Антон Антонович Свистунов бродил по пустынному пляжу Судака. Ему нравились поздние вечерние часы у моря, и даже не из-за поэтической дымки в душѐ, колышущейся в такт уже потемневшим волнам и сразу тающей, едва Свистунов возвращался в пансионат, а ради одинокого плаванья на спине: своё тело у него исчезало, а глаза смотрели в небо – и дробный свет Луны вдруг высвечивал в небе искру мелькнувшей рыбины…
«Что есть жизнь, – тогда медленно думалось ему, – так, перо чайки на воде, лунный блик, горсть песка: был ли я… был…»
Сейчас ещё не стемнело. Море едва колыхалось. Штиль.
Свистунов, наклонившись, поднял кем-то забытую на песке книгу. Вполне возможно, неизвестный прервал чтение как раз на той странице, что оставалась открытой.
Это оказался учебник.
«Митоз, – прочитал Свистунов, – непрямое деление, основной способ деления эукариотических клеток». Вспомнилась школа. Биологию он не любил. Всё потому, что его самого почему-то терпеть не могла учительница биологии. У неё была длинная шея, покатые плечи и широкие бёдра (девчонки, насмешничая, называли такую фигуру «гитарой одинокой старухи», хотя учительнице тогда было не больше сорока), и говорила она на уроках как-то тихо и заупокойно, точно не о живой природе, не о живых организмах… Почему она невзлюбила Свистунова, он так и не понял. Да и не сильно вдумывался. Может быть, нелюбовь к нему возникла всего лишь из-за того, что однажды, бегая с мальчишками, он налетел на неё в школьном коридоре, ощутив на мгновение тёплое и мягкое под её кофтой. На её неприязнь он ответил своим равнодушием к предмету, ко всем этим пестикам, вакуолям и митохондриям, которые ускользали из его сознания, едва задев, отчего сейчас информация о клетке, случайно попавшая на глаза, показалась новой, он бросил книгу обратно на песок и зачем-то повторил вслух, словно на уроке: «Веретено деления состоит из микротрубочек двух типов, а сборка его зависит от способности самого веретена к самоорганизации».
Ступил в воду и сразу поплыл, легко и свободно, и, заплыв достаточно далеко, перевернувшись на спину, стал смотреть в небо. Пролетел самолет. Свистунова всегда привлекали дальние огоньки, хотя сам летать он не любил. Не так давно один авиалайнер разбился и упал в море.
…образование веретена деления.
Богини судьбы у греков, римлян и скандинавов держат веретено, одна из них обрывает нить. А ведь митоз по-гречески и значит «нить», а слово митохондрия соединяет «нить» и «зерно», разве это не метафора жизни: прорастающее зерно и нить судьбы? И символ славянской богини Мокоши – то же веретено. Если Мокошь сердилась, могла им вызывать молнии.
А может быть, все богини держат именно то веретено, из учебника биологии, обеспечивающее жизнь клетки? Что это? Совпадение или приоткрытая дверь в тайну человеческой жизни?
…перо чайки, лунный блик на воде, горсть песка…
Но откуда бы создателям древних мифов знать о делении клетки? О нити, которая тянется в клетке? Но ведь знали майя математику и астрономию? Остаточные знания погибшей цивилизации? Есть такая теория, Свистунов читал. Есть и другая – о параллельной цивилизации, превосходящей земную и наблюдающей за развитием человечества…
Его жена считала такие теории глупой фантастикой. Она прочно держалась на плаву на четырёх резиновых китах: шопинг, лифтинг, допинг и маркетинг.
Стань Свистунов Тесеем, клубка ниток она бы ему, разумеется, с собой не дала.
Что ж, конечно, можно рассудить и совсем просто: биологов-исследователей вдохновило на эти названия внешнее сходство. Но что такое сходство, как не намёк на вечный прообраз?
Рядом сверкнула, выпрыгнув из воды, большая рыба, едва не задев его холодной чешуёй, и снова скрылась. От неожиданности он вздрогнул…
Жена часто говорила насмешливо: ты не мужик, Свистунов, у тебя отсутствует Y-хромосома. Себя она называла Спящей царевной, которую никто не смог разбудить.
Вода вдруг показалась холодной. Он поплыл к берегу.
