.

Мне не хватило времени и света.

Тебе хватило взгляда одного.

И цепенеют облака, и это

Больней всего.

* * *
 

откусишь с хрустом – брызнет сок - 
прозрачный, липкий, кисло-сладкий, 
какой-то поздний зимний сорт, 
до срока вызревший  украдкой – 
янтарнокожий и живой, 
в почти невидимых  прожилках

скажи, случайно не его
Адаму Ева предложила?

Певчие

«Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы - дети Божии».

(Римлянам 8:16)

Он вчера ещё  сыпал из облака – оглашенный,

И такой долгожданный  был, важный и всежеланный,

А сегодня  лежит по обочинам грязной пеной,

Никому не потребный, преданный, бездыханный.

А к заутрени вовсе исчезнет с глухих окраин,   

Будто он и не царствовал вечность на этом свете.

Остальных вдохновляет  на подвиги, умирая,

Остальным разъясняет, что все они – Божьи дети.

В поднебесье  просторно – есть, где ветрам разгуляться!

Из панельного склепа, трещащей по швам хрущёвки

Разлетаются присные, чада и домочадцы,

Суетливые лица: лазоревки, камышовки,

Соловьи, шилохвостки и прочие зимородки,

Голубые сороки, исполненные отваги.

Он – вчера ещё неизбежный – теперь вдоль дороги

Угасает, становится благословенной  влагой.

И тогда вылетают на свет из своих дольменов,

Из казённых домов, из неоновой паутины,

Отправляются любоваться на перемены

В милых  птичьему сердцу  покинутых палестинах –

По Чьему-то веленью, по собственному хотенью,

Стосковавшись по чистым ручьям, голубым равнинам,

Возвращаются блудные дети унять томленье,

Возвращаются певчие – целы и невредимы.

По всем приметам

Мы с тобой поделим и хлеб, и воду,

Праздники святые, больные будни,

Высоту  лазурного небосвода,

Лес весенний – чёрный, сырой, безлюдный.

Отправляясь вместе дорогой дальней,

Я тебе сказала, что круг замкнётся:

И ещё капели не отрыдают,

А уже елеем прольётся  солнце

На пласты промёрзлого  чернозёма,

На твоё родное лицо и плечи,

На траву, бегущую мимо дома,

Где под самой крышей  стрижи щебечут.

Ты сказал, что все мы под Богом ходим,

Ты сказал, что примулы и фиалки

К Пасхе зацветут, и сирени вроде,

И жасмин, и ландыши – что им,  жалко?

Ты сказал, что дальше по всем приметам

Прилетят шмели колдовать над  хмелем.

Будет много счастья, тепла и света –

Их мы тоже напополам разделим.

Поближе к раю

На то и саночки, чтобы лететь с горы.

Напрасна грусть, а радость не напрасна.

Рвёт тишину весёлый пёсий рык –

Живи и здравствуй

Во весь опор, но ты настороже:

Мелькают дни - сумбур и суматоха,

И так тепло становится душе,

Как не бывало со времён царя Гороха.

И ты, надвинув шапку до бровей,

Летишь навстречу облакам из ваты –

И задыхающийся, и почти крылатый –

На беззащитный воробьиный свет,

Подальше ада, снов и чужаков,

Поближе к проездным воротам рая,

Подбадриваемый собачьим лаем,

Летишь без обязательств и долгов:

Закрыл глаза, катаешь снег во рту,

И слёзы сдерживаешь и не отпускаешь.

И дятла стук, как будто сердца стук,

Как будто кто-то думает стихами.

И так морозно-розово кругом,

Дымы печные небо согревают,

А ты летишь между добром и злом

И звёздочки макушкой задеваешь.

Пока зима не наступила

1

пока зима не наступила,

пока горит терновый куст,

пусть всё останется, как было:

вечерней изморози хруст,

сердечный стук на верхней ноте,

любови долгая строка,

нетороплив и беззаботен

шаг, и дорога далека;

пусть сумерки перетекают

из окон в опустевший сад,

смотри, я не одна такая –

инакомыслящий ты сам!

