Павел Бессонов

Павел Бессонов

Четвёртое измерение № 35 (203) от 11 декабря 2011 года

За Победу!

  

* * *
 
Пока мы живы, помнится так близко
И боль, и страх, и счастья краткий миг .
Не имена друзей на обелисках,
А молодые лица видим их.
 
И День Победы, и сражений даты
Живут, не забываемы для нас.
Страны великой мы ещё солдаты.
Мы не в отставке. Мы – её запас!
 
Ветераны
 
Мы в атаку идём на года.
Цепь редеет – потеряно столько!
Град инфарктов, инсультов чреда
Валит нас на больничные койки.
Мы несём обещания груз,
Тот, который Победой завещан.
Мы тогда защищали Союз,
До сих пор в его гибель не верим.
Тех чужими назвать не боюсь,
Кто под цветом державного флага
Вновь вернули Удельную Русь
И зовут на поклоны к варягам.
 
Эшелоны войны
 
Городок на реке. Утро летнего дня…
Снова память войны догоняет меня,
Та, оставшаяся навсегда,
Где с бомбёжкой сплетаются детства года.
Там, где школа – воронка. Песок и вода.
Мост гремит, и на запад идут поезда.
Паровоз затевает тоскливый гудок.
Те, с крестами на крышах, идут на восток.
Школу новую выстроят, время придёт.
Сына мать в сентябре в первый класс поведёт…
Эшелоны войны продолжают свой путь.
Их нельзя задержать и нельзя их вернуть.
 
Пока сердце стучит
 
Пока наше сердце стучит
Война ещё в нас, ещё с нами,
Горячими, дымными снами
Приходит и будит в ночи.
А день, когда миру ключи
Победы вручили солдаты,
Останется праздничной датой
Для нас, пока сердце стучит.
 
* * *
 
Кончилось детство. Его уже нет.
Город окошек глазницами слеп.
 
Чёрные птицы в пустых небесах
Где-то под ложечкой спрятался страх.
 
Чёрные капли, летящие вниз,
Дымные вихри и режущий визг.
 
В пыльные травы лицом не дыша.                                  
Божья коровка ползёт не спеша.
 
Пчёлкой металла пронзает стопу
Камень в воронке, разбитый в труху.
 
Смолкла сирена. Зенитки молчат.
Очередь длинная в военкомат.
 
Кончилось детство, но строг военком:
– Время когда подойдёт – позовём!
 
* * *
 
Я всё хочу припомнить ту войну.
Мою войну, а не других рассказы.
Тогда, в четырнадцать, я сразу
Впервые оглядел мою страну.
 
Другой я и не мыслил лучше,
Я будто в центре, а кругом она.
И на нее ползет уже паучьей,
Безжалостною свастикой война
 
Смердит домов горящих дым,
Моих друзей мальчишеские лица.
И сколько бы война не будет длится,
Я был, как все, уверен – победим!
 
* * *
 
Что говорят о той войне?
Была любовь к своей стране.
К березам в поле, к матери и к дому…
Никто о ней не вспомнил по-другому.
 
Что говорить о той войне?
Был братом каждый парень мне.
Еврей, грузин, татарин – брат,
Советской Армии солдат.
 
Что говорить о той войне?
К победной мы пришли весне.
Победы велика цена –
Свободе Родины равна.
 
Солдатской кровью допьяна
Напоена, молчит война…
Плач матерей и слёзы вдов
О ней напоминают вновь.
 
Память
 
Бомба ушла под завалинку дома.
Не взорвалась.
Вот и повестка от военкома.
Мать извелась.
– Нет ведь, тебе восемнадцати, мальчик!
Год впереди!
– Мама, я взрослый, напрасно ты плачешь.
Мы победим!
Мы победим.
Наш народ – это сила!
 Все, как один!
– Только ко мне
Возвратился б ты, милый!
 Милый мой сын!
Дом покосился.
Про бомбу забыли.
Матери нет.
Мы победили!
Мы победили!
Сколько уж лет.
 
