Михаил Лаптев

Михаил Лаптев

Михаил Лаптев

И – тяжесть бритого затылка,

и – Маяковки жировик.

Но я торжественно и пылко

день называю – Жаровит.

И будет месяц осторожен,

и будет вечер глух и сыт,

и будет месяц Краснобожем,

и будет вечер – Ругевит.

И я не знаю, сколько боли

придётся на моем веку,

но в этой новой, странной роли

ночь Воронегой нареку.

 

Стихи Михаила Лаптева я впервые обнаружил в «Живом Журнале» (http://mihail-laptev.livejournal.com/), восхитился образности и поэтике текстов и, ни минутки не раздумывая, стал их постоянным подписчиком. Два-три раза в неделю теперь получаю с ленты «ЖЖ» несколько стихотворений Михаила. И чем дольше читаю его стихи, тем больше влюбляюсь в поэзию Лаптева, которого уже нет в живых, но обнажённые рифмы и внутривенные метафоры которого – благодаря стараниям Андрея Урицкого – продолжают жить среди читателей сети. Издатель Алексей Урицкий, обладающий всеми правами публикатора, заранее предупредил читателей: «Этот журнал был создан для публикации стихов поэта Михаила Лаптева, скончавшегося в 1994 году. Я начал размещать здесь его стихи в октябре 2006 года – по два стихотворения, одно хронологически, начиная с 1985 года, другое – из книги «Корни огня». Таким образом, должен получиться полный обзор творчества Лаптева и републикация книги».

Но в «Живом журнале» нас, подписчиков, оказалось немного, и мне захотелось расширить географию публикаций в альманахе «45-я параллель», чтобы имя замечательного поэта зацепило и послало Михаилу Лаптеву ещё хотя бы несколько читателей, которые не смогут пройти мимо таких пронзительных звуков стихобразия:

 

И Мандельштама бархат алый,

и скандинавский вкусный слог,

и пламя, и октябрь усталый,

и горечь пройденных дорог… –

 

Я опоздал, когда всё это

зачалось в девственное лето

и к небосводу вознеслось…

И помню лишь закат и кость.

 

Впрочем, слово издателю и его любимому поэту.

 

Владимир Монахов

 

Попытка преодоления богооставленности

Михаил Лаптев родился в 1960 году в московской интеллигентной семье с дореволюционными ещё корнями. Закончил интернат, этакий особый привилегированный, где изучали даже китайский язык, готовили кадры для МГИМО и тому подобных элитных заведений. Но Михаил поступил на исторический факультет педагогического института, откуда был отчислен с четвёртого курс. По его словам, за то, что обозвал декана «гэбистской мордой». Потом были работы, на которые могли взять молодого человека без образования, с плохими нервами и со справкой из психдиспансера: носить, чистить, сторожить, развозить почту. А с определённого момента была замкнутая жизнь в двухкомнатной квартире с книжными стеллажами до потолка. Жизнь вдвоём с мамой, жизнь на две нищенские пенсии, которых иногда не хватало на еду для себя и нескольких собак, подобранных на улице. Замкнутая жизнь и писание стихов, запоем, взахлёб, неистовое писание. И одна цель – дописаться до своего самого важного. Стихи должны были оправдать одиночество, безденежье, болезнь, всему придать высшее значение.

Постепенно отдельные удачные строки, строфы, интонационные и ритмические ходы стали перерастать в поэзию, быстро набиравшую силу. И основным содержанием поэзии Михаила Лаптева был поиск смысла (Бога) в обессмысленном (обезбоженном) мире, попытка преодоления богооставленности. В стране же началась перестройка. Громада Советского Союза, раскачавшись, сорвалась с оси и пошла вразнос, мир привычных символов рухнул, распался на части. Казалось, что на части распадалась и речь, а Лаптев метался между усвоенными высокими поэтическими принципами и современностью, в стихах удерживая осколки, спасая их от окончательной аннигиляции. А к 1994 году он вступил в пространство свободы, свободы ритма, свободы от формы, свободы высказывания поверх формы, совпавшей со свободой окончательного распада страны в начале 90-х, порождавшего мир новый, неизвестный и пугающий.

Я думаю, Лаптев, как никто другой, отразил время слома, гибели ненавистной ему советской системы и появления новой России, неласковой и страшноватой, время, когда восхищение роковыми минутами соединилось с ужасом эпохи перемен, стиравшей таких, как он, безнадёжных интеллигентов, всегда лишних и всегда обострённо переживающих происходящее. Умер Лаптев в декабре 1994 года от прободения язвы – сказались плохое питание, беспрерывное курение, постоянный прием лекарств.

В заключение – ещё несколько строк из анкеты.

Начиная с 1989 года стихи Михаила Лаптева печатались в журналах «Юность», «Новый мир», «Дружба народов», в альманахах «Молодая поэзия-89» и «Поэзия», в газете «Гуманитарный фонд», в других изданиях. Летом 1994года он выпустил свою единственную прижизненную книгу «Корни огня». Посмертно стихи выходили в журналах «Арион» и «Воздух», в сетевом журнале TextOnly, были включены в антологии «Строфы века» и «Самиздат века», и ещё печатались, и будут печататься.

 

Андрей Урицкий

Подборки стихотворений