тепла парчовая подкладка

раззолочённых облаков,

душа жива, мученье сладко,

а дышится легко-легко –

не важно, без тебя, с тобой ли –

принять, как избавленье, тьму  –

молчать, зажмурившись до боли, 

до близких слёз, до белых мух.

2

...от тёмного следа до первого снега,

до звёздного неба, до сердца родного

 всё живо, всё цело: ныряет с разбега

 отцветшее солнце –

не бойся, потрогай! –

в распахнутый сумрак уснувшего поля,

в золу вдохновенья, жжёт  воздух упругий;

где хрупкое счастье –  ковылье раздолье,

там пришлые  ветры 

 целуются в губы,

совсем по-щенячьи бросаются вьюги

 в колени, и крутятся, крутятся рядом,

мы с прошлого снега болеем друг другом

 от первого 

 и до последнего взгляда – 

мы были ведомы, мы будем ведомы,

останется слово на белой бумаге...

мой ангел, полшага осталось до дома –

так сделай его, нерешительный ангел!..

Пока ты спал

И тишина трещит по швам,

И холодок во рту ментоловый:

Вступает свет в свои права,

Сад обживают новосёлы,

Оттаивают облака,

И с ними, тёплыми, бок о бок

Течёт небесная река

Реке подземной на подмогу.

Пока ты спал – не миг, но век! –

Зелёный лук на подоконнике

Свой первый совершал побег,

Выбрасывая стрелы тонкие.

Пока ты спал, любимый мной,

Под вьюги ласковые песни,

Здесь совершался мир иной –

Зелёный, радостный, воскресный! –

Бузил, куражился, дышал

На коматозных насекомых –

Блуждала бабочка-душа

В бетонном лабиринте комнат.

О, обострение тоски!

О, сердца клетка золотая!

С другого берега реки

Нас чей-то голос окликает,

И мы ведёмся на него,

Как пчёлы на цветущий клевер,

Из всех возможных суеверий

Так и не выбрав ничего –

Но только направленье вверх –

До дрожи в ноющих запястьях,

До нежных жилок на листве,

До слёз, до счастья.

Посланники

Дан сна глоток и пригоршня мечты,

И солнечная узкая полоска,

И стая птиц, глядящих с высоты,

Их голосов певучих отголоски…

Посланником, творящим чудеса,

Твой тихий ангел вылетел навстречу.

И замер в нерешительности сад,

Туманами укутывая плечи.

А ты стоишь, ты сам себе не рад,

Страшась разлуки, холода пугаясь,

И лопается спелый виноград,

Кипящим соком губы обжигает:

О, этот привкус грусти и любви!

О, этот запах ягоды предзимней!

Твой ангел-богомол неуязвим,

Мой ангел-светлячок неугасимый.

Посмотри, Мария

Посмотри, Мария, какие дни!

Синий сумрак сада застыл в глазах.

Золотые косы  перетяни

Лентой и ступай  в этот дивный сад.

Потому что если не ты, то кто

Зябликов  разбудит и вразумит,

Утишит дрожание лепестков

И посеет истину меж людьми?

Кто наполнит свежестью до краёв

Выстуженный за зиму белый свет,

Сердце  сострадательное своё

Распахнёт навстречу  сырой листве?

Примири, Мария, тоску с тоской,

Брата с братом, землю и небеса,

Чтобы  вольно стало  дышать, легко,

Ангельские слушая голоса.

Спутанные мысли, дожди, пути

Распусти по ниточке, отпусти

Посреди не радости, но весны

Оком милосердным воззри на ны!

Поэмка о детских страхах

Крапива пахнет терпко и свежо,

Но насекомых не интересует:

Висит пузатый шершень (над душой)

Вальсируют капустницы-плясуньи.

Вот осы – я  всегда боялась ос!

(Мне с ними ни за что не подружиться) -

Но  полетело время под откос

И незнакомцев  вытянулись  лица.

И рухнул прежний мир  в тартарары

Со всей своей кузнечиковой  кухней.

Ах, эти муравьиные пиры!

В косом луче танцуют все:

И  мухи,

И пчёлы – я до слёз боялась пчёл!

