Наталья Стикина

Наталья Стикина

Четвёртое измерение № 29 (233) от 11 октября 2012 года

Ангелы под шкурками лисиц

 

Утро

Сонетный верлибр

 

за чашкой кофе можно ли проснуться?

 

теряется ночное время в дыме

не первой сигареты. стонут стрелки

в часах, себя скрипя передвигая.

 

за стенами разбуженного дома

вздыхает тяжело мой серый город.

 

и к новому готовясь пробужденью,

себя лениво утру открывает,

подтягиваясь крышами до неба.

 

а сгорбленный фонарь, напротив окон,

(в который раз, признав победу солнца),

устало подмигнёт холодным светом,

рождая на твоём лице улыбку...

 

...так, может быть, вторую чашку кофе?

 

Что рассказать между прочим...

 

Что рассказать «между прочим» тебе, умолчав

снова о главном, теряясь в словах, будто в соснах.

Ты не задашь мне вопрос, только дым папиросный

будет вокруг тебя строить свой мутный причал.

Книжные полки собрали годичную пыль,

(с прошлой уборки прошло лишь мгновенье, не боле).

Всё хорошо. Только стало чуть больше паролей

и меньше памяти, чтобы запомнить... Пустырь,

тот, что за домом, всё мнит себя братом луны,

каждую осень ровняя дождями свой череп...

Музы, как рыбы, всё реже приходят на нерест,

чтоб отложить строчки в гнёзда твоей седины.

Что рассказать, если «между» и «прочим» – тоска?

Сочность картинок скрывает за патиной время.

В старом шкафу только моль, да коробки кольдкрема...

Что рассказать, если в главном нет счастья. Пока.

 

Остатки лета

 

Ты, верно, помнишь маленькую птицу,

которая умела петь о небе?

 

Остатки лета заперты в темницу

меж слипшихся страничек. Крошки хлеба

в кормушке. Пусто в доме и в округе…

 

Цветы и перья с полинявшей шляпки,

Без жалости сорву рукой в перчатке.

Ну, вот и всё. Свершилось. И по кругу

над спящим садом ветер дым гоняет.

Кружится старый ворон. Осень – щепкой

всё ниже… Ниже тучи над беседкой,

в которой чьи-то тени доживают.

 

А ты, такой нелепый в красной кепке,

читаешь мне Рембо…Зачем? Кто знает…  

 

В метро

 

«осторожно, двери закрываются!»
и двери закрываются
осторожно,
так,
чтобы не задеть спины:
сгорбленные, чуть сутулые, чуть прямые.
прямо уходящих homo, 
на пути к эскалатору
превращающихся в пингвинов,
переминающихся с ноги на ногу
у подножия лестницы,
медленно ползущей
к воздуху.

 

По бесконечности к Литейному

 

Ты мне сегодня сказала, что явь – это сон,

Перебирая сезоны, как старые чётки,

Тонкими пальцами. Ветер взлохмачивал чёлку

Лёгким касаньем влюблённого. С разных сторон

 

Вслед нам глядели дома, открывая глаза-

окна и хлопали их занавески-ресницы.

Ты мне сказала, что скоро весенние птицы

Будут, сменив оперенье, менять адреса.

 

«Ближе к Литейному – меньше рассерженных львов», –

Ты говорила. Я слушал. И так, век от века,

Чтобы остаться, на горках последнего снега

Мы рисовали свою паутину следов.

 

Ты говорила, а день наливался свинцом…

Я шёл и думал, считая шагов наших петли,       

Что будет с нами и сумрачным Питером, если

Ангел с Дворцовой вдруг к небу поднимет лицо?

 

Ветер слова

 

ветер

слова

вот и всё

краткое содержание

моей жизни

 

Пасхальное

 

Квадратик форточки, что щёлочка зимой

В огромный мир, приют для нас, для грешных.

И этот мир всегда живёт одной

На веру уповающей надеждой:

На воскресение из мёртвых в сонм живых

Того, кто принял смерть, забыв о страхе

За всех за нас: за старых и младых,

За голых и родившихся в рубахе…

За человеков…

                             Так, в огне свечи

Рождается нечаянное слово

Молитвы.

                    Скоро Пасха. Куличи

Все понесут к священному престолу

А с колокольни будет рваться в высь

Пасхальный звон.

                                 И вот тогда открою

Все окна настежь, чтобы впиться в жизнь

Руками, взглядом, веруя душою!..

И может быть, приблизившись к Нему,

Пускай на миг, но с целым миром, вместе

Очистившись, изгнав из сердца тьму,

Тихонько прошептать: «Христос Воскресе»…

 

Бунтуют реки...

