Игра
Воздух улицы полощется бельём
детскими голосами выкрикивает
– Штандр!
Мячик летит звоном в зенит
тела не знакомые с силой тяжести
разбегаются в стороны света
застывая причудами мадам Тюссо
царицы восковых душ
птицы в соломенных волосах
смех на неспелых губах
далеко
давно
Мячик не долетит
в мягком воздухе догорит
– Штандр!
замри
* * *
белые одуванчики
девушка собирала в поле
уронила белый сок на белое платье
стали пятна заметные вечные
химчистка трудная
стало платье потерянной вещью
а девушка стала
снежной королевой
блондинкой не любящей цветы
баба яга и старуха с клюкой
варят зелье из белых цветов
жалеют снежную королеву
вспоминают свои
белые платья
их лики светлеют
* * *
осенью и весной моют окна
ритуальное действие без которого
времена года
только рубрика в реестре недвижимости природы
и отменены
как феномены духа
вздох распахнутых окон
изменяет оттенки лиц суматошных чудных
в косинусах угла паденья света
над неуютом земной тверди
осенью и весной обостряется зрение домов
осенью и весной моют окна
* * *
здесь пролетала птица
высотная
задев инверсионный след
серебряные перья опускались
в оливковые рощи подмосковья
бросая небо вниз в длину
мгновение назад сто лет назад
рождались новые большие самолёты
и птицы из серебряных яиц
как радуги из двадцати цветов
и струи перьев по-прежнему
бросали небо
вниз
* * *
сны космический автостоп
по вселенной населённой мирами
повторения меня
аромат их плотной реальности тает
в резком запахе глупого дня
где два неба надо мной удушья
и слова в обтяжку
и трудно дружить с камнем придорожным
от которого ни добра ни зла
словно я ему безразличен
поселиться во сне
но небо его пещера с нарисованными
облаками освещёнными дуговой лампой
никогда не уходит в синеву
* * *
когда дом умирает
в нём останавливаются часы
оставляя после себя блёстки стрелок
дом говорит
он больше не может
быть
забирает с собой твоё сердце автограф
провода проносят мимо другие жизни
другие птицы и самолёты
разворачиваются
садятся против ветра
луна наполняет
другую
ночь
* * *
люди имеющие собак
по-другому смотрят
живут на другой лад
могут разговаривать с ними на мы
быть похожими на фото
позволять влажным носам
мягко тыкаться в коленки
грустным пуговицам-глазам быть в ответе
за тех кого они приручили
они могут позволять выгуливать себя
берегом реки где мысли лёгкие вечные
общие
человечьи и собачьи
Сороконожка
Стареющий Фред Астэр
когда отказали его верные ноги
научил степу сороконожку, живущую
в костюмерной его телетеатра «Longmeadow»
Она стала отрадой
его белых дней
А вскоре умерла
не очень долгая жизнь
у сороконожек
Реквизиторы и механики сцены
помнят
биографы знают
не пишут
* * *
безвольно лечь на спину
бьётся сердце всей спиной
большое окаянное
и зрение зверьком
на потолке
день повесть прожитая жизнь
сошли на нет и серый океан в глазах
качает человека-лодку в квадрате комнаты
и неуютно
небо-ветер
* * *
сторож садов уехал
на тёплую родину
все кормили его собаку
потом говорили будто её отдали
оказалось усыпили
добрая была
собака
на её небесах её сердце
тем не менее пепел пригоден в земледелии
удобрения вносятся под различные виды культур
это важно
* * *
грозы мешают радиоприёму
городов ушедших под воду
преломлённый глубиной
свет утонувших звёзд
почти не виден
поёт пластинка багрового патефона
с шипящей иглой
плоский мир под капельницей бога
в начале творения почти знал
дни сочтены
и в музее висит циферблат
с истекшим временем
* * *
Памяти Людмилы Вязмитиновой
жизнь
стихотворение
не в размер
с трудной рифмовкой
неправда будто человек с собой ничего не уносит
удивлённые глаза увидевшие
лица друзей
облако в озере
не смогли забыть
в мире где свет заканчивается концом света
и темнота заканчивается возвращением его
и музыка бывает беспощадна
и вещи падают вниз
согласно подлым законам природы
но остаются
лица друзей
облако в озере
сказанные слова
обида которая стала прощением
неправда будто человек ничего с собой не уносит
* * *
среди ухоженных помоек
цветёт москва
распятая в столетьях
снотворный воздух оживает в верлибрах джазовых утопий
с небес летят куски удачи и обломки горя
и ситцевые разговоры женщин на перекрёстках серебрятся
под бред кварталов десяти эпох
среди домов посмевших быть доселе зримыми
их зашнурованные ушные раковины
не слышат обновлений
каталогов века
великий смысл должен поглотить
сверхгород
древний нитроглицерин
* * *
гражданское неповиновение крови
не вписывается в гравитацию формулы
нейросекунды в сосудах головного мозга
звенят реками моей
не чужой речи
высоким хором голосов
и жарким стыдом малодушия
змей ветра от двух сторон света
останавливается в поле и можно слышать
как не шумит за лесом
отменённая электричка
* * *
как жаль
больше невыгодно
выпускать людей
с большим ресурсом
человечности
невозможно
купить запчасти
невыполним ремонт
только замена
разводит руками время
некем
© Николай Архангельский, 2021-2023.
© 45-я параллель, 2023.