Зимний сад
Когда сквозняк в распахнутой груди
И не захлопнуть сердце, как фрамугу,
На станции в Балашихе сойди,
Схлестнись с собой в сметающую вьюгу.
Навстречу тень: «Вам помощь не нужна?»
Но от кого? И разве тут поможешь?
Не то, чтобы разрозненность сложна,
Но если себя к жизни не приложишь,
То никакой протянутой руке
Не защитить твоё нутро от боли.
Бог в помощь. Повиси на волоске
Да вымерзни травою в чистом поле.
И вразумит ударами крыла
Хранитель по щеке, направив к дому.
Захочется простейшего тепла,
Открывшегося телу по-другому.
Пока себе читаешь приговор
И снег летит в оконное распятье,
Твой подмосковный Гефсиманский двор
Цветущих яблонь примеряет платье,
А ты из вьюг не в силах убежать.
– По вере воздаётся, не безверью.
Вагон последний. Двери бы разжать!
Там вроде сад, за этой самой дверью...
* * *
Качает ветер беспощадно
ковыль степной.
Стихи как выцветшие пятна
на мостовой.
Не получается. Ни к чёрту
в стихах рука!
Сезон неласковый и мёртвый
для мотылька.
Уж кромкой льда покрылись лужи
и воздух жгуч.
Лишь чёрный ворон кружит, кружит
в разрезе туч.
Ему парить вполне по силам,
где мрак глубок,
поскольку вымерзли чернила
для светлых строк...
Мария
Ещё до рожденья,
До первого вздоха,
Назвалась Марией,
Привычно, неплохо,
Как многие
В том же
Далёком селенье,
Что не помышляли
О чуде спасенья.
Могла бы
Рахилью,
Могла бы и Сарой,
Но стала
Марией,
Привычною самой.
И что-то
Чудесное
Было в привычном...
Но платят
За чудо любое
Обычно.
И ты заплатила...
Став девой-сосудом.
И жертвенность матери
Нормой повсюду
С тех самых времён –
Не укрыться, не деться –
Слезами за каждое
Чудо младенца,
За право
Рожденья,
За право улыбки,
За все совершенные
Чадом ошибки
Считается с точки
Отсчёта эпохи.
...Мария – начало
Младенца
На вздохе.
Про яблоко
Адам заснул. Всё ладно и пригоже. –
Удачно сотворение земли.
Ну что ж тебе опять не спится, Боже,
Когда сады из яблонь зацвели?
Ты из Адама рёбра вынимаешь. –
Конструктор детский... Ева – из него?
О как же мало ты про женщин знаешь,
Про Еву, Руфь, Далилу и Марго!
Напрасно не спалось тебе, однако.
Уснул Адам – прекрасный образец.
Но ждал коварный змий простого знака,
Чтоб сна потом лишить других вконец.
За дивный плод – бессонницей расплата,
Покажется бесстыдным тел тандем.
А яблоко ни в чём не виновато...
Оно ещё зелёное совсем.
Координаты Рая
Заснуть, спиной к скамейке прислонясь,
и детский смех просеивать сквозь ухо,
пока сидит, на лавочке резвясь,
случайная доверчивая муха.
Ныряет солнце в поросль облаков.
На кончиках ресниц дрожит беспечность.
Меня, проткнув булавкою веков,
как экземпляр рассматривает вечность.
Я сплю. Не препарирован мой сон
на лавочке – в координатах Рая.
И тень каштана сверху капюшон
набрасывает, бледность защищая.
А верный пёс у ног в траву прилёг –
ни мяч, ни дом ему не актуален.
И умилённо сверху смотрит Бог
на россыпи ромашковых проталин
в бескрайней нише далей луговых
среди лиловых свечек иван-чая.
Моя свеча беспечности средь них
стоит вот так же, головой качая...
* * *
Солнца полные ладони,
И веснушки на щеках.
И вьюнок ещё в бутоне
На пылящихся холмах.
Чабрецом пропахли склоны,
Иволг дальний перелив...
Сосен стройных капюшоны
Источают позитив.
