* * *
...И наступит тот день
(расступилась бы пыль под ногами),
как увидим мишень,
мы блуждать перестанем кругами.
И изменится всё.
И настанет эпоха другая.
Замолчит вороньё,
тишину меж собой умножая.
И отхлынет хандра.
И отстроим мы новый акрополь.
И отпустим раба.
И всегда будет хлеба нам вдоволь.
И в крылатом огне
мы увидим, как мечется Хронос.
И на смертном одре
нам почудится Ангела голос.
И при свете ночном
мы распутывать станем интриги.
А наутро начнём,
мы обменивать водку на книги.
Но маяк наш погас.
Не видать корабля Одиссея.
Приближается час,
когда сгинет скрижаль Моисея.
Остаётся одно –
уповать на чудесную силу,
пить безмерно вино, –
пока тело не ляжет в могилу.
* * *
Освободи свои мысли –
их отражает оскал.
Руки верёвками свисли,
каждый из нас замолкал.
Вспомни дымящийся город,
запах обугленных стен, –
нужен ли пушечный повод,
если поют «Перемен»?
Выдержав, мы разузнаем
старый и грустный мотив,
всё, что покажется раем, –
определит негатив.
Освободи свои песни –
в них отражается грусть.
Грусть – дальнозоркость болезни, –
я близоруких боюсь.
Переживи диктатуру,
дабы взойти на Олимп.
Я не пророк и не гуру:
sapiens – тот же Эдип.
Не говори, что, мол, полис
худший из всех полисов, –
нас ожидает гидролиз,
если услышишь засов.
Выпрями спину, двуногий! –
проблеск кривой впереди,
чтоб за маршрут убогий –
выкрикнуть: «Освободи!»
В Дельфах
«Зачем ты сюда явился? Что тебе нужно здесь?
Мы чужаков не любим, лучше ответь, как есть!
Кем ты себя считаешь? – путник, воин иль раб? –
вид твой слегка забавляет, что до нутра – ты слаб».
«Я – пустынный щербатый берег, что виден вдали...
Взгляни на морскую гладь – там тихо плывут корабли.
Бухта уже переполнена, будто пасхальный храм,
в трактире не отдохнуть, там воцарился бедлам.
Я изнемог в пути. Свет маяка погас,
если и есть светила, то это ночной Пегас».
«Ты заблудился, странник. Твой растерянный взгляд
предательски выдаёт, словно ты принял яд.
Что тебя напугало? Что ты ищешь? – ответь».
«Противоядие. Меня напугала смерть».
«Видел ли ты её?» – «Да, и она страшна,
что до звуков её, то порою она слышна.
Я не пойму никак. Кто она? Наверняка,
жизнь муравья зависит от моего башмака.
Мы задираем голову, чтобы найти ответ
в звёздах, поскольку они старше многих планет.
Они неустанно молчат, мы же смотрим на плод.
Ждём. На девятый месяц наступит схождение вод.
Капля в утробе – жизнь. Капля в дальнейшем – свёрток.
Разума не было до – до конфетных обёрток.
Так мы с вами живём, а как распахнётся земля,
сразу же мечемся пешкой, чтоб избежать ферзя.
Я знаю, что я умру, я знаю, что все умрут.
Пугает меня, что семя знает отцовский труд.
Но я не знаю, не вижу, не слышу другого движения,
за которым бы ясность предстала до моего рождения.
Мне остаётся последний переступить рубеж –
в 25 неустанно мыкаюсь, будто я Гильгамеш».
«Речь твоя хороша, сияет натёртым червонцем,
но двуногому не дано птицей парить под солнцем.
Орфей бы не оглянулся, Сизиф не катил бы камень,
Прометей бы не даровал людям чудесный пламень.
Ты бы не знал их имён, если б не злая участь.
Они поплатились вдвойне, – веками за это мучась.
Взгляни на морской пейзаж. Борей, Сирокко, Муссон...
разница не в ветрах – они дуют со всех сторон.
Действие ветра – дуть, дабы создать волну,
та в свою очередь считает богиней Луну.
Ты же, взглянув на берег, видишь за линией край».
«Но я не знаю порой: Неведенье – Ад или Рай?»
