* * *
Дымит кальян, течёт Амударья,
Благоухают персики в корзинах,
Поют на минаретах муэдзины,
Течёт Амударья, дымит кальян.
Стоит торговец, гордый как верблюд,
Он, улыбаясь, сбрасывает цену,
Проходит мимо юный Авиценна,
И думает. И я его люблю;
Но этот парень мне не по зубам,
И я, моя одна из многих версий,
Стою и выбираю лучший персик,
А муэдзин поёт «Аллах акбар».
И кориандр звучит как барабан,
Стучит как солнце и поёт как сердце.
А я стою и покупаю персик.
А муэдзин поёт «Аллах акбар»
Виноград
Охранники рьяны, когда стерегут виноград.
В крови заиграли гремучие древние яды.
Столетья назад. На мгновение раньше. Вчера.
Иди же ко мне, господин моего винограда.
Дрожание неба и ржание рыжих кобыл,
И кипарисы, проткнувшие мякоть рассвета.
Не капли росы – это крупные капли судьбы,
Идущей по саду, ступающей мягко по следу.
Не надо ни ягод и ни твоего серебра –
Звенят серебром на моих ожерельях Плеяды.
Охранники слепы, когда стерегут виноград.
Иди же ко мне, господин моего винограда
Субботнее
В субботу идёшь на йогу, встречаешь друга
И примеряешь мир, и понимаешь – тесен.
Политики врут, синоптики тоже, в трамвае ругань –
Это ни хорошо ни плохо, но это бесит.
Кому нужны оппоненты – чаще всего находит
В такси, на базаре, в соседях и в текстах песен,
В политиках и в синоптиках, в супе, в друзьях, в погоде –
И это тоже вполне нормально, но это бесит.
А кто-то время от времени, кто-то до аллергии
(Вряд ли аллергик бывает когда-то весел)
Искренне полагает: виною всему другие,
Только другие не виноваты, и это бесит.
В субботу встречаешь друга, идёшь на йогу,
В среду читаешь абзац из Марселя Пруста,
В новом году не куришь, вечером – только йогурт.
Это по-человечески, это мило, но это грустно.
Иной интроверт с виду вполне экстравертен.
Иной однолюб с виду вполне полигамен.
Многие храбрецы склонны бояться смерти –
Видимо потому бьют в основном ногами.
Сила-то в правде, правда всегда простая –
Цитата из Льва Толстого, цитата ли из Майнкампфа.
Бесит, конечно, но каждый себя считает
Не самой полезной, но всё-таки вещью Канта.
Сила-то в правде. Любят ли тех, кто честен.
Правда нормализует всю мировую прану.
Правда у всех различна, и это бесит.
Это невероятно бесит, но это правда
Артак
Сбегаю от панических атак – в Фейсбук, в контакт, без шапки и пальто.
А там в друзьях – Норекиян. Артак. Привет, Артак. Я тоже здесь. Ты кто?
Не блоггер, не поэт, не депутат. Не котики, не юмор, не семья.
Загадка дня: ты кто такой, Артак? Откуда ты, Артак Норекиян?
Фейсбук сейчас сказал, что ты мне друг, а я не помню – что со мной не так?
Фейсбук такой... Да ну его, Фейсбук. Со мной порядок. Кто такой Артак?
По гороскопу лев. Живет в Москве. Запостил пять минут назад лайфхак.
Вполне себе приличный человек мой добрый друг Норекиян Артак.
Не пишет, не показывает фак. Не пишет он, не напишу и я.
Ты кто такой, Норекиян Артак? Откуда ты, Артак Норекиян???
Развлекательное
«Хлеба и зрелищ» кричали они и зверели,
И выпекались хлеба, и лежал на песке гладиатор.
Гражданам важно – так дайте же хлеба и зрелищ –
Чтобы не делали дел и не смели искать виноватых.
Это дешевле, чем строить дома и дороги –
Скромно, со вкусом, приятно для глаз и душевно.
Мир развлечений прекрасен, полезен, огромен.
Это немалые деньги, но это выходит дешевле.
