Зеркала
Парча осенних переплясов, охапка ветра, купола…
Старуха с пряжей на пороге и с жизнью, выпитой дотла,
И сын садовника в сединах в забаве тронет облака,
От детских слёз до воскресенья течёт и катится река.
Под мостом, мотая гривой,
Мчатся воды торопливо,
А меж волн луна дрожит,
Дынным ломтиком кружит.
Жемчужной нитью обрываясь, сорвались звуки из окна,
А следом сердце замирает. Рояль. Хлопок. И тишина.
В родстве с небесной высотою и отлучённый от семьи,
Он бродит с кистью за мечтою и спит на краюшке скамьи.
За окном взлетели руки,
Это птицы или звуки?
Это просто черепки,
Разойдитесь, чудаки…
Нет удачливым доверья, и, от сытых сторонясь,
Он рисует праздник хлеба, света призрачную вязь.
Парча осенних переплясов, охапка ветра, купола…
И упоение от красок, и кисти нашей зеркала…
Воспоминание. Памяти С.Параджанова
Из света в полутьму, из темноты на свет
К высокому кресту из суеты сует,
К скрещению дорог на каменный порог
Заклятием теней зовёт дремучий рок,
И вот
Взвились огненные кони взрывом солнца в небесах,
Время сыплется в ладони, пеплом стынет на глазах,
И над миром медлит в танце огнегривое кольцо,
Бьют хвосты протуберанцев в лики вздыбленных гонцов.
Из глубин веков Вселенной тетивой летит стрела,
Над гробницами Равенны эхо пьют колокола.
Воздух плавленой свободы – под копытами коней,
Отекают чьи-то годы в пустоте ненужных дней.
Но
Что за огненные кони возвращаются с небес?
Ангел их устало гонит или бьёт под рёбра бес?
Кровью пишутся затменья и ложатся на холсты.
Над горой уснувшей тени поднимают ввысь кресты,
И стремительные реки остужают алый бег,
Выплывает из столетий Ной, и с ним его ковчег –
Мимо торжища лесного, мимо запахов земли
К яслям высохшей коровы, к плачу брошенной любви
И вот
Из пустоты к огню, из темноты на свет,
К высокому костру из горечи и бед
Зовёт крылатый конь, спускаясь на порог.
Кому – моя ладонь? И кто теперь мой рок?
Памяти С. Параджанова
Выпусти белую птицу – ты же хотел быть счастлив
Всего лишь немного счастлив, и даже об этом сказал.
Вот и друзья над тобою шепчут слова участья.
Трудно расслышать, знаю. Постель – это тоже вокзал.
В кадре всего лишь бездна. Её отпоют куранты
Выпусти птицу – рвётся, ты же давно хотел.
Надпись на камне, фреска, исповедь цвета граната –
Вот и взлетела птица над памятью спящих тел.
* * *
Мать принесёт одеяло и камень укроет им.
Мы ничего не скажем. Мы просто с тобой помолчим.
Тени забытых предков снова седлают коней,
Время идти в дорогу, время встречать сыновей.
Небесная Кура
Для тоста нужен повод? Никогда!
Поднимем рог, случайный собеседник.
Тень грусти лишь текучая вода –
Была – и нет, как дождик в Кобулети
Смотри, какая ночь! Подставь же рог!
Искристый ковш над нами опрокинут,
Из сотен нами пройденных дорог
На небесах, поверь, одну лишь примут –
И мы на ней – смотри! Из темноты
Она друг к другу вывела навстречу.
Я сам давно с печалями на «ты»
И тенью их с рождения отмечен.
Для тоста нужен друг, ты будешь им,
Вся наша жизнь лишь словом осиянна.
Давай с тобой о ней поговорим
Стихами Руставели, Тициана…
Какая тишина….
Нежданный друг,
Пусть отдохнут зурнач и сазандари
От музыки бессонного вина…
Вращает круг небесная Кура,
И бьётся в грудь в неистовом угаре,
Шумит у изголовья до утра….
Щедрый ковш поднебесный все льётся и льётся, мой друг,
Мои речи длинны, нет конца уходящим, всё длится печальный обряд,
И когда мы сведём берега после долгих разлук,
То поклоном проводим людей – тех, которые нас возродят.
Корова
Как мягок карий цвет, стекающий к сосцам…
Их белизной как будто очарован,
Застыл рассвет, и к тихим бубенцам
Склоняет рог печальная корова.
Платок завяжет мама узелком.
В протяжном повторении земного
В сосуде пенится и тонет молоко,
Коричневым баюкает корова.
