Марина Чиркова

Марина Чиркова

Четвёртое измерение № 36 (312) от 21 декабря 2014 года

Сквозь твои черты

 

Гизелле

 

1
Сквозь твои черты
прорастут цветы –
розы в сто шипов, раскалённый мак.
Дно стеклянных дней
(говори о ней),
об одной о ней, да не просто так:

Золотая пчёлка отыщет щель,
проползёт бедром (а ужалить жаль),
а потоп – потом, а тепло – теперь,
остальное – шёлк, лепестки и май...
 

2
Гизелла танцует. Шаги будто дразнят споткнуться.
Шипы золотые на злых каблуках этой птицы.
Рисованой бабочки певчей, цветка перелётного.
Гизелла нежна обожжённо, а сальса опасная длится.
И тянутся ветви лесные к рукам её с гжельского блюдца.

Гизелла поёт. Шёлк и перец, торнадо и краеш-
ком – сл(ад)кая соль-не-просыпь из ресниц ошалелых.
У клетки витой, золо(той) есть открытая дверца – Гизелла,
Гизелла, Гизелла!.. – терзать твоё имя, пока обнимаешь…
Глаза: оп(рок)инутый обморок, лава и лёд их…
 

3
Руки Гизеллы прозрачные в лунных узорах.
Розовый снег в голубых кружевах (почему эти тени тревожны) –
Грусти летучая рыбка порхает, всегда беспечальна.
Зеркальце сердца звенит, никогда не разбито.

Лёгкая пташечка! Ловчие сети рисуют по коже
синею вышивкой строк – без узла, без зазора;
Беглая бабочка белая, парус отважный… а лодку качает –
в море ли, в небе – не знаю уже, моя vita…
 

4
Нечаянный этот коктейль не похож на твои,
но он для тебя, о тебе лишь. Вот так с утра
покажется: рядом, руку лишь протяни,
и тянешь руку, и вздрагиваешь – вчера!..
То памятной мяты уменье всплывать, тонуть,
кру(жить)ся чаинками, ткаться в узор ковра –
В глазах у идущих мимо теперь не хватает чуть-чуть:
гречишного мёда Ташкента, нью-йоркского серебра...

...И снится: гитара – пламя, а голос – волна (вольна!),
прозрачная рыбка – сердце, и пальцы – живой коралл,
а моря опять не выпить, а надо до дна, до дна,
и слух уже не отнять, и век не сомкнуть, и стран-
но вдруг смешаю в ладонях – тебе, тебе:
три лёгких слова, слезинку хмеля, смешинку дня...
Дотронься кубиком льда до трещинки в нижней губе
и ты почувствуешь, как я целую тебя.

 

иероглиф

 

Ты (ведь ма)ска, прихоть: иероглиф,

говорящий каждому иное.

Голос – снови(день)е и сви(дань)е,

а слова – обещанное многим.

Для немого буква – взмах и пром(ах),

для слепого – след короткой вст(речи).

Огненною клинописью маний

Глина строчки оживает. Нечем –

только тюль лукавой пантомимы –

скрыть себя, вглядевшись против света:

на губах – дыхание лавины,

а глаза – две бабочки и лето…

…Делать солнце ж(ад)ным и беск(рай)ним

могут те лианы колдовские,

что впадают в море, синей сканью

продолжая руку эльфа: иней

или почерк?.. нотный хмель и ст(руны)?..

Обнажённый с(нежный) лес и тени?

Жду, ког(да) тебя мне расшифрует

тайнопись  тво(их)  прико(снов)ений…

 

Мотылёк

 

Свет – метелью, белой плетью.

Свет – пустыня, свет – горячий.

Закрывать тебя – от света!

(Закрывать глаза от счастья.)

 

Заслонить от новой смерти,

выпить дрожь вчерашней. Где там! –

Всё, что могут руки эти –

закрывать тебя от света...

 

Пусть. Хоть так. Вдохвыдох чаще.

Безымянно. Безбилетно.

Закрывать глаза от счастья:

закрывать тебя от света!

 

Свет, сжигая шёлк. Кромешный.

Рук единственное платье.

Он – как я. Пойми. Я нежно.

Закрывать глаза от счастья.

 

* * *

 

Марта розовая льдинка,

синь и даль.

Это солнце – погляди-ка

в календарь! –

 

Разбудило сто капелей

ото сна.

Оглянуться не успели –

и весна!

 

Вот и туфелька-обновка

в самый раз.

Золочёная подковка,

Смех и пляс.

 

Сомневаться

Что там будет впереди?

Приходи поцеловаться,

Приходи!