И суррогат, и уже ничего не докажешь
И развлекать, и бесплатно кормить суррогатом
Гражданам важно. так хлеба и зрелищ для граждан!
И выпекают хлеба. и лежит на песке гладиатор.
Наследство
– Как дела твои, Владимир? – Нормально.
Вот, сидим с котом и читаем Сартра.
А позавчера хоронили маму.
А на улицу пойду. Только завтра;
Поделили уже наследство, чего мурыжить -
Брату будет квартира её и дача,
Мне кота, цветы, очень много книжек,
Только буквы, когда читаю, немного скачут.
Это верно, думаю, это честно.
Кот – кастрат. Драцена вот... неплохая.
Я не стану с братом делить наследство.
Потому что я иногда бухаю;
А ещё посуда – чашки, сервиз немецкий –
Покупала в восьмидесятых она, со склада.
Знаешь, я вчера получил наследство.
Подарю тебе посуду?.. Тебе же надо?
Щенята
Соединяйтесь, пролетарии,
Ведь всё равно соединят,
И станет вновь великий Шариков
Своих воспитывать щенят;
Лелеять будет, нежно взращивать,
Научит играм и словам –
Не лаять будут полиграфычи,
А рассуждать про абырвалг;
Жевать не рябчиков, а рыбчика,
И пивчик благостно вкушать,
И объяснят немного сбивчиво -
Зачем идут душить мышат;
И, устраняя безобразия
В конторе, в мире и в судьбе,
Они возьмут товарищ маузер
И с ним придут домой к тебе,
И конфискуют твой аквариум,
Комод, буфет, диван-кровать.
Ликуй и пой, товарищ Шариков.
Щенята
учатся
летать.
Молчание волчат
Уйти удобнее без слов. И по воде.
Спокойнее, комфортнее, свободней –
От беззаветно любящих людей,
Готовых умереть, но не сегодня.
Волчата знают, но они молчат.
Злодей в наручниках, сидит в надёжной клетке.
Разведка слышала молчание волчат,
Но я не верю вражеской разведке.
Алё, гараж! Алё, аэродром!
Не слышат даже черти в преисподней.
Разведка донесла: мы все умрём.
Мы все умрём. Но явно не сегодня.
Баба Шура
А баба Шура – такая дура –
Двенадцать кошек у бабы Шуры.
И возмущается баба Надя:
Двенадцать кошек, и ходят, гадят.
А баба Шура в прекрасной форме –
И брови красит, и кошек кормит,
И не такая ещё старуха:
– Тебе воняет? А ты не нюхай!
А баба Надя про всех всё знает,
Секретов нету у бабы Нади:
– А Шурка – смолоду потаскушка!
И я могла бы! И я не хуже!
Уж как она этих кошек любит!
Не видит, что голодают люди –
Людей не любит, зверьё дороже –
Совсем свихнулась – двенадцать кошек!
Но баба Надя людей не кормит –
Переживает в пассивной форме.
И сообщает, поскольку в курсе:
– Ну Шурка злая – не тронь – укусит!
Да не кусается баба Шура.
Ну, матерится – она же дура...
Да хоть и дура, но в шоколаде:
Двенадцать кошек. И всех их гладит.
* * *
А надо жить, как все кругом живут. Гроза прошла, хотя она грозила.
Смотреть по телевизору Москву, ходить в кино, в театр, по магазинам.
Не жалуясь на жизнь и на судьбу, уметь легко прикидываться целкой:
По пятницам всегда ходить в фейсбук, по воскресеньям, безусловно, в церковь.
И свято верить: всё идёт не зря, а в остальном евреи виноваты.
Чего-то на себе расковырять, расшурудить и выдать за стигматы.
И никаких ту би о нот ту би, и никакой тебе духовной жажды.
И делать вид, что нужен и любим. А быть или не быть – уже не важно.
Волки
Твои невидимые штандарты теряют форму, меняют цвет,
И ты, разумный такой когда-то, несёшь сегодня полнейший бред.
И ты, когда-то такой разумный, живущий радостно и легко,
Даёшь таксисту такую сумму, что хватит сотне твоих волков.
