* * *
В резиновом автобусе веселье.
Ты пробку, давку, сам себя прости.
В своих больших, распахнутых и серых
всего и не пытайся уместить.
С тех пор, как люди изгнаны из рая,
вот так и ездим – а кому легко?
Младенцы с крокодилами играют,
и Ромул пьёт волчицы молоко.
Как правду режут – в украинских, в русских –
на лживые газетные листы –
в своих весёлых, чёрных, умных, узких –
не фокусируй, сплюнь, перекрестись.
В своих зелёных, влажных и раскосых
не отражай чужого торжества,
ведь каждый мелкотравчатый философ
тут состоит из антивещества.
Не красота спасает мир, а зрячесть,
не слушай – просто жми на тормоза,
пока не отразилась сверхзадача
и счётчики кровавые в глазах.
* * *
Вот и дом мой становится домом,
А не временным стойбищем чукчи,
ожиданьем. Здесь даже уютно
разным пришлым, пришельцам,
поскольку
даже те, кто совсем за кордоном,
не упустят в лице моём случай
утвердить свои мантры прилюдно –
я ведь с ними не спорю, что толку.
Я купила в Косом переулке
или может быть, где-то скачала
увертюру воскресного утра, –
в этой музыке звуки Начала,
в шесть утра моя верная Букля
вносит почту посредством принтскрина.
Небольшая прополка в фейсбуке –
мой цветник, бастион и витрина.
Научилась спасаться работой –
отупение вылечит душу,
вечный сон – неплохой анальгетик,
только это уже переборхес.
Надо мною довлеет суббота,
время Ч, эти кошки-кликуши,
браконьерский нежнейший букетик,
частокол черенков вдоль заборов.
* * *
Наверно, кто-то дал отмашку –
с холма посыпались ромашки.
Хотелось истово креститься,
не веря ни в себя, ни в Бога.
Всё относительно. Дорога
из-под колёс – в рассвет, навылет.
Осколки сновидений в лицах –
так рано, мы уже отвыкли,
часы перевели куда-то
аж до Урала депутаты.
Разъезды, стрелки, перегоны,
боль полустанков, сцепок лязги,
пока страна торгует телом –
водой Байкала, нефтью, газом.
Унылый неуют вагонный…
Нет ничего страшнее степи,
берущей в летний зной за горло.
Машина времени сломалась,
оно теперь идёт по кругу,
трос оборвался и спиралью
без нас ушёл пространство корчить,
мы улыбнулись аномально,
пытаясь поддержать друг друга,
враньём, пропитанным моралью,
снимаем омерзенье порчи…
Поэт в своём отечестве
«Я пятая ваша колонна,
незыблемая и сквозная,
в прогнившей с фундамента башне –
на мне ещё держится небо,
во мне ещё теплится слово,
я смыслы забытые знаю
и буду цепляться зубами
за боль, уходящую в небыль –
в Лумбини, на родине Будды,
в Гранаде, на родине Лорки,
у южной границы России,
которую жаждут подвинуть
срывать ваши фантики буду,
всю мерзость культурного слоя…»
А небо хлестнёт парусиной.
Простреленный небом навылет –
он был мудаком и поэтом,
поэт оказался сильнее
и выдохнул чистое, злое
и трезвое – прямо навстречу
и граду, и миру, и лету,
и всем, кто восторженно блеял,
рифмуя циклоны и лоно,
утешены собственной речью.
Но он уступил под напором
неопровержимых улиток –
нас лучше не сталкивать лбами,
а выждать – когда же отпустит…
Поэма есть маленький подвиг –
но вряд ли попытка молитвы.
В ней смыслов – как снега за баней,
найдёшь, как младенцев в капусте.
Читатель дуб дубом – но крепок,
плюс дырка в иммунной системе –
поэтому склонен к фашизму –
но вряд ли готов согласиться
с такой оговоркой по Фрейду –
дозируйте темы поэмы
в разумной пропорции с жизнью,
слоняясь в берёзовых ситцах.