Проводы
 
К путям станционным вплотную дома.
Столбы. Тополя. Низкорослые липы.
Февраль на исходе. Прощаясь, зима
Бросает метель в провожающих лики.
«Прощанье славянки». Оркестр духовой.
И мне всё равно, что валторна фальшивит.
Протяжный гудок. Возвращусь я домой,
Возможно, когда станут липы большими.
Возможно, успеют они подрасти
Пока мы вернёмся. Вернёмся, ей Богу!
А сердце не в силах все чувства вместить,
Оно впереди эшелона, в дороге.
Всё это словами нельзя передать.
И вы не поймете, не стоит стараться.
Для этого надо, чтоб Родина-мать
Пылала в огне. И чтоб вам по семнадцать.
На фронте отцы. Три года войны.
Как в прорву ушли, кто годами постарше...
Отходит состав, и уж еле слышны
Прощальные вздохи старинного марша.
 
Верность
 
Февраль. Сорок четвёртый год. Война.
В свои семнадцать я так мало знаю.
Но твердо верю – Родина одна!
Я ни на что её не променяю.
Голодная, на карточном пайке.
Промёрзшая студеною порою...
С винтовкою в мальчишеской руке
Тебя собою, Родина, прикрою.
Теснят врага гранёные штыки.
В трофейных сводках спрятаны потери.
Скажи о них мне кто-то – велики! –
Я ни за что б на свете не поверил.
Я знал, победа там, где алый стяг.
Не зря Москва в салютах торжествует!
И так жалел я, что не брал рейхстаг,
Что не ходил на немца в штыковую!
... Еще никем не названа цена,
Цена Победы в сорок пятом мае.
Сорок четвертый год. Идет война.
В свои семнадцать я так мало знаю.
 
Взводный
 
Дядя Толя ещё петушком,
Чуть хромая, ступает бойко.
Допоздна над его столом
Лампа светит. Пустует койка.
У него на столе роман –
Он запоем читает книги
Про туземцев-островитян,
Про дворян французских интриги.
Мемуары дарить ему зря.
Лишь промолвит: «Пустая трата!
Сочиняют их писаря
В генеральских чинах, не солдаты».
Чуть смягчится колючесть глаз,
Если выпьет на праздник рюмашку.
– Прекрати про войну свой рассказ.
Разве видел войну ты, Пашка?
Он-то видел всю кровь и грязь,
Всю изнанку войны. И всё же,
Хоть и вправе сказать не стыдясь,
Обо всем поведать не может.
У него хромая нога:
Напоролся в атаке на мину.
В грудь ранение – пулей врага,
Ножевое – от «наших», в спину.
Он рукою, что мелко дрожит,
К горькой рюмке тянется снова...
Бывший взводный, оставшийся жить,
Из погибшего взвода штрафного.
 
* * *
 
Война и молодость – они
Казалось, многое прощали
И мы тогда не замечали
Летящие в безвестье дни.
И мы не видели вины
В своих шагах неосторожных.
Тогда команда старшины
Была законом непреложным.
Всё было просто – есть приказ.
Ответит – кто по чину выше.
А вера, что «война всё спишет»,
Вела по краю бездны нас.
С годами, память приглушив,
 Кто говорить о том захочет?
Но знаю, ссадины души
Зудят порой и кровоточат.
 
* * *
 
День вызволенья от врагов Орла.
Из госпиталя мой заехал дядя.
Война ещё не кончена была.
Мать плакала, на нас обоих глядя.
Пил дядя. Подносил: «Хлебни, племяш!»
Мне так хотелось быть таким же взрослым.
Я не решался выпить – в первый раз.
– Чего уж, пей! – мать разрешила просто.
Мать плакала. Сквозь папиросный дым
Подмигивал мне дядя глазом синим.
Он был тогда солдатом молодым.
Таким остался для меня поныне.
Не горькое тех давних лет вино
Легло на память неизбывным следом –
В крестах бумажных тёмное окно
И голос дяди: – Выпьем за Победу!