(ну  что ты плачешь?  – шепчет  голос мамин)

Три раза плюнула  через  плечо

И спрятала  во внутреннем  кармане

Жужжащий смех,  зудящий детский страх -

Чем ближе к сердцу, тем  тебе же хуже

(ну что  ты – это глупая игра,

где третий – лишний, а второй – ненужный,

а первый – стоит только расхотеть!

И, кажется, саму себя не слышишь,

А только этот голос в  немоте

и  выше)

Ещё боялась пауков и снов,

И крови – и своей, и посторонней,

И боли!

(боль всегда равно любовь? -

 теперь не вспомнить)

А замкнутых пространств? А темноты?

Мышей? (да брось! откуда в доме мыши?)

Чешуйчатые шелестят  хвосты –

Я слышу, слышу! –

И прочь из дома (на день? навсегда?)

В густые заросли котовника  и мяты,

Попробовать  хмельной и ароматный

Сакральный плод пчелиного труда.

О, сколько солнца – ляжешь и лежишь!

Глядеть на свет – и радостно, и больно –

С единственным желанием  кружить-

ся  бесконтроль-

Но

и шмеля боялась как огня!

И засушила между рам на память

(все  прочие подробности о маме

на чёрный день хранятся у меня)

Все прочие приметы бытия

Враз  озарились светом золочёным.

Кому сказать, но полстолетья  пчёлы

Моей свободе противостоят…

Поэмка о тайных путях и местах обитания

«Кругом меня цвёл божий сад»

М.Ю. Лермонтов «Мцыри»

Я за тобой иду – наощупь, наугад,

На заповедный свет, на шепоток сердечный.

Мне кажется, вот-вот – и яблоневый сад

Взовьётся до небес, расплёскивая  вечность.

Но и тогда я свой не изменю маршрут

В невоплощённый мир, невидимый глазами,

Я за тобой иду – ведь  нас с тобой там ждут,

Где молоко и мёд,  и  музыка сквозная.

*

И чем я дальше за тобой иду –

Чеканней шаг, несокрушимей дух

И чище голос незнакомой птицы.

Яснее смысл и жизни, и беды,

И сквозь цветное  стёклышко воды

Причудливее отблески  на лицах.

*

И можно смерть стряхнуть, как пыль, как шелуху,

Как будто отпугнуть  назойливую муху,

Пока звезда Полынь сияет наверху,

И третий трубный глас  ещё не тронул слуха.

Я за тобой иду по огненной земле,

Лечу – крыло в крыло, спешу   – твоя, живая,

Ведь нас с тобой там ждут: орёл, телец и лев,

Взволнованных очей с дороги не спуская.

*

И ты мою не отпусти  ладонь –

Благословен, кто истиной ведом,

В ком нет ни тени смуты и сомненья.

Когда душа в душе  нашла приют,

Они единозвучно  запоют,

Не прекращая  общее движенье.

*

Ведь нас  с тобой там ждут, скучают и грустят –

Так бесконечно ждут никем не заменимых.

В нетающем снегу по щиколотку  сад,

Чудесный райский сад, готовящийся к схиме.

Дыхание его становится темней,

А ноша тяжелей и слаще с каждым шагом.

Ведь даже уходя, он держится  корней,

И помнит, чью  стволы в себя впитали влагу.

*

И чем я дальше за тобой иду,

Тем  радостнее бабочкам в саду

Становится, вольготней, веселее.

И  долготерпеливая рука

Укутывает ветви в облака

И нас с тобой, как  завязи, лелеет.

* * *

прикрой окно – невыносимо

сквозит, в ознобе, чуть жива,

склоняет голову осина,

роняя листья, как слова,

а по соседству ветры правят –

мне дует здесь, прикрой окно! –

не вздрагивают только травы –

им всё равно

* * *

присмотрите за ней, как за птицей,

невзначай потерявшей птенца.

не проститься и не возвратиться –

проливать до конца

добела раскалённые слёзы

на бессмертник-траву,

если только не поздно,

отзовитесь,

пойдите на звук.

сон короткий отравлен печалью -

ненадёжен приют и ночлег.

дикий вьюн обвивает молчанием

столько лет,

столько горестных лет...

скоротечное время уходит

и уводит её за собой.

