Павел Лукаш

Павел Лукаш

Все стихи Павла Лукаша

* * *

 

А если б я в то время был бы себя мудрей,

скорей всего не заводил бы людей, зверей,

обителей, автомобилей, картин и книг –

чего сегодня нет любимей, к чему привык.

 

Бродил бы, разводя турусы и без забот,

перечисляя только плюсы своих свобод

И говорил бы: вот мой выбор – и он таков,

возможно, я отсюда выбыл – но без оков.

 

А если бы я был серьезней, хватило б сил –

любви бы подлинной и поздней – не попросил.

Где раздавали эти доли – не наверху?

Не говоря уже о боли в душе, в паху…

 

2007

 

* * *

 

Будут вечером гости – семейная пара.

Те, что нашего возраста, нашего круга.

Основательный муж и красотка супруга.

Ненавязчивый трёп, анекдоты, гитара…

 

Разговор, что типично для нашего круга,

про работу, про быт, про детишек, про Ниццу…

Как-то раз, вместе съездили мы за границу –

я решил, что нашёл настоящего друга.

 

И пока наши жёны о чём-то шептались,

говорили мы с ним о стихах и о бабах…

В ресторанах, в соборах, в музеях и в пабах,

и когда по вечерним бульварам шатались…

 

Без сомнения всё принимали на веру –

о своём, о мужском говорили, курили…

Представляешь, друг другу подарки дарили –

просто так, пустяки, зажигалки, к примеру.

 

Будут вечером гости – куда тут деваться –

очень скучные немолодые супруги…

Он мой искренний друг, наши жёны – подруги.

И о чём говорить? И опять напиваться…

 

2007

 

 

* * *

 

В когда-то сожжённый, затем перекопанный сад,

не шлю приглашений: «пожалуйте, будьте любезны»…

Куда тебе можно скабрезные письма писать –

в какие такие твои виртуальные бездны?

 

Хотя не один на писательской ниве пашу

(надеюсь, толково, а может быть, чуть бестолково),

но, не сомневайся, такое тебе напишу –

другие тебе никогда не напишут такого.

 

Достаточно им создавать муляжи в мираже

уверенности, будто что-то придумали сами.

Но плохо всё то, что другие умеют уже,

лишь то хорошо, что еще никогда не писали.

 

По этой причине порой вообще ни гу-гу,

пусть месяцы, годы, но в этом одно из отличий,

что даже плохое я плохо писать не могу,

маньяча по поводу литературных приличий.

 

2011

 

* * *

 

В одной из – не к ночи будь сказано – мафий

прошёл криминальный заказ…

Но ты была лучше своих фотографий:

красивее в тысячу раз.

 

Следил за тобою наёмный убийца,

потом не убил – пожалел,

поскольку в тебя умудрился влюбиться,

да так, что совсем ошалел.

 

А я, досмотрев увлекательный триллер,

решил приблизительно так:

тот самый чувак – неудавшийся киллер –

вполне безобидный чудак.

 

Но если по самую суть углубиться

во тьму канцелярских чернил,

выходит, что даже не он – не убийца,

а тот, кто его сочинил.

 

Возьмём Дездемоны историю эту –

какой несчастливый финал.

И также Офелию, также Джульетту,

Корделию – кто доконал?

 

Возможно, реальная жизнь – лотерея,

но что до печатной строки,

то авторы триллеров стали добрее –

нормальные мы мужики.

 

2005

 


Поэтическая викторина

* * *

 

Всё сказано уже – не только в мыслях –

во всевозможных словосочетаньях

в художественных текстах, в очертаньях

лицом к лицу, по телефону, в письмах…

 

Гордился бы собою откровенно,

будь ты литературным персонажем,

но ты – реальность, и с реальным стажем

тобою графоманю внутривенно.

 

 

И даже время – сколько не натикай –

не лечит от тебя. И пестротканны

решения твои. И тараканы

твои природы незнакомой – дикой.

 

2009

 

* * *

 

Выхожу из полузабытья:

чуть нытья колена на погоду,

чуть питья – и это не про воду,

чуть необъяснимого чутья…

 

Как-то ни туда и ни сюда –

да, невосполнимая пропажа…

Всё же не хватает антуража,

чтоб была действительно беда.

 

Да какая, собственно, беда,

если то же море, то же солнце

и вполне приличная еда,

и сеанс незыблемый в оконце –

девка загорает без стыда.

 

«Говоришь, сама ушла? И на хер! –

изрекает Додя-парикмахер

во клубах пэлмэловой махры. –

Мы им это… не хухры-мухры».

 

* * *

 

Где обделяли милостью природу,

в другом миру, в этнической смеси,

я вдруг поверил (через пень-колоду):

Барух ата еси на небеси –

душа реинкарнация нирвана –

что очень странно, и – не очень странно,

какая, впрочем, разница – Спаси…

 

Сменились время, место – что осталось?

Работа-волк? Но в лес не убежишь…

И вот опять поверилось – под старость –

что Это – есть любовь… и это – жизнь!

Как мальчик во саду ли, в огороде…

Ной говорил по пьяни что-то вроде –

с той, что тебя несчастней, не ложись.

 

А ты была несчастной и… уютной,

в какой-то мере сделалась родной,

и всё же, ты была сиюминутной,

для ирреальности – непроходной:

пусть у тебя тех жизней – что у кошки,

игривый нрав, пленительные ножки…

Но тут – не меньше вечности одной.

 

В той жизни – ты мне что-то уделила:

духовность? страсть? ажурное бельё?…

О, нет! Не Саломея, не Далила…

Всё очень мило – только не моё…

В той жизни ты любовь сжила со свету,

и я, признаться, следуя совету:

дышите глубже – задушил её.

 

2007

 

* * *

 

Да, мало ли, что я сказал – не скрижали.

Я высшего мнения не выражаю.

Тебя обижали, меня обижали,

и ты обижаешь, и я обижаю.

 

Не подразделяюсь на ваши и наши –

не рвался в святоши, не хлопал в ладоши –

я частная собственность Лукаша Паши

и большая часть его тягостной ноши.

 

Зато, ни с одной из сторон баррикады

(по левую – каты, по правую – гады),

пусть даже изрядная светит награда –

мне напрочь не надо. Тебе это надо?

 

Я ставил на минус, марая папирус…

Но ты мой ответ социальному спросу –

примерил на вырост, а сам-то не вырос,

и это никак не относится к носу.

 

А впрочем, достойно, почти без надрыва,

мы сосуществуем вне рая и ада.

Как Аня под поезд, как Лизa с обрыва –

тебе же не надо? Мне тоже не надо.

 

2010

 

Закат

 

I

 

До встречи – шелестнула роза…

Но, в состоянии невроза,

поди хоть что-то восприми…

В мозгу звучало – до-ре-ми-

до-ре-до –

старенький мотив,

для тех, кто знает.

Воплотив

(не столь уж явному хотенью

поддавшись)

грёзу,

вышел тенью,

по крайней мере в смыслах двух.

Вкус, осязание и слух,

и зрение, и обонянье

лишили вечер обаянья –

и я заглох, остыл, потух...

А во-вторых – пропел петух,

и трижды предан был уже я…

И всё «…хужее и хужее! ...»

(глава II-я «Море слёз»,

«Алиса…», Льюис Кэрролл).

Грёз

всё меньше.

Нищенская рифма:

«слёз-грёз»,

но главное, из ритма

не выбиться – чтобы всерьёз

меня восприняли.

Прогноз

погоды ведь воспринимают,

хотя прекрасно понимают:

там, что ни посул, то курьёз.

 

II

 

Меня ж, Детёныш Человечий

(который пахнет молоком,

которого желаю только

лелеять, нежить и любить),

ты отвергаешь с каждой встречей,

и не мечтая ни о ком

ином,

я провожу без толка

свою невечность, стало быть.

 

III

 

И мнятся времена другие –

прошедшие, когда нагие…

когда влюблённые… вдвоём…

Довольно! Мне осточертело

души не чающее тело –

понятно, это о своём…

 

IV

 

Довольно! – будто бы на бис,

с настойчивостью ветерана

труда

без устали точить

булыжник –

маешься, хлопочешь,

выискиваешь компромисс…

И всё же, это очень странно,

что я хочу тебя лечить,

а ты меня лечить не хочешь.

 

2008

 

 

* * *

 

Когда ещё винил

был в самый раз,

наверно, я любил,

да и сейчас…

 

Не зажигала – жгла,

не счесть потерь…

Кокетлива была,

да и теперь…

 

По образу – поэт

и рококо…

По сути – мозговед,

и далеко… 

 

* * *

 

Который раз, в процессе полубреда,

подвыпивший вещает визави:

«Была любовь – она и есть победа.

Ещё одна зарубка – и живи…»

 

Но как прикажешь праздновать победу –

слабать на барабане, на трубе…

Я, до сих пор, когда куда-то еду,

всем телом представляю, что к тебе…

 

Наверное, ты где-то есть в продаже –

всё опрагматил пресловутый змей.

Когда-нибудь вольёшься ты – когда же? –

в единый образ женщины моей.

 

Но мне тебя не взять и не истратить –

ты не моя сегодня ли, давно…

Тень от бокала падает на скатерть –

как будто бы на скатерть лью вино.

 

2007

 

* * *

 

Кто-то, зная всё заранее –

где когда какая хрень,

навсегда похерил знание,

чтоб не мучила мигрень.

 

Кто-то, будучи особою

развлекайся-не-хочу,

на спор водку пил «Особую»,

а потом ходил к врачу.

 

Кто-то прокатился валиком.

Кто-то подавился валенком.

Тот, кто по воде ступал –

в Википедию попал.

 

* * *

 

Личное-лирическое,

но не перманентное,

и не венерическое,

и не абстинентное,

 

и не злободневное,

и не уголовное,

даже не душевное,

даже не духовное…

 

Что-то проявляется –

чем-то верховодит,

но сопротивляется

и – не происходит.

 

* * *

 

Любовь, досада, трактор «Беларусь»…

мигрируют другою траекторией –

когда со старой жизнью разберусь,

тогда займусь новейшею историей.

 

Необратимо, соразмерно стажу,

Пройдёт и это – терниями, бортиком.

Вот только с чёртиками всё улажу,

как только разберусь с последним чёртиком…

 

* * *

 

Мне снилось: я – Илья Ефимыч Репин,

рисующий в манере Art Nuvo.

За то, что череп твой великолепен,

я восхвалял дантиста твоего.

 

Сверкая декольтированной шеей,

как говорится – сделав первый шаг

к взаимности грядущих отношений,

ты предлагала кофе, чай, мышьяк…

 

Тогда из глубины водоворота –

из самых подсознательных колец,

возникла мысль, что всё мужского рода,

поскольку всё имеет свой конец.

 

И я увидел Рай, который словно

Одесса – где платаны и причал…

Спросили:

– Вы из Ровно?

– Нет, из Ковно, –

я ангелам небесным отвечал.

 

Когда в окне реальность забелела,

я пробудился с криком – помоги!

Болела на заре нога, болела –

как будто оторвали полноги…

 

Уже взбиралось солнце по канатам,

чтобы окрасить небо цветом blue,

Я понял: я – патологоанатом,

и знаю, почему тебя люблю.

 

2005

 

* * *

 

Не готов ещё к закланью –

спорю с внутреннею ланью,

и бешусь, в себе ругая

внутреннего попугая,

 

но всегда дрожит от страха

внутренняя черепаха,

только внутренