Никита
Чубриков

* * *
 

В грибной стране, невидимой на треть, –
Так вырастают бивни поездов –
Невыносимо радостно смотреть,
Как мы бежим из клеток городов.        

В её суставах нежится вода,
Сумев проснуться, не сумев уснуть,
Полынный вкус – не в рост, не навсегда,
Но ближе к лику, обретая суть...

Размазаны дороги невзначай

В грибной стране, невидимой не в срок,
Так нищий подаёт тебе на чай,
Как будто с неба получил кусок...

* * *
 

В каждой капле лета солнце поёт и дремлет. 
Нет, не вдовствует, не смеётся, всего лишь любит 
Говорливую гладь воды и сырую землю, 
Говорит с травой, нежится и целует. 

Но придёт зимы холодное дуновенье. 
Ты вымаливай, ты вываливай всё наружу. 
Ты посеял то, что будет цвести мгновенье, 
Но своим огнём растопит любую стужу. 

Ты не бойся, когда однажды поверишь в чудо, 
Есть тропинка в лето ползком через эту зиму. 
А цветок распускается, гаснет за полсекунды – 
Полсекунды в сердце радостно и красиво. 

Мы – осколки неба, мы верим, мы голодаем, 
Мы выкрадываем оперенье у белой птицы, 
А над нами пропасть, загадочная и святая, 
И пушистый снег, не тающий на ресницах...

* * *

За плотью плоть, в колечках дыма свет,

Идет вёсна, заплаты на фате,

Пустой стакан, осколочки побед,

Иных побед, победы уж не те. 

За бродом брод, и пусто в зеркалах,

Нам не дождаться нереста невест,

Колечки бед сцепились – все дела,

Все цепи пластилиновые здесь. 

Пустой стакан и отпечатки рук,

Забытый знак, закрытый глаз – проснись,

Очнись, сестра, ты слышишь этот стук,

Стук топора в глухонемую высь. 

За плотью плоть, колечки дыма жмут,

Весна в фате, а впрочем, без фаты,

Невесты ждут, освободи от пут,

Закрытый глаз глядит из пустоты. 

2007 

* * *
 

Здесь дверь даётся лишь тому, 
Кто может выйти и без двери 
В пролёт окна, в ночную тьму, 
В полёт заведомо поверив... 

Здесь сон даётся лишь тому, 
Кто флагом на ветру не плещет, 
Кто лёг на вешнюю траву 
Познав возвышенные вещи... 

Здесь будет праздник и печаль, 
Любви и смерти неизбежность... 
Борьба незримых двух начал 
И солнца утреннего нежность... 

Наяда
 

Это несправедливо – лакать с залива

гнилостного. Гнильём порастает зона

пансионата. Небо плывёт игриво,

слабо подчёркнутое линией горизонта. 

Это Евгения, девочка из притона,

это наяда, вылупившаяся из ила.

Тонкой ладонью слепо и обречённо

солнечные часы остановила. 

Гонщик, оставь свой парус, остынь и сдайся,

влейся в её объятья на старом пляже.

Где-то внутри огромный плывучий айсберг

грубо размажет утренние пейзажи. 

2008

О настоящей любви между машинистом и паровозом 

Паровоз копотью удобряет Родину,

Машинист прорехи в нём заделывает,

Они научились через пропасть огненную

Прыгать и летать, оставаясь целыми. 

Паровоз машинисту желает радости,

Машинист в топку бросает смородину,

Их душа общая расцветает от гордости,

И они оба обожают Родину. 

Машинист паровозу на жену жалуется,

Паровоз машиниста жалеет, укачивает.

Их душа общая желает малого –

До звезды долететь, никуда не сворачивая. 

2007 

Орбитальная станция
 

Орбитальная станция сходит на нет

В океанские воды сплошного прилива,

На лощёных боках – поцелуйчатый след

От осколков комет, пролетающих мимо. 