А ведь Тринадцатая фея уколола Спящую царевну веретеном. Выходит, и жизнь приходит через него, и смерть-сон…
Было уже совсем темно, учебник лежал всё там же на берегу – возле его рубашки. Свистунов взял его, подержал в руках и снова бросил на камни. Кто-то может назавтра книги хватиться – наверное, пересдаёт осенью экзамен.
Нить жизни держат в руках богини судьбы.
Перо чайки на воде…
Он побрёл к пансионату. Тропинка понималась всё выше, и уже были видны огни курортного поселка. Но что-то ещё было в учебнике про самоорганизацию… или самореализацию… А, способность клетки к делению зависит от степени её самоорганизации! Ведь и в жизни человека всё так – нет мёртвого фатализма, есть шопенгауэровская свобода воли.
Но не во всём. Если человек сам оборвёт свою нить – богини гневаются и посылают его душе страшные посмертные мучения.
Ежик попался на дороге: вполне живой и даже бодрый, он, по-ежиному вздыхая, переходил через тропинку.
Мучения? Но ведь Свистунов не верит ни в рай, ни в ад, ни в бессмертие души. Что – жизнь? Перо чайки на волне, блик Луны, горсть песка… Силуэт чей-то промелькнул – высвеченный Луной. И погас.
Но вот жил на свете такой Золотов, советский академик, умудрившийся в те годы написать учебник по телепатии. Он был уверен, что информация сохраняется и возможен телепатически контакт с давно ушедшими в иной мир. Объяснял такой контакт сохранением информации в общем биоинформационном пространстве. Был ещё и Васильев… как его, вроде, Леонид Леонидович, исследователь, умудрившийся в советские годы открыть в институте Бехтерева первую в стране лабораторию по исследованию паранормальных явлений.
Жена бы сказала: дурь.
Как я мог с ней прожить почти целую жизнь?!
Вспомнился разговор со знакомым, доцентом кафедры биологии: «Биологическая клетка должна делиться столько раз, сколько ей положено, – говорил тот убеждённо – если процесс резко оборван гибелью организма – её деление будет продолжаться на квантовом уровне – уровне информации». Церковь права, доказывал он, нельзя отпевать того, кто сам прерывает свою жизнь – ведь он на квантовом уровне ещё существует, посмертные муки можно объяснить незавершённостью информационно-биологической программы. А что, если в костях будут продолжаться какие-то клеточные процессы до полного окончания цикла деления? – спросил Свистунов. Ну, про кости – это уж слишком, возразил доцент, но нечто верное в твоем вопросе я чувствую! Насколько помнится, ещё Винер писал, что даже наследственная информация передаётся некими информационными излучениями.
Неужели наследственная информация супруги: шопинг, допинг, маркетинг… Захотелось вернуться к воде – и уйти в её глубину навечно.
Нить, проходящая через каждую твою клетку, Свистунов, не в твоих руках, сказал он себе мысленно, убыстряя шаги, и даже не в твоём сознании, конец её держат богини судьбы, и все твои предки тоже держатся за нить, каждый в начале той части, которая предназначена лично ему, а вот второй конец… Да не волнуйтесь, парки, мойры, норны и уважаемая Мокошь, мысленно усмехнулся, споткнувшись о камешек, я не собираюсь сам нить обрывать, я всё-таки настроен ещё пожить… И сразу подумал, что, попади этот сюжетец в рассказ коммерческого писателя (шопинг, маркетинг), мерзавец бы обязательно – исключительно для остроты – ввёл в текст его, Свистунова, случайную гибель, последовавшую за его же оптимистическим решением жить. Вот так эти ловцы слов творят мир. Или разрушают. Слава Богу, тех, кто умеет создавать живые мыслеформы, единицы, остальные – совсем не опасны.
Всё обошлось.
Свистунов вернулся из Судака – и сразу развёлся с женой.
Живые клетки нашего союза давно уже оттанцевали все, пошутил он. Лох, ответствовала она. И уехала в Германию к какому-то бывшему однокласснику, поселившему в Кёльне. А Свистунов вскоре встретил другую – когда-то мелькнувшую в метели его юности.
– …перо чайки на воде, – пробормотал он, глядя в её глаза.
– …блик Луны, – улыбнулась она.
И в этом удивительном её угадывании продолжения его вечной мантры вдруг открылось для Свистунова самое главное совпадение его жизни…
–…горсть песка, – шёпотом отозвался он.
– Горсть песка, – повторила она.
Иллюстрации:
песочная графика Катерины Барсуковой.
© Мария Бушуева, 2022.
© 45-я параллель, 2022.