Копытца держат землю, и она
Под синевой небесного покрова
У ног крестьянки кротко прилегла.
В тени каштана светится корова.
Устали краски удивлять людей,
И мир глядит с наивностью Нико,
Как просто жизнь течёт и без затей
Струится под ладонью молоко
Полночные стихи
На все замки я сердце запирала,
Всю правду о себе боясь узнать,
Но всех замков на свете было мало,
Когда пыталась строки обуздать.
Полночные стихи звеняще-молчаливы.
Оглушена настойчивостью их,
Я вслушиваюсь в мерные приливы
Тревожных слов, своих или чужих.
Поэзию, как девочку босую,
Настигшую опять меня при всех,
Я укрываю, прячу и шифрую,
Пока не раздаётся чей-то смех.
И этот поединок бесконечен,
Мир бьётся, словно волны о корму,
Свои порывы спрячу, как увечье,
Чужое слово бережно приму.
На пороге
Огонь в печи, по крыше дождь дремотный –
Сейчас войду с порога в тёплый дом.
Душа ненастью странно соприродна
И с ним грустит, печалясь ни о чём.
Холодных звёзд неспешное мерцанье,
В туманной лени рябь речной волны,
Тяжёлых капель гроздь и целованье,
И ветра растревоженные сны.
Так до утра бы думала, стояла
Меж благодатью дома и небес
И слушала надзвёздные хоралы,
И гул дождя, и зашумевший лес...
Так и жила бы просто, безоглядно,
Не вытирая дождь с озябших щёк,
Когда б не страх неласкового взгляда
И в спину не раздавшийся упрёк.
Анжи
Бабочки пахнут полынью,
Йодовый воздух искрит,
Мерные волны латыни
Бьются о певчий санскрит.
Пена морская наутро,
Плавно прервав миражи,
Стынет у гор перламутром,
Выронив жемчуг Анжи.
Смири, Тарки-Тау, гордыню,
У моря хазарских кровей,
Пусть горькие песни полыни
Остудят морской суховей.
Омытый дождями, прибоем,
С мерцаньем слюды на камнях,
С мальчишеским ветром-изгоем,
Черешневым цветом в горстях
Мой город прекрасен, я знаю,
В нем волей природы сошлись
И горы, и степи без края,
И море, и ласковый бриз
Барханов тягучие тайны,
И гордый орлиный полёт,
И щедрость равнины бескрайней,
На кручах нетающий лёд.
...Бабочки пахнут полынью,
Йодовый воздух искрит
Мерные волны латыни
Бьются о певчий санскрит...
______
Анжи- старинное название Махачкалы
Париж
На целую жизнь я к тебе опоздала,
Возлюбленный всеми, воспетый стократ...
Но, верно, и жизни окажется мало
Идти по дороге несбывшихся дат.
Но вот же, случилось… На день прилетела,
И август смеётся весёлым дождём.
В людском половодье нельзя быть несмелой –
Никто не мешает с тобой быть вдвоём.
Ах, рост твой… так хочется вровень подняться.
Здесь шумно, как в море. О чём говоришь?
С тобою одним мне не надо бояться
Сказать, что люблю, мой прекрасный Париж…
Тебе ли дивиться любви миллионной
За день уходящий? Но чудо не в том,
Что в городе каждый тобою пленённый,
А в том, что и сам ты во всех нас влюблён.
И спутник не нужен. Какое блаженство –
Монмартр, Нотр-Дам и фронтоны Шайо...
И что мне теперь дорогое наследство
Верлена, Бодлера, Виктора Гюго?
Ни к чему мне и бренды Диор и Кардэна,
Если город шумит, как вечерний прибой!
И плывёшь бесконечно вдоль берега Сены,
Вдоль садов и дворцов предзакатной порой,
На закате присела к усталой богине.
– Флора, – представилась молча она. –
Ты от Эйфеля? Все вы стремитесь к Мужчине.
– Что Вы.. От башни – и умна, и стройна.
Облака розовели, легко проплывая,
Мы с богиней молчали, колени обняв.
И когда я вздохнула, с подножья вставая,
Услыхала:
– Ты тоже прекрасна. Лишь осанку исправь.
Был всего один день. И я сразу узнала
Эту тайну. И в ней, словно птица, паришь.
...Почему я на целую жизнь опоздала,
Во влюблённый в нас город, в прекрасный Париж?
Кто большее изведал – тот молчит
Кто большее изведал – тот молчит.
У всех святая правда – под ногами.