 

Бунтуют реки!..

                        Ночью тишина

разорвана стихией водной в клочья.

Видения потопа... Кто пророчил?

Кто знал, что будет так, и что струна

терпения природы вдруг порвётся,

и будут реки править города?!

 

Вода, вода, кругом одна вода...

И каждый город ей в поклоне гнётся.

 

Без слов о тебе

 

Без слов о тебе…

                          Остывает бумажная твердь

От натиска синих чернил, от бескровного боя.

 

Сегодняшний день, словно нищий, с пустою рукою,

просящий, но тщетно, у лета тепла. Круговерть

ненужных событий, случайных загаданных встреч,

несётся по кругу, который известен лишь Богу.

И первые мёртвые листья упали к порогу

Приветом из будущей осени. И не сберечь

в изношенной памяти образа белых ночей,

где тени настолько тонки, что коснись их – порвутся.

 

Ни дня без тебя. Только как мне к тебе прикоснуться?

К тому, кто давно стал пустым отражением дней?

 

Сонливое

Сонетный верлибр

 

Твои рисунки – зимний холод дома,

В котором вместо тёплой пыли – иней

Лежит на всём, что хочет не проснуться.

 

Мазки грубы от напряженья кисти

Устали руки. Рыбы сонных мыслей

На дне, что бессознанием зовётся.

И ком постели – верный, старый кокон –

Милей, чем то, что звал когда-то жизнью.

 

А за окном... Да, что там! За окошком

Смурное небо – рваная холстина –

Опять стряхнуло снег в палитру улиц

Чтоб все цвета смешать в сплошную серость.

 

И только пёс твой бредит новым солнцем,

Которое так просится к зениту.

 

За скобкой

 

Закрыты скобки лета. Гибнут травы

Под моросью дождей. И разговоры

Тесны, как тишина. Ни капли правды

В ответном слове. Слишком много сора.

 

Сухие губы чуть мертвей, чем листья,

Прильнувшие к земле ковром бескровным.

Кольцо на безымянном правой кисти

Не жмёт, но давит золотом греховным.

 

И в форточку уносит стылым ветром

Все горькие слова, а вместе с ними

Конфетный фантик… В каждом миллиметре

Его фольги – закат семейной были.

 

А с улицы, совсем нас не жалея,

Чужое чудо вдруг поманит робко.

Пустой квартиры шёпот льётся в темень.

Мы на пороге в ночь. Любовь – за скобкой.

 

Каждую ночь…

 

каждую ночь

над твоей головою я

раскрываю разноцветный зонтик,

(потому что ещё верю в сказки).

и каждое утро,

как ребёнок, ты удивляешься снам

ярким, детским:

с машинками, солдатиками, оловянной конницей…

потому что только любя,

можно без боли отдавать сны тебе,

а себя – бессоннице.

 

Усни птицелов...

 

усни птицелов. только сны о пернатых вернут

в забытое детство, где небо пронзительно-сине.

где облачной сказке в часах не хватает минут,

чтоб быть для тебя, чуть подольше, беспечно-наивной.

 

где детские страхи, как сплетни с сорочьих хвостов

давно разлетелись от пыжиков старой щелкушки*.

где просятся в петли силков строки новых стихов,

а ты наполняешь для них честным словом кормушки.

 

пусть сказка исчезнет под утренний щебет и крик…

 

в изношенном сердце, что бьётся под ветхой рубахой,

останутся сны о весне, где глубокий старик

опять приручает к рукам свою первую птаху.

 

 ---

 *Щелкушка – пушка из пёрышка для стрельбы репяными пыжами

 

Под шкурками лисиц

 

Ты видишь в небо падающих птиц,

я – облака, спешащие за ними....

 

И кажутся какими-то пустыми

рисунки сонника. А вырванных страниц

становится всё больше с каждым днём.

Они бледнеют, запахи теряют...

Но перьевые росчерки по краю

их календарности ещё дают объём.

 

Холодная и смятая постель –

как утреннее чтение на завтрак,

плюс томик «Тошноты» от Жана Сартра –

хорошее лекарство от потерь.

А всё к чему? Чтоб вырваться из снов,

(постылая привычка оживленья)

В предсердие кольнёт иглой сомненье

Вливаясь с кровью: надо ли так?

 

Но…

 

...Я вижу в небо падающих птиц,

ты – облака, спешащие за ними…

И манит к дому запах мандаринов

Нас, ангелов под шкурками лисиц.