В музее
Где же дяди и тёти, которых я видела в детстве?
Те же девочки, мальчики – что же я с ними на вы?
Эти бороды, эти седины, морщины… Вглядеться –
все, кому я так верила раньше,
похоже, волхвы –
не волшебники, просто учёные –
опытом жалким,
(был бы ум – меньше опыта было бы…)
Веки красны –
значит, завтра зима обнажит прописные скрижали
и к земле пригвоздит. Чё мы ждём-то? Растущей луны?
«Осторожно, ступеньки» –
внезапно в музее. Спасибо,
очень вовремя, всюду Италии тают холмы…
…И кофейник внести, белой шалью прикрыв от росистой,
зыбкой зорьки свой мир –
тихий завтрак во время чумы.
И пока под ковром обостряется драка бульдогов,
пробираясь под брюхом баранов, я к морю прорвусь,
быть в плену у баранов забавно, но очень недолго…
Сыр сычужных сортов я не ем, но не жить же в хлеву.
Беззащитные красные веки у женщин Ван Дейка –
это не обо мне,
я гляжу исподлобья в упор,
В этой цепкости рук, хоть и слабых, уверена с детства –
не отвертишься, вместе,
подумаешь – там светофор…
Жизнь становится слишком короткой –
была бесконечной.
Нервным кончиком ветка вцепилась
в последний листок,
просчитавший лекало своей траектории встречной –
что с того, что циклону на запад.
Ему – на восток.
Автобус «Ростов – Одесса»
Золотые подсолнухи, тряска разбитых дорог,
серебристой маслины дичок раскудрявил пространство.
Это родина, мама, любовь, это дети и бог,
всё моё, всё, чем держится мир, соль его постоянства.
Повиличьего цвета растрескавшиеся дома.
Я вольна не спешить, не мудрить, быть блаженно неточной.
Но с другой точки зрения эта свобода – тюрьма,
значит, буду держаться подальше от названной точки.
Факты – вещь не упрямая, нет – их довольно легко
размешать, измельчить, выпечь с корочкой, сдобрить корицей,
но всегда горьковато у дикой козы молоко,
и всегда виновата от всех улетевшая птица.
А в разреженном воздухе пули быстрее летят,
это если – в горах, там и мысли мелькают быстрее,
а в степи – зависают… Лишь дикий горчит виноград…
С точки зрения ангела – быстро летим. Всё успеем
* * *
Бог есть! – а значит, всё позволено,
пусть даже неугодно кесарю,
запрет – в тебе, дели на ноль его
в геометрической прогрессии,
уже задела ссылку стрелочкой –
теперь терпи, пока загрузится
и разродится, и раскается,
отформатируй по возможности
весь диск. Дрожать над каждой мелочью?
Всё, что держало – да, разрушено,
пугает разве апокалипсис,
всё остальное – просто сложности.
А что осталось – то и значимо.
«Майнай!» – махни рукой крылатому,
спустившись, улыбнись бескрылому,
за безупречную сознательность.
Будь я китайским иероглифом,
я это так изобразила бы:
мир рассыпается на атомы
и разъезжается на роликах.
Утки
…отражая, нести молчаливый
невербальный утиный восторг,
осознанье прилива, отлива,
томный запад и нежный восток
узнавая, тянуться над морем
на уютных послушных волнах,
по транзитной ликующей флоре
различая места, времена
года, века, сличать очертанья
берегов с джи-пи-эсом в крови,
пренатально и перинатально
чуять древнее эхо любви…
их немыслимый дар –
возвращаться
на знакомые с детства моря.
…вот теперь начинается счастье –
приготовься и сразу ныряй!
Там, наверное, пахнет озоном,
дышат свежестью поры земли.
…Ничего, кроме сердца и зова,
пары крыльев и тысячи ли…
© Ольга Андреева, 2015–2017.
© 45-я параллель, 2017.