я доверила нежной заботе

птицу-память-любовь

чужакам, посторонним, случайным…

в непроглядную летнюю ночь

то ли облако ветви качают,

то ли мама баюкает дочь:

усыпляющий звон раздаётся.

входит в сердце шиповника шип.

присмотрите за ней, как за солнцем

чьей-то детской души...

гроз угрозы не так уж и страшны.

всхлипнет дождь и прижмётся к земле,

и останется лёгкий и влажный

несмываемый след.

Просительная

«Спаси, Господи, люди Твоя»

Молодые вишни,  полны огня,

В мир неумолимо несут тепло.

Птицы суетливые гомонят,

Яблони  придерживая крылом.

Сердце человеческое болит,

Плачет, ищет Бога, а он – везде! –

В небе, на земле, в золотой пыли,

Во дворе и в доме, и там, и здесь.

И в минувшем дне, и в грядущем дне,

И в стакане с луковкой на окне.

И с тобой  повсюду Он, и со мной –

И с утра, и в полдень, и в час ночной.

Потому-то мимо невзгод и бедствий

Ищет сердце Бога, как радость в детстве,

Как на Первомай у отца на шее,

Требует защиты и утешенья.

Мира всем, любви, благодати Божьей

Просит сердце, ибо без них не может:

Всякую овечку лелеет пастырь,

Тонкорунную на  просторах райских.

Бабочка очнулась и еле дышит,

Из норы на волю глядит зверьё.

Господи, прости нас, – звучит чуть слышно.

Господи, помилуй! – душа зовёт.

Времени так мало – почти что нет,

В тёмных лужах – страх, внутренняя дрожь.

Только чистый невероятный свет,

На который смотришь и не сморгнёшь,

Только свет повсюду – что вверх, что вниз.

Господи, помилуй и сохрани!

Проснулась и пою

Проснулась и пою, но ты меня не слышишь

В неведомом краю засахаренных вишен,

В нетронутой тиши, прокуренной тобою,

Где выцветает жизнь на стареньких обоях,

Где теплится впотьмах единственная свечка,

И близится зима, и защититься нечем.

А ты и рад бы в рай, да кошка не пускает –

Спасает каждый раз, мурлыча и ласкаясь,

Кашмировым теплом больную душу греет.

Нам крупно повезло – мы порознь стареем:

Мы спать ложимся врозь, встаём поодиночке.

И россыпь поздних звёзд дрожит в садовой бочке.

Птичье

Чуть коснёшься – сама отворится дверь,

Птица пискнет и спрячется в голой роще.

Шаг шагнёшь – и по пояс в сырой траве,

Где трепещет беспомощно мятлик тощий.

Воздух чист и невидим, и невесом,

Ветви сосен в серебряной паутине.

Выйдешь из дому – вспыхнет огнём лицо,

Будто пойман с поличным и в нём повинен.

Я полжизни о близком родстве пою,

Льётся время беззвучно, крепчает ветер,

Осень в сердце скрывает тоску мою

Обо всех на свете.

И пока не улёгся лебяжий пух –

Бесконечный снег – в ледяные ясли,

Козодой болотный ласкает слух,

Вальдшнеп цыкает,

Голосит неясыть.

Пёрышко

Вытянешь за ниточку пару слов –

Сквознячок потянется от окна.

Яблочное семечко проросло,

Наступили новые времена.

Птица-жалость в клетке не прижилась.

Усвистала с родичами на юг,

И теперь в пути распевает всласть

Песню неоконченную свою.

Тихо стало в комнате. И пока

Мы тут куролесили, посмотри,

Загорелись розовым облака,

Запылилось пёрышко у двери.

* * *

радость не отбрасывает тень,
можешь в небо пёрышком взлететь, 
можешь лечь берёзовым листом, 
важное оставив на потом, 
проворонил счастье – не реви, 
говорил кому-то о любви, 
оглянулся – нету никого, 
вот и вытри слёзы рукавом 

Росток

***

Так горячо в груди! Лакричный дух проталин,

Стрижей переполох – вступай в оркестр, вступай!

Мы надкусили март, апрель перелистали  –

И выплеснулся  май!