«Прошлое – наша память. Будущее – под вопросом.
Настоящее между ними пользуется бо́льшим спросом.
Рождение, Жизнь и Смерть – циклы нашей Вселенной.
Смысл бытия, как сердце, бьётся в груди сокровенной».
* * *
Я, как прежде, один. Я, как прежде, смотрю на движение
той далёкой Луны, что являет собой отражение
одиночества. Я побеждённый лежу на ристалище.
Обезумел ли я? Всё никак не найду я пристанища.
Я, как прежде, один – прерывал лицемерные действия
той нелепой актёрской игры, чтоб потухли созвездия.
В ней присутствует ложь, как присутствует в осени aurum.
Как и прежде, один... Одиночество – это террариум.
За вселенским пространством блуждает остаток молчания.
Неужели в груди не покой, лишь одно одичание?
Вспоминаю те дни, что окутаны звуком события.
Не тревожусь, не жду, не надеюсь, – за звуком – наитие.
Это я бормочу неустанно молитву призывную,
или ветер лихой посвящает мне песнь заунывную?
Может, звуки его так похожи на речи хвалебные? –
столь неясны они, что мерещатся воды целебные.
И вода ни Живая, ни Мёртвая, – что невозможного? –
это Лета с Эвноей – всего лишь подобие прошлого.
Окунуться бы в них с головой, только что-то тревожное
подступает ко мне – слышу в адовом крике безбожное.
Я, как прежде, один. За спиной моей громкие возгласы
утопают во мгле, оставляя могильные образы.
Я когда-то считал, одиночество – это идиллия.
Как и прежде, один, не могу отыскать я Вергилия.
Я, как прежде, один. Кто поможет пройти эти тернии?
Я, как прежде, один. И, как прежде, живу я в презрении.
* * *
Надвигается шторм –
он несёт в себе мысли безбрежные –
в нём хранятся слова,
и меня не поймут люди здешние.
Надвигается шторм...
всё, что было, останется в прошлом,
но ты думаешь, я
говорю тебе снова о ложном.
Надвигается шторм.
Наши чувства, как брызги солёные,
растворились в груди,
а любовь есть глаза воспалённые.
Надвигается шторм:
без идеи, без слов, без задачи... –
просто хочется жить,
забывая свои неудачи.
Надвигается шторм, –
как бессмысленна стала бессонница...
пронесётся печаль, –
это Гелиос мчится на коннице.
Надвигается шторм.
Мои мысли к тебе возвратятся.
Одинокий маяк
обретает синдром постояльца.
Надвигается шторм –
исчезают ночные иллюзии,
чтоб уже навсегда
мы сплотились в объятьях диффузии.
* * *
Где-то там – впереди – за полоской песчаного берега
загорится последний маяк. Я услышу твой голос.
Он стремглав долетит, обгоняя воинственный Хронос, –
чтобы в нём навсегда заглушились и вопль, и истерика.
Не призывы с мольбою и даже не крики о помощи.
Это нечто другое, чего мы ещё не встречали.
Я иду на твой голос, не зная, что будет в начале,
может, берег пустой и песчаный, а может, сокровище.
Цейтнот
Ты останешься здесь, в этом тесном краю;
в твоих грустных глазах я себя узнаю.
Немота праздных чувств от меня в двух шагах? –
но ты ставишь опять мне бессмысленный шах.
Ничего... улыбнусь... Гордость – малый удел.
Я повесил мишень... Я настроил прицел...
Посиди же со мной, посиди у окна;
коль боишься меня, так испей же вина,
но не вздумай терзать меня взглядом своим –
мы с тобою давно от сомнений горим.
И пока ещё чист за окном горизонт –
ты услышь меня! хоть попал я в цейтнот.
Я не прав, как всегда? Я не слышу тебя?
Но поставив мне шах, ты лишишься ферзя.
Хочешь, верь мне, не верь – я тебе поддаюсь,
потому что достал меланхолии блюз.
Оставайся же здесь, в этом тесном краю,
если думаешь, что я тебя не люблю.
Май 2020
© Николай Шарифулин, 2020–2021.
© 45-я параллель, 2022.