Относительный страх, космонавты пьяны,

А в глазах пелена и покинутый космос,

В тёмных датчиках – мёртвые слёзы луны,

Как упрёк, позывные страны, как засосы. 

Орбитальная станция входит в покров

Онемевшей воды и вода принимает,

Как подарок, киты приплывают на зов,

Ничего про глубокое небо не зная... 

2007

* * *

От поцелуев звёзд остаются язвы,

Червоточины в белом теле, в его неясном

Голосе. Голову сворачивает от вопроса.

Что-то в тебе меняется – жест и поза.

Город стоит бесконечный, он вязнет в лязге.

В каждом толчке дыхания признак сказки.

Ночь подступает к горлу, как спесь и морок,

Завтра взойдут плоды, но взойдут не скоро,

Этого завтра ждать нам придётся долго,

В каждом прикосновении свойства шёлка.

Звезды контужено падают не по вёснам,

Слышится звук незаданного вопроса. 

2008 

Парусные
 

Словно все корабли истлели враз,
Марево стало холодом, пыль – бриллиантами.
Небо в своем размахе сильнее нас, 
Звёздное небо над головой  у Канта.

Художники, гуманитарии, жизнь навзрыд,
Творчество, экзальтация, губы губами,
Парусные корабли внушают стыд

Даже на полке, даже в разгар цунами.

Времени ты оставь заметать следы.
Памяти ты оставь резные меты.
Парусные корабли чуть коснулись воды,
Счастливые и огромные как планеты...

Пой и проси
 

Пой и проси, если умеешь петь.
Верь и твори, чтобы не умирать.
Все корабли превозмогают смерть,
Все корабли обозревают гладь.

С той стороны, придавленные водой,
Помнят туман перед входом в порт
Кассиопея с отпавшей одной звездой,
Сонмы сирен, царапающихся о борт

Это Господь придумывает цвета
Диких цветов, устланных пред тобой.
Верь и твори, как просит того мечта.
Пой и проси, как корабли под водой...

* * *
 

Правило веры – когда по лицу коса 
Полоснула, радоваться рассвету. 
В дом иногда забегает огня лиса. 
Книги великих немощных с полки – в лету. 

Райское запределье звенит в груди. 
Плотское вожделенье в районе таза.

Если по Волге, то босиком идти. 
Если по воздуху, знаешь, ещё ни разу. 

Правило веры – учиться ходить по земле, 
Если вода не держит, хотя упруга. 
Новые перья вырастут на крыле. 
Шрам от косы, как повод простить друг друга. 

* * *

Пролейся в меня, как огонь проливается в воду

Раздвоенной змейкой из рук молодого факира,

Вползи в моё тело несмело, почти инородно,

Как дым неохотно вползает в нетронутость мира. 

Себя допивая из мутных бокалов природы,

Ты можешь пролиться в меня и закончиться после,

Почти принародно, бесцельно, а также свободно,

Но ты остаёшься лежать на поверхности плоской 

Стекла, не стекла твоя капля на капище плоти,

Не въелась в тугой позвоночник, в пустую породу,

Ты можешь дышать сквозь меня, и я буду не против.

Пролейся в меня, как огонь проливается в воду. 

2008 

* * *

Рассказчик вещает о свойствах пришедшей весны,

О чем-то духовном и страшном, и плавится воск.

Земля порывается встать из сугробов страны,

Страна поднимается вверх сталагмитами слёз. 

Страна незнакомо шагает по лесу вперёд,

В заброшенный ров, а точнее в заброшенность рва.

Рассказчик глотает слова, и рассказчика рвёт –

Такие слова, что способны рассказчиков рвать.

Под плёнкой воды, в углублениях тёмного рва

Рождается слух о недавно пришедшей весне.

Рассказчик почил, но оставил в наследство слова

О некой идущей по лесу незримой стране. 

2008 

Родным и любимым
 

Сидя на кухне, перебирать виноград. 
В кухню вмещается мир, это мы проходили. 
Где-то в другом измерении  рай и ад. 
Поверили, полюбили, дрова стопили. 