Живой воды глоток – желанная прохлада,

Луч солнца сквозь ушко игольное продет…

Я  – хор,  ты  – дирижёр, и никакого  сладу,

А только серебро –  в гортани  и в воде!

Пространство разорвав, на свет выходит слово –

Я говорю – постой!  Ты говоришь – лети!

И любопытный страх, как приговор: виновны!

И льются слёзы вспять, и горячо в груди…

***

Подставляло небо дельфинью спину,

Голубые травы ласкали пятки.

Разве я смогу навсегда покинуть

Мир, где мамин свет и  её  порядки?

Станет ночь прошедшая  звёздной пылью,

Васильками в поле под  облаками.

Вскинешься – а нет облаков  –  уплыли!

По щекам горючие сны стекают,

Пламенем  горят на окне  герани,

Задыхаются от объятий  тесных.

Солнечный  росток, драгоценный, мамин,

Про который  всё наперёд известно,

Рвался на свободу – глуп, неприкаян! –

На ветрах настоянный, на печали,

Сам себе слуга, сам себе хозяин…

Как  ты, мама, там, за семью «скучаю»?

***

это не наша с тобой  война

мы говорим не об этом

яблони по четырём   сторонам

света

от нелюбимых не надо детей

поздних плодов не надо

а  лепесткам ещё  долго лететь

над  уцелевшим  садом

жизнь начинается там где смерть

цитирует Иоанна

мне бы тебя угостить успеть

спелой  антоновкой 

мама

* * *

ситцевый день в цветочек, 
с пенкой от молока, 
стала ещё короче
строчка – на два глотка

выйди-ка на два слова, 
вечером на крыльцо
взгляд-то какой суровый, 
словно метель в лицо

* * *
 

Сладким дымком пахнет моя рука, 
Помню – любила, не помню, кого и как...
Ярче, костёр, до неба – гори,  гори! 
Можно не видеть, не слышать, не говорить –
Можно идти, как будто и дела нет, 
Медленно, неумолимо идти на свет, 
Падать ничком в траву и лежать в росе, 
А и любила –
Да разве  упомнишь всех... 

Слово за слово

«В дому Отца Моего обители многи суть»

Свт. Иоан Златоуст

Проехать весну, пролететь, отболеть и проститься,

Увидев,  как сальце  с кормушки склевала  синица,

Как  рощица вдруг засияла, взорвавшись листвою,

Принять, что  в скорбях открывается чувство шестое:

Весь мир в одночасье из тихого сделался шумным,

Ворвались ветра, и опомнился лес многострунный,

И белое стало цветастым и щеголеватым,

И нечего больше бояться,  и плакать не надо.

Капель  пропустить по глотку, от свободы  хмелея,

Из всех неизведанных выбрав дорогу длиннее.

Мятежному сердцу неважно, что было вначале,

А только бы воды неслись, и несли, и качали,

Вороны  кричали, смешно сквернословя по-птичьи,

И старая лодка  к причалу приткнулась  привычно,

Любуясь небесной рекой и густой синевою,

И солнцем сквозным,  задевающим  всех за живое.

Промчать по полям, прокатиться, перевоплотиться,

И в Лету  нырнуть, и поплыть серебристой плотвицей.

В таинственном свете у стен монастырских пригреться,

Удариться оземь и  стать  соловьём-псалмопевцем.

Среди разнотравья чабрец отыскать и лабазник,

И козлобородник – целительный, звездообразный.

А после до ночи  сидеть на  веранде за чаем

И спрашивать Бога,

И слушать, что Он отвечает.

* * *

снег идёт, куда – не знает
и сбивается с пути, 
ночь, снежинки вырезая, 
льдистой корочкой хрустит
апельсиновая долька
золотая кожура
сколько можно, милый, сколько
в салки с вечностью играть?

Сопричастникам

«Радоватися с радующимися, и плакати с плачущими»

Св. Иоанн Златоуст

Деревьев лица просветлённые

В намытых стёклах отражаются,

И гнёздышки хитросплетённые

Заполоняются стрижами.

И высота, и ширь небесная

В распахнутых сияет окнах,

И стиранные занавески

От сквозняков быстрее сохнут.

И то ли плачет, то ли молится –

А может быть и то, и это –

Очнувшаяся вдруг лимонница,

Посланница иного света.

И новый муравейник строится

На разорённом прежде месте,

До дыхальцев прогретый солнцем,

Здесь каждый сопричастник весел,

И, от усердья сдвинув брови,

Любой старается на совесть.

И только время всё суровее,

И оглушительнее новости.

И только сердцу всё тревожнее,

Что меж земным и горним где-то

Дрожат деревья теплокожие

От юго-западного ветра.

Спешит человек

Собака за снегом бежит,

И некому утихомирить –

Такая беспечная жизнь,

А свет и прозрачней, и шире,

Резвей и ребячливей лай,

И ёлки выходят навстречу –

И эти объятия крепче

Любого людского тепла.

Собака за снегом летит,

А кажется прямо по небу,

Попробуй её укроти,

Попробуй вниманья потребуй,

Когда ледяные огни

Как призраки близкого счастья,

И жизнь ускоряется, и

Не хочется возвращаться.

Собака за снегом бежит,

Улыбчива и беспечальна,

И в такт головою качает,

И взвизгивает, и кружит,

И смотрит снежинкам в глаза,

Как будто бы старым знакомым,

Всё дальше и дальше от дома,

И не дозовёшься назад.

Собака за снегом бежит,

Спешит человек за собакой,

И щурится, чтоб не заплакать

И важное что-то решить:

Довериться и отпустить

Собаку за снегом, за светом,

За спрятанным будущим летом,

Где солнце подолгу гостит,

Где синяя речка без дна

И не замолкают цикады,

И в зарослях тропка почти не видна –

Подумаешь, и не надо!

Всё правильно, просто, легко,

Живучка цветёт по оврагам.

Собака бежит далеко-далеко,

Летит человек за собакой.

* * *

темноты твоей боюсь!
ночью свет не выключаю, 
то всплакну, то выпью чаю, 
то читаю наизусть
летопись зимы морозной –
что ни строчка – про любовь: 
это небо, это звёзды, 
это тот, кто был тобой...

Тихий триптих

1

Окно раскроешь в тихий сад –

Всё золото кругом! –

И встретишься глаза в глаза

С летящим облаком:

Внутри него светлынь, теплынь,

Сердечный перестук,

Ему – полмира переплыть,

Тебе – остаться тут.

Растить простые чудеса

В горшочках на окне

И в день хотя бы полчаса 

Не думать обо мне.

2

с бестолковостью щенка

нарушаешь все границы

отлежала шелковица

перезрелые бока

южный воздух сладок густ

пенная мережка моря

что ты что ты я не спорю

просто тишины боюсь

3

выпьешь чай пожмёшь плечами 

ляжешь в тёплую постель

между нами две печали 

и несовершенство тел

боже мой какая жалость

полевых цветов пыльца

в жарком воздухе дрожала

возле самого лица

* * *

трамвай в стальных силках томится,

грустит, всё силится взлететь,

ему ночами воля снится

и солнцем выжженная степь,

как будто не трамвай, а конь он,

и без узды летит один,

а в шумном мире заоконном

льют беспросветные дожди...

* * *

у сонного шмеля шаманские замашки

черешневую тьму зачитывать с листа,

не помня наизусть,

и только дождь вчерашний

прошествует и всё

оставит на местах:

плывущие авто, блестящие витрины,

манящее тепло долготерпимых рук,

но что тебе с того – здесь только ветер в спину,

в шалмане на углу глухой протяжный звук

привычна суета за перекрёстком лета

трамвай, притормозив, начнёт издалека:

случайный пассажир, прекрасный безбилетник,

пора бы выходить –

пока тебе,

пока!

* * *

целительную ветку бересклета

у берегини выпроси поди-ка

ссутулилось коротенькое лето

перебирает в туеске бруснику,

пересыпает сахаром запасы –

и рот, и руки в чём-то ярко-алом

я о тебе не вспомнила ни разу,

поскольку никогда не забывала

Человек-чертополох

я даю всему на свете имена:

ветер, ветер – поднебесная волна,

проплывают стаи остроклювых рыб –

краснопёрых, молчаливых до поры,

а за ними пролетают косяки

журавлиные, кормлёные с руки,

следом – лёгкие косули

с гобелена на стене –

там, где мы с тобой уснули,

замерев спина к спине.

