Наиль Ишмухаметов

Наиль Ишмухаметов

Все стихи Наиль Ишмухаметов

Дважды два

 

…ни дня…

…ни ночи…

…только тесная вода…

улитка времени слюнявит рельсу минуса,

а ты лежишь в воде и ждёшь – когда, когда

тебя сквозь ноль на камни плюса с криком вынесет?

 

баржу судьбы по вешкам вдоль ручья абсцисс

бурлак субтильный (время) прёт неспешным волоком,

а в гулком трюме зреет огненный абсцесс –

набух пахучий трюфель кривды сизым облаком…

 

решить неравенство прозрачного ручья

тебе с таким грибом – задачка трёхминутная…

…шальное время пулей-дурой из ружья

из пункта А пригнало в Ложь трёхмерно-мутную…

 

чем дальше в Ложь, тем многозначней номинал

константы, множимой на саморазрушение…

…до пункта Смерть дойдя, ты долго вспоминал

где твой листок контрольной с правильным решением…

 

жернова

 

это когда над тобой под тобой заскрипят жернова

и загложет подошвы тоска по не пройденным лужам

открываются истины главной простые слова

ты

никому

кроме глины всеядной

не нужен

 

только она по тебе будет сохнуть когда без тебя

только она поцелует взасос в обрамлении красных гвоздик

синие губы твои и в себя погребя

небу покажет злорадно гранитный язык

 

 

* * *

 

и можно рыдать взахлёб и взывать к богам –

что тяжек насущный хлеб, что не стал богат,

что чаша пустая – дом, холстяной очаг,

что горб ты нажил трудом да тоску в очах,

что кто-то живёт в Сочах, а тебе – Казань,

в которой зазря зачах, не успев сказать

о главном нетленном бронзовом, золотом,

оставив на утро мудрое, на потом...

 

слезой не излечишь смертельный диагноз – жизнь,

дурашка, слезай-ка с печи, раззудись и держи

свой неба кусочек, татарский ты мой атлант,

да выдержат плечи, да не оскудеет талант...

 

Маяк на высохшей реке

 

1

Маяк одинокий, разбитый,

Беспламенный, старый, усталый.

Забвенья расплавленный битум

Втекает в незрячий хрусталик…

По капле, по капле, по капле

Съедает обзор глаукома…

Не раз чертыхнёшься, пока ты

Сумеешь во тьме незнакомой,

Знобимый безудержной дрожью

На смерть обречённого тела,

Тропинку найти в бездорожье…

По ней увести мне хотелось

Тебя, потерявшего пламя,

Тебя, потерявшего реку,

К обрыву последних желаний,

Где мы, пара лишних молекул,

Две клеточки прошлого века,

В родное столетие канем…

 

2

Бурьяном заросшие нивы,

И рек пересохшие русла,

И люди, ветрами гонимы

То влево, то вправо… всё мимо,

И мимо, и мимо… И пусть мы

Убоги… и молимся с грустью:

«Всевышний, ужели допустишь?..»

Но с гордостью чахлую пустошь

Зовём с придыханием – Русью!

 


Поэтическая викторина

* * *

 

мой нежный жиголо на рыжем жигулёнке

от мыслей солнечных наивно-детских глупых

казавшийся мне рыжим

мой гулёна

мне не найти тебя под катарактной лупой

воспоминаний на истлевшей карте царства

где фильмоскоп и самодельные перины

где пили водку для здоровья а лекарства

ни одного не знали кроме аспирина

 

теперь и я чуть жив и ты дружок не выжил

и мама к празднику не делает рулеты

тебя я в зеркале рябом спросонья вижу –

ты превратился в грустного брюнета

 

На субботнике

 

Из тюбика свитера выдавив

Набитую рифмами голову,

Спешу за пикантными видами,

Терзаемый творческим голодом.

 

Дворы с тополиными чипсами –

Огромными, жёлтыми, хрусткими…

И клёны с прищепками-клипсами:

Канадскими – хрупкими, узкими;

Щекастыми, грузными – русскими.

 

Чернеется плоть абиссинская

В прорехах, кудрявые мумии

Роняют к ногам обессилено

Листочки, которые умерли.

 

Сгореть им в субботней кремации

Под спичи начальства речистого,

И дымом тугим подниматься им

Над нашими взмокшими спинами

До неба хрустально-пречистого

До солнца, осенними сплинами

В разрывы озона грозящего,

Зимою разящего холодом

Безмолвие города голого,

Втянув в горловину сквозящую

Озябшую рыжую голову.

 

В разгаре субботничек, множатся 

Барханы с божественным золотом.

Корёжится жёлтая кожица,

Спекаясь в бесплодные зольники.

 

Небо

 

Почувствовать Небо. Наполнить ладоней

Шершавую чашу прохладной лазурью.

До боли упиться небесным нектаром,

Жалея те капли, что падают в Землю.

Беседовать с Ветром – хвастливым зазнайкой.

Просить у него, у последнего друга,

Бессмертия шелесту листьев рябины,

В осеннем безмолвье роняющей алые

Мёрзлые горькие бусы на холмик.

Почувствовать Небо, услышав предсмертную

Песню корней, вырываемых бурей.

Почувствовать Небо, теряя земную опору.

Почувствовать…

 

* * *

 

непослушные пряди волос

намекали – вот бог вот порог

обмануться хотел

удалось

обогреться хотелось

продрог

 

паутинкою мятной слюны

затянулись морские узлы

полнолунием накалены

прогорали слова до золы

 

не взошло из золы ни одно

да и ты мне не снишься

и пусть

впереди беспробудное дно

где забуду тебя наизусть

 

Ночь. Улица. Фонарь и всё такое…

 

Опять отпевает кого-то губная гармонь долгостроя высотки.

В заброшенном остове крана скулит в унисон полиспаст.

Из колких щетинок циклона осеннего соткан

Перкалевый саван.

Печален циклоп фонаря, оттого что не спас

Бессмысленным тусклым неоном короткое лето.

Расплавы гудрона вчерашних желаний

                                                         спекает сквозняк в антрацит.

За пыльной витриной аптеки

                                       смывает уставших купальщиков Лета.

Булыжник вкатив на вершину Парнаса,

                                           Сизиф, спотыкаясь, за новым трусит.

Наутро продрогшая рында Кремля позовёт к литургии.

Второе столетие искры из рельс высекая,

                                     проскачет в рекламной попоне трамвай.

Листвы обкурившись,

                         дождливый мандраж октября утечёт в дренажи.

Летаргия –

Уснули до лучших времён и дворы, и дрова и трава…

 

 

* * *

 

По заросшим слезами отцовским зарубкам на соснах

ты крадёшься наощупь, марая ладони тягучей живицей,

а тропинка юлит, натыкаясь на трубы артерий насосных,

иглокожим ужом норовит под циновку тумана забиться.

 

Сколько тропке в тумане ни виться, конец тривиально-внезапен,

он всегда совпадает с началом подземных полётов…

Должно быть

где-то в точке последней росы,

в предрассветном последнем ознобе

над тобой кольцевого затменья подсолнух покатит на запад.

 

Равнодушный холодный цветок унесёт победившие боли,

на земле оставляя земное – опавший послед – и не боле…

 

* * *

 

помнишь

между нет и да навеки

мы лущили грех-орех любовный

той любови – пятаки на веки

тем наивным – перескрип зубовный

 

знаешь

между больно и терпимо

вырастает лишь одно желанье –

мимо солнца

звёзд падучих мимо

поползти с молитвой на закланье

 

слышишь

между выдохом и вдохом

стонет и трещит земная хорда

видишь

между выходом и входом

свадебное обернулось вдовьим…

 

* * *

 

Ты могла бы родиться колонной и жить припеваючи где-нибудь в ханском дворце, восхищённые возгласы слушать увидевших твой силуэт на парадном крыльце.

 

Минаретом родиться могла бы, несущим прозревших слепцов за границы всевластного страха, по утрам возносить муэдзинов, напевным азаном ласкающих ухо аллаха.

 

Ты могла бы…но ты уродилась рабыней-прислугой-трудягой – котельной трубой, замерзающий город всю зиму следил с замиранием – всё ли в порядке с тобой.

 

Коротка, словно память, июльская ночь – вот и ты позабыта и каждым кирпичиком чувствуешь – небо коптила зазря, на притихший проспект из трахеи чахоточной хлынула горлом заря.

 

Ты просто продолжаешь бег

 

когда становишься ненужным словно тройка

гнедых китов поддерживавших блюдце

ломаешь парус компаса настройки

идёшь на берег обезлюдевший где бьются

киты в агонии ослепшим ртом хватая

волну барханную мельчайшего помола

и молча смотришь как сдыхает рыбья стая

и разбежавшись по осклизлой глади мола

ты… продолжаешь бег по волнам

 

* * *

 

тянут-потянут синицу за хвост из сини,

клин журавлиный всадили в калёную клетку.

– больно в неволе, погано в неволе? – спросили,

– будет ещё нестерпимей, – сказали, – к лету,

будут птенцы, не познавшие силу крыльев,

дружно у них отрастут вместо лап копыта,

вместо изящного клюва – свиное рыло,

вот она – главная, самая главная пытка!