Сушит ветер паутинки
Золотые кружева.
Ах, июльские картинки,
Соковитая трава...
Жизнь в разгаре, жизнь без меры,
Что ещё сейчас желать?..
Льется в облаков фужеры
Летней воли благодать!
В Мелихове
Тишь. Флоксы. На резном крыльце
трёхцветная беременная кошка.
Всё вроде так, как было при жильце.
Ну, может, приукрасили немножко.
А впрочем, половиц душевный скрип
мгновенно компенсирует изъяны.
Гляди в окошко: средь высоких лип
колодец-аист теребит бурьяны...
Вот пруд, где увлеченно Левитан
любил в эскизы летом погрузиться...
Прилёг уставший Чехов на топчан,
а «Чайка» уж крылом в окно стучится.
И так уединение его
во флигеле понятно и знакомо...
Что дышишь этим воздухом легко,
и в Мелихове ты – как будто дома.
Вот на веранде ставят самовар,
а ты на скатерть смотришь кружевную
и, угощений съев репертуар,
связать в уме пытаешься такую...
Дождь по мостовой
Дождь по мостовой – не удивительно.
Серый контур города промок.
Вот прохожий на бегу стремительно
Мне отвесил зонтиком кивок.
Все бегут – ручьи, машины, улица,
Время, мысли, капли по лицу.
Намокая, белый лист сутулится,
Подводя заведомо к концу
Так и не написанной истории
Наблюдения за дождём мои,
Как плывут нелепо в акватории
Люди-шлюпки, люди-корабли...
Погружение в май
Не мироточит – маеточит,
Сам упиваясь бытиём,
Кукушкой вдалеке пророчит
И клёнами: «Переживём!»
На языке почти небесном, –
Настолько точно – о земном! –
Твердит, что листьям в почках тесно,
Ты слышишь? – трескаются днём!
Под смольный дух свободы этой,
Не зная устали – дыши!
Лови все важные приметы
Сачком проснувшейся души!
Мир слишком долго суетился,
Бежал, приманку увидав.
Но май, как солнцепёк, разлился,
Заколосился силой трав,
Дал воздух складкам чернозёма,
Налил на блюдечко грозы.
И в лёт стрекоз у водоёма
Вкрапил оттенки бирюзы.
Кто в май, как в детство, погрузился
С улыбкой счастья на лице?
– Почувствуй, это ты родился,
Как одуванчик, весь в пыльце!
И тьма, и свет...
И тьма, и свет. И свет, и тьма. –
Тасуй в колоде!
Армагеддона времена
Сквозят в погоде.
Ну, вот и дожили... Опять
Молиться поздно.
Лишь будут молнии сверкать
Из бездны грозно.
И ты сожмёшь в руке не зонт,
Не ветки ели,
А этот чёрный горизонт –
Взмах Азазели...
Беги, скрывайся! Иль гляди
Из бездн кромешных
На бесконечные дожди,
Что смоют грешных,
Как поглощают воды брег
Под звук гобоя.
И не надейся на ковчег –
Нет больше Ноя...
Один день из будущего
...и солнце послевкусием дождя
зачем-то давит на зрачок к полудню.
И ветер разложил на ветках лютню,
остатки туч из неба уводя.
И тают звуки скорых поездов
мороженым, стекающим в гортани,
и город, отражаясь в котловане,
похож на стаю синюю китов.
И всё совсем иначе, чем вчера,
где ты был частью мирового сплина,
когда болтался жертвой карантина
на кончике бикфордова шнура...
Ноябрьские метаморфозы
У неуюта имя ноября. –
Распутица, сумятица, простуда.
Дождь поливает первые полдня,
Вторые – снег метёт из ниоткуда.
Ты попадаешь с этим в никуда
И тычешься в пространство без ответа.
А фонарей горящая слюда
Уже в снега налипшие одета.
И всё вокруг меняет контур свой.
Угрюмость натянув до подбородка,
Ты потечёшь за белою рекой
И вмёрзнешь в снег, как брошенная лодка...
© Наталья Шабло, 2019–2021.
© 45-я параллель, 2021.