по чьему-то повеленью

нежноликие олени

высекают из камней

то ли искры, то ли снег.

бьются камни-самоцветы,

заливают звёзды двор.

я живу не по сюжету,

а всегда наперекор.

ты сияешь вполнакала,

видно, бережёшь тепло,

сложноцветный и усталый

человек-чертополох.

Что тебе ещё?

какая нынче суета,

и крохотные сны порхают,

как будто кто их выдыхает

из очарованного рта.

сужая звёздные зрачки,

снуют зверьки по снежной глади,

как будто кто в большой тетради

выводит метки и значки.

как будто кто сопит – спешит

всё зафиксировать на память,

и, пряча варежки в кармане,

от нетерпения дрожит.

слизнув слезинку над губой,

на слух перебирает ноты

и зорко с высоты полёта

присматривает за тобой:

жив деревенский дурачок -

залётный снегирёк лядащий.

чем дальше, тем ясней и слаще,

чем дольше – что ж тебе ещё?

Что ты не спишь?

Мне достаются слепые сады,

Птичьи пустынные гнёзда,

Звёздного лета незыблемый дым,

Ветер промозглый.

Ты забираешь шмеля на цветке,

Ливня косую линейку

И остаёшься в полночной тоске

Листья сжигать, не жалея.

Дух резеды и полынная тишь

Лёгкие переполняют.

– Облако, облако, что ты не спишь?

– Не знаю.

– Облако, облако, белый олень,

Дай молока напиться!

Свет остаётся, теряется след,

Преображаются лица.

Дикий шалфей атакует оса,

Длит смертоносное жало.

Вот бы нам набело переписать

Жизни начало…

* * *

шёл первый снег, мы целовались,

и были не нужны слова,

в саду горел огнём физалис

и этим ближних согревал

.

ложился снег тончайшим ситцем

на тело тёплое земли,

мы не могли никак проститься

и не проститься не могли

.

последний снег так долго таял

и птиц обратно не пускал,

звучала песенка простая

откуда-то издалека...

* * *

 я в трамвае умчалась к морю –

 байки чаек слушать,

 кушать всласть на высокогорье

 персики да груши

 острокрылых сажать цикад

 в коробок бумажный

 телеграмму пришлю: ты как?

 лучше или так же?

 август пахнет ещё шафранней,

 врезаясь в осень

так боялась всегда поранить,

что убила вовсе

Яблочный сидр

1

Другая осень и другой пейзаж –

Казалось, ни мгновенья не отдашь

Ранетовой кромешной тишины,

В которую сады посвящены,

Укутанные в бархатные мхи.

Не выбраться из сентября сухим:

Кусаешь плод и смотришь виновато –

Вкус сердцевины – терпкий, горьковатый.

Другая осень, и судьба другая,

Но ко всему на свете привыкая,

Обрящешь то, о чём и не мечтал –

Раскинутый на звёздном небе трал,

Где яблоками пахнут облака

И журавлиный свет теряет силу…

Как тяжело любимых отпускать.

Удерживать – невыносимо.

2

Рыжие львы вступают в свои права – 

Никнет под мощными лапами сон-трава.

Кто говорил, дороги у нас легки?

Дон-диги-дон – встанешь не с той ноги:

В сердце дыра – летний солнцеворот.

Яблоневой настойки – в плаксивый рот.

Светится чешуёй золотистый линь,

Осень поводит плечами: дилинь-дилинь,

Смотрит совиным оком из-под крыла –

Ты был когда-то, а значит и я была.

Будет вино – антоновка, мелба, стайл.

Я не заметила, как ты далёким стал.

Бом-били-бом – паданцев мерный ритм,

Белый налив кровоточив внутри.

Сок закипает и бродит у нас двоих.

Тонкая кожица жарких бочков тугих.

В губы тебя целовала – парам-пара* –

Милый мой милый, пора нам,

Пора, пора…

___

* Парампара (санскр.) – буквально «от одного к другому», «непрерывный поток».