Сняли серёжки, браслеты, всё сдали в ломбард, 
Купили соседскому мальчику новый конструктор. 
«Где-то внутри скрывается рай и ад», – 
Буду кричать, даже если отнимут рупор. 

Буду любить, даже если ударят вскользь 
Родные, любимые, завтра нагрянет чудо, 
Светлые птицы несут винограда гроздь, 
Тёплые сны являются ниоткуда. 

Мальчик соседский упрямо глядит вперёд, 
В пыльную жизнь, чистейшими в мире глазами, 
Вырастит целый сад, виноград соберёт.
Поверили, полюбили, но не сказали...

* * *
 

Романтиков счастливые стада 
Бредут всегда. Почти летят, как стаи... 
Вот хвоя прорастает на года – 
Пусть прорастает... 

Пройдут века, и сохнет стрекоза, 
И скалы наполняются дремотой 
Бездомные, бездонные глаза – 
У сердца заполняются пустоты. 

Когда мы видим женщину, то в ней 
Едва читаем раненую птицу 
И яркий свет, и смех её детей, 
Романтиков обветренные лица. 

Пчела, возьми сомнительный нектар. 
Звезда, пали пленительные плечи.
Пожар съедает всё. На то – пожар. 
О, женщина, приди ко мне под вечер... 

Романтиков счастливые стада 
Бредут всегда. Почти летят, как стаи... 
Иди ко мне, уже цветёт вода 
И отцветает... 

* * *

Рябь от рыбы, вода расправляет свои плавники,

А в глазах рыбака многозначные красные блики,

Раб работы, всегда и везде гарпуны и крючки,

Песни рыбьего царства, и волны подчас злоязыки. 

Языки забытья злонамеренны, в воздухе соль,

А в глазах – пестрота, а во снах – рыбий царь на престоле,

Что-то вызреть должно под водой, как подводная боль,

Как рука океана сжимает запястье моря. 

Что-то вызреть должно, так кричит исступленно прибой,

А рыбак наблюдает, как рыбы стремятся наружу,

Он хотел быть водой, нестареющей, мудрой водой

Забегать на песок и ласкать раскалённую сушу. 

2008

* * *
 

Сидит и дремлет у костра,
Секунды рвутся на мгновенья.
Что прожито, то – красота.
Что выпито, то из кореньев.

Тепло углей, вязанка дров.
Неслышно замирает время.
О главном, что сильнее слов,
Скрипят подмёрзшие  деревья.

Костёр горит, за кромкой льда
В слепой надежде едет поезд.
Войны не будет никогда,
А это дорогого стоит...

* * *

Скажи о главном, пока ты находишься здесь,

Около медных чешуйчатых поездов,

Просто однажды выдохнешь эту смесь,

Чтобы сделать один единственный вдох. 

Скажи о главном, пока дрожит тетива,

Пока голубая сталь не стала бордо,

Пока в святая святых копошатся слова,

Летит стрела в желанье добраться до. 

Скажи о главном, пока за спиной дождя

Ты прячешься от него, как дитя впотьмах.

Канатоходец запнётся о воздух для

Того, чтобы мы не забыли о тех словах. 

2007

* * *
 

Я буду спать спиной к стене,
Пока за окнами воюют,
Смеяться и летать во сне,
Искать губами поцелуя.

Весенний лёд предначертал
Изгибы берега вначале,
Когда ещё никто не спал,
Но все смеялись и летали.

Я буду спать зимой к весне,
Росой к земле, пшеницей к полю,
Сметённый звук вернётся мне,
Из плена вырвавшись на волю…

Руки травы

Руки травы, пыльца неизвестных цветов

Тянут к земле, вдавливают в почву.

Весточки-сны юных проводников

Стайкой летят за поездом тихой ночью. 

Лес обретает плоть, обрастает весной,

В складках деревьев снег филигранно соткан.

Хвойные боги ещё не рождённый свой

Крик вынашивают в подбородках.

2008