Михаил Левин

Михаил Левин

Четвёртое измерение № 22 (586) от 1 августа 2022 года

Аэропорченные люди

Лабиринт

 

Здесь мрак непроглядный,

Здесь давит дремучая мгла...

О нить Ариадны!

Куда ты меня завела!

 

Летучие мыши

Шуршат перепонками крыл.

Я к пропасти вышел,

Я свой поворот пропустил.

 

Напрасно о лаврах

Я грезил в чаду суеты:

Здесь нет Минотавра,

Все залы темны и пусты.

 

Здесь души, как лица,

Грозят зарасти бородой.

И не с кем сразиться –

Вот разве что с этой стеной.

 

Смешно и досадно.

Уже не помогут слова.

И нить Ариадны

Натянута, как тетива.

 

Становится душно.

И в сон начинает клонить...

Смотрю равнодушно,

Как рвётся жестокая нить.

 

Сократ

 

Выпьем, Сократ! Не заложим друзей ради «истин»,

Нам ли бояться молвы и бежать от навета?

Если кто словом владеет, кифарой иль кистью,

Будет к тому благосклонна прозрачная Лета.

 

Выпьем, философ! И времени воды раздвинем,

Что нам советы ксантипп, ксенофонтов, платонов?

Чаши свои опрокинем и руки раскинем,

Но не признаем всевластья неправых законов.

 

Выпьем! Не надо играть, чтобы не заиграться,

Нас погребали не раз и не раз отпевали.

Тяжек изгнания посох, а из эмиграций –

Та, что приводит к Аиду, всех хуже едва ли.

 

В паре не бродят по Аттике мудрость и сила,

Выпьем, Сократ, и не будем терять ни минуты:

Если на выбор даются Харибда и Сцилла,

Значит, сей выбор решается в пользу цикуты.

 

Здесь жил колдун

 

Тут раньше жил колдун, чудной такой,

Не самый старый, но вконец усталый,

Его судьба настолько измотала,

Что выше воли он ценил покой.

 

Никак не мог решиться, хоть убей,

На видимое миру чародейство,

От гениев далёк и от злодейства,

Подкармливал на крыше голубей.

 

И голубиной почтой отсылал

В диковинные земли поздравленья,

А дождик лился без его веленья,

Да и закат без чар его пылал.

 

Лишь изредка он отворял врата

В мир древних сказок на лесной опушке,

Откуда детям выносил игрушки,

Конфеты и поющего кота.

 

Хотя его не жаловал народ,

Не насылал он на посевы – тучи.

Но и его сожгли. На всякий случай.

Ведь кто их, чародеев, разберёт...

 

* * *

 

Что от ведьмы в тебе осталось?

Только, разве что омут глаз,

Где зелёная хмарь плескалась

И куда я нырял не раз.

Да колечко – его на счастье

Подарил старый граф, скорбя,

Да лиловый шрам на запястье –

След костра, что не сжёг тебя.

А кому ты беду пророчишь

Ночью чёрною при луне

И кого из мужчин морочишь –

Всё равно ты не скажешь мне.

Неуместны теперь укоры,

Так по полной же разливай

Колдовской настой мандрагоры,

Но не очень-то уповай

На отвар из травы забвенья –

Мало толку от той травы:

Не забыла любви мгновенья?

Ты же помнишь меня... живым?

 

Письмо Моисею

 

Шалом, шалом, привет тебе, Моше!

Ту землю, что искал, нашёл ты ныне?

Во сне всё чаще плачет о душе

Твой блудный сын, оставшийся в пустыне.

 

Теперь короче дни, длиннее ночь,

А в остальном – обычная картина:

Здесь мой оазис, здесь жена и дочь,

Волы, ослы и прочая скотина.

 

Здесь моего шатра немая тень.

Здесь лишних сорок лет живу на свете.

А если нам назначен Судный день,

То так ли важно, где его мы встретим?

 

Мне говорили, что тебе видней

От прочих всех сокрытое до срока.

В пустыне, как известно, нет камней,

И это очень кстати для пророка.

 

Но я упал и руки распластал,

И берег свой обрёл, подобно Ною.

Мне повезло: ты для меня не стал

Посредником меж Господом и мною.

 

Все, кто ушёл, – в песках лежат давно,

Убитые смертельным переходом.

А я вот жив... Увы, мне не дано

Перед кончиной быть с моим народом.

 

Изгнанник

 

В эти мрачные годы трусливых побед,

На краю Ойкумены изгнанье влача,

Я – не голоден, в чистую тогу одет,

За моей головой не пришлют палача.

 

Не существенно, был или нет виноват,

Дайте срок – и совсем позабудут меня.

А вот я помню всё, даже то, как в сенат

По приказу тирана избрали коня.

 

Перемены у нас не в чести, хоть убей.

Вечный город напыщен, криклив и жесток.

«Аве цезарь!» – скандирует пьяный плебей,

И опять легионы идут на Восток.

 

Как во все времена, жаждет жертвы война,

Содрогается форум от пафосных слов.

А по мне, так уж лучше в сенат – скакуна,

Чем ревущий табун кровожадных ослов.

 

Хватит хлеба и зрелищ на годы вперёд,

На соседей соседи наточат ножи.

За державную спесь благодарный народ

Императора славит… покуда он жив.

 

А помрёт – откопают, возложат вину

И за ложь, и за кровь, и за собственный бред,

И за то, что поэты воспели войну

В эти мрачные годы трусливых побед.

 

* * *

 

Ревут тромбоны на вокзале,

Из кожи лезут трубачи.

Мы обо всём уже сказали,

Теперь о главном помолчим.

 

И на последнем полустанке,

Когда домой возврата нет,

Гремит «Прощание славянки»

С одним евреем средних лет.

 

Марш перепонки сокрушает,

Грохочет медью по виску,

Но заглушает, заглушает

И боль, и горечь, и тоску.

 

Ах, какой чудесный лайнер!

 

Ах, какой чудесный лайнер! – вот билеты, дорогая,

Поплывём по океану прямо в прошлое с тобою.

Там другая атмосфера, обстановка, жизнь другая,

Мы успеем расплеваться с сухопутною судьбою.

 

Капитан – в парадной форме, и блестит на солнце кортик.

Пассажиры в первом классе франтоваты и беспечны.

А оркестр корабельный грянет: «Ты морской мой котик!»

(Этот марш я сам придумал – про любовь, что длится вечно).

 

Вот уже платками машут – до отплытия минута,

И шампанское открыто с громким выстрелом и пеной.

Посмотри-ка, нам досталась обалденная каюта,

И форель на ужин будет, слава коку, обалденной.

 

Ты проблемами, мой ангел, не грузи меня сегодня –

В судовом журнале запись: я – Herr Niemand*, просто странник.

Ах, какой чудесный лайнер! …А когда убрали сходни,

Мы узнали: наш кораблик называется «Титаник».

___

* Господин Никто (нем.)

 

Сонет непониманья

 

О нет, ты не дождёшься пониманья,

Не для того же я спускался в ад,

Чтобы гадать с покорностью бараньей,

В чём вновь перед тобою виноват.

 

Когда глаза откроешь среди ночи,

То, может, ощутишь в какой-то миг,

Что оказалась эта жизнь короче,

Чем перечень провинностей моих,

 

Что больше я с тобой ничем не связан,

Что можно ничего не обещать,

Что я уже нисколько не обязан

Ни забывать, ни верить, ни прощать,

 

И что теперь нелепо упованье

На прошлую любовь и пониманье.

 

Аэропорт

 

Если путь наш тягостен и скуден,

В этом небеса не виноваты.

Мы – аэропорченные люди,

Наши души больше не крылаты.

 

Деревом, что листья отпускает

И себя теряет понемногу,

Облетаю целыми кусками

На сырую грязную дорогу.

 

На дорогу бесполезно злиться.

Слякоть, снег и мусор – вперемешку.

Вон монетка – можно наклониться,

Поиграть с судьбой в орла и решку.

 

Но удачи всё равно не будет,

И уже вовек не отыграться.

Мы – аэропорченные люди,

Нам лишь облетать и осыпаться.

 

Баллада о выборе

 

Король разражается бранью отборной:

Поведали верные лица,

Что дочка-принцесса и юный придворный

Посмели друг в друга влюбиться.

На замок смертельный обрушился страх:

Любовник под стражей, принцесса в слезах,

Блестят алебарды сурово,

Все ждут королевского слова.

 

И старый король прохрипел: «Так и быть,

На плаху главу не положим.

Вы вздумали шутки со мною шутить –

Я тоже шутить расположен.

В тебе, рыцарь, я храбреца узнаю,

Поэтому шанс на спасенье даю.

Вот видишь две двери, закрыты? –

В одну из них должен войти ты.

 

И если судьба тебя нынче спасёт,

Жить в мире и счастье ты будешь.

За дверью одной тебя девушка ждёт,

Ты с ней о принцессе забудешь.

За дверью другой, чтоб смешней подшутить,

Я лютого тигра велел посадить.

Закончится всё до рассвета,

А дочь пусть посмотрит на это».

 

Не знаю уж как – не пойму, хоть убей, –

Хотя было времени мало,

Отцовскую тайну закрытых дверей

Принцесса внезапно узнала.

Известно ей всё: где красотка, где зверь.

Кивает принцесса на левую дверь.

Но рыцарь недвижим, однако,

Как будто не видит он знака.

 

Любовь – испытанье. Средь стольких потерь

В ней всяк при своём интересе.

Принцесса кивает на левую дверь,

Но можно ли верить принцессе?

Задумала, может, принцесса с тоской:

Пусть лучше умрёт он, чем будет с другой.

А может, напротив, решила:

Уж лучше с другой, чем могила.

 

Стоит он в раздумье, а выбор жесток,

И в нём он совсем не уверен.

...Не знаю, что дальше: здесь вырван листок.

Конец этой сказки утерян.

Зачем же мне вспомнилось это теперь?

Влюблённый страдалец... Закрытая дверь...

А может, опять повторится

Та сцена – но новые лица?

 

Я вижу себя. Предо мною стена.

Две двери. И дело – к развязке.

И женщина есть. И похожа она

На эту принцессу из сказки.

На что же решиться? Попробуй, проверь...

И снова конец неизвестен.

...Принцесса всё так же кивает на дверь –

Но можно ли верить принцессе?

 

Два скелета

 

Жили-были два скелета –

Женский и мужской –

И в одном гробу при этом

Спали день-деньской.

 

А когда ночные силы

Обретают власть,

Выходили из могилы

Да резвились всласть.

 

Свежим воздухом дышали,

Скалились во мрак

И пробежки совершали,

Чтоб размять костяк.

 

Вдруг услышали скелеты

Как, пронзая тишь,

Плачет, хоть легко одетый,

Но живой малыш.

 

Он, дневного мира житель,

Мелко семеня,

Умолял их: «Проводите

К выходу меня!»

 

И скелеты отвечали:

«Выведем на свет!

Заблудился? – для печали

Основанья нет.

 

Ну, не хнычь уж так, чего там,

Экая беда.

Довести тебя к воротам

Сможем без труда».

 

И затопали ботинки,

Пробуждая птиц,

И скатились две слезинки

Из пустых глазниц...

 

_ • _ • _

 

Не был я когда поэтом,

В пять неполных лет,

Мне об этом под секретом

Рассказал мой дед.

 

И добавил бесшабашно:

«Помни, внук, всегда:

Ночью с мёртвыми не страшно,

Вот с живыми – да...»