Вчера еще друг другу палачи,
Мы поняли, какая мгла за нами…
Пока искали яростно того,
Кто первым бил, кто более виновен,
Кого сильнее горе обожгло,
Кто враг навек, а кто великий воин,
Пока собой хвалились, били в грудь,
Не признавая за собой изъяны,
И торопились варварством блеснуть,
Пока травили солью свои раны –
Она молчала. Вдовья чернота
Покрыла общей болью пепелище.
Бежит меж дней подземная вода,
И меж людей обида волком рыщет.
Что ей холмы и надписи камней,
Безвременно оборванные жизни?
Сквозь синеву отчаянья ветвей
Струится ночь, как призрак укоризны.
О, так ли непорочна белизна?
Не ведаю, кто свят и без упрёка –
Доступна всем великая казна,
В ногах у всех – чистилище порока –
Измученная нами Мать –земля.
Следы войны и шрамы лихолетий
Она под сердце снова приняла.
В её груди и матери, и дети
Нашли покой от горечи и зла.
Уймите, люди, память о беде.
В целебных травах, росными цветами
Опять земля напомнит: мы везде
Всегда всему виною только сами.
… Какая нежность в глине… Приняла
Чужую боль и плоть в свои глубины.
Бегут за горизонт твои поля,
Нет у тебя ни дома, ни чужбины –
На всех хватает милости без слов,
И местью ты не дышишь к окаянным,
Неверным, не своим или не званным:
Ты – Мать всему, и ты всему – Любовь.
Прости нас всех… Мы все твои кровинки…
Дыханье над землёю затая,
Ловлю в ладони каждую былинку,
Серебряные песни ковыля
От паузы до слова
ОН ДРУГ ВАМ ИЛИ НЕТ? А, может, мастер? Мастер?
Искусство – уходить от дружбы как напасти.
Когда сведёт гортань от паузы до слова,
Припомни сам себе, как жизнь к тебе сурова.
О вечном всё – увечно, а о земном – так сложно,
Давайте о другом, значенье – в непреложном.
Неважно, кто спросил, а важно – что ответил,
Да, Мастер все простил. Он просто был Поэтом.
Брут или брат –дилемма. Мы вправе ли решать,
Кому уйти из плена, кому пропасть как тать?
Перед тенями равных качается вопрос,
Подставить ему шею? Ответчик не дорос.
Смерть ходит не свидетелем, не праведным судьёй.
Бессмертные ответили перед своей петлёй.
А смертным выбор ясен меж сложным и простым:
От паузы до слова – опора или дым.
Март
Всё отшумело, отболело,
Желаний нет, и жизнь проста.
Теперь спокойно или смело
В глаза смотрю тебе, мечта.
С годами возраст как доспехи –
И жизнь свободна, наконец,
От глупых чувств, смешных успехов,
Закрытых наглухо сердец,
От их же страсти, равнодушья,
От горьких слов, чужих одежд.
К исходу жизни время рушит
Оковы ржавые надежд,
Мечты несбывшейся удушье,
Бесстрастьем скованный мятеж.
Под тонким льдом заснувшей лужи
Синеет облачный кортеж.
Свободен март от первой дани,
Приходит время жечь мосты.
Разжата хватка ожиданий,
Вдыхаю воздух пустоты.
Себя на волю выпускаю.
Как из больницы, с узелком
Иду обочиной, по краю,
И этот мир мне незнаком.
Сама себе источник силы,
И мне свобода как броня.
Пускай весна с ума сводила,
Цветеньем чувств и светом дня –
Иду легко… И воздух синий
Мне уступает весь простор.
Мелькнул чужой букет глициний,
Мелькнул сиреневый узор.
...Что это было…. Ароматом
Бьёт жизнь внезапно… Где же я?
Живой Вселенной жалкий атом,
Я ею снова сражена.
И трепет сердца, боль разлуки,
Надежды пряную печаль,
Любви заломленные руки,
Поникшей горести февраль,
Неспетой песни откровенье,
Высокой ноты торжество,
Мечты прекрасной упоенье,
С щемящей музыкой родство,
И невозможность утешенья
В судьбе без счастья и любви,
И встречу с ней, и искушенье,
И зов прощения в крови,
И кротость смертного исхода,
И вознесение к Нему….
Всё обещала мне природа,
И я поверила всему.
Пусть мой идальго не стареет,
Вновь раны вскрыты шлейфом снов –
Я нынче снова Дульсинея
В плену кинжальных лепестков.
А март… что март? Он строг и ясен,
Цветы, конечно, баловство,
Но как подлунный мир прекрасен,
Когда мы веруем в него!
© Миясат Муслимова, 2020.
© 45-я параллель, 2020.