Потом выходишь как будто голый (смотрите, люди – ещё живой);
К тебе приходит домой психолог, а может переодетый волк,
И ты спокоен, пока рисуешь, пока танцуешь и говоришь,
И людям кажется – ты разумен, и ты разумен, но не внутри.
А не внутри ты почти громада (в тебя вмещается весь Хичкок),
И ничего, что дышать на ладан тебе сегодня не так легко.
И надо лечь, закурить, размякнуть, уснуть, не думая ни о ком –
Твои невидимые собаки облают стаю твоих волков.
И надо лечь, закурить, и только, и ты спускаешь своих собак.
Не все, кричавшие «волки-волки» от них отделывались вот так.
Разбей башку, собери осколки, послушай, как зазвенит в ушах.
Твои невидимые волки не стоят ломаного гроша.
Урок английского
Это не был урок английского.
Вышивала осень каплями острыми.
Пассажиры с кирпичными лицами.
Следующая остановка – Предмостная.
Шумной стайкой ввалились школьники.
И кондуктору удивленно – здравствуйте.
Вы уволились? Вас уволили?
Нам ничё не сказала классная.
Слово за слово, и до Острова.
Дальше были слова английские.
Говорила, поправляла. А просто ли?
А до бывшей работы – близко ли?
Вновь вошедшие сами рассчитывались.
А кроссовки у неё были с дырами.
На Аптеке школьники выскочили.
Пассажиры зааплодировали.
Ей бы в шляпке, в обществе где-нибудь.
А её в автобус сплюнуло общество.
– Как тебя по отчеству, девонька? –
– Просто Катя. Не надо отчества.
О мышь
Живёшь спокойно среди зимы,
Глядишь на звезду вдали,
И вот приходит к тебе о мышь
И требует ей налить.
И ты наливаешь, но сам не пьёшь,
Потом говоришь ей «кыш»,
Ты посылаешь к звезде её :
– Лети, – говоришь, – о мышь.
О мышь надевает цветастый плащ
И произносит: – Шит!
Такие вот, – говорит, – дела,
Поёт и к звезде летит.
А ты сидишь и по ней грустишь,
И хочешь её вернуть.
Ты плачешь и просишь: – вернись, о мышь,
Проделай обратный путь!
Она возвращается, как в кино
И говорит: – ай-яй-яй!
Стихи, – говорит, – у тебя оно,
И сам ты, – о мышь говорит, – оно.
А ты говоришь: – наливай.
ave
он среди них, и салютуют ave
центурии, идущие вперёд –
за Родину, за цезаря, за славу,
за волю, за идею, за народ.
иди вперёд. всего одна попытка.
не замечай целующихся пар.
молоденькая девочка шахидка
идёт вперёд, крича аллах акбар.
в учебниках потом напишут просто.
но ни одна из женщин не поймёт:
почти ребёнок Александр Матросов
кричал ура и грудью шёл на дзот.
и нету здесь ни правых, ни неправых.
и не бывает справедливых войн.
но, умирая, он прошепчет ave,
приветствуя неведомо кого.
Ми-8
А в природе и нет никаких голубых вертолётов –
Есть Ми-2 и Ми-8, и Ка-26.
Голубой вертолёт был придуман для ровного счёта –
Чтобы дети считали, что в мире волшебники есть.
Голубой вертолёт – это вымысел детских поэтов –
У поэтов, известно, всегда нелады с головой.
Папа мой прилетал в вертолёте защитного цвета –
Привозил осетрину, икру и людей с буровой.
И вода в Енисее всё та же, и небо над кронами сосен,
И деревни всё те же, и те же стоят города,
Но другой бортмеханик летает теперь на Ми-8
Только звук отличу от других и услышу всегда.
А волшебники есть. Снова лопасти режут пространство,
Даже если на том берегу и почти что затих,
Даже если оранжевый, авиалесоохранский –
Это папа в Ми-8 по синему небу летит.
© Ольга Гуляева, 2017.
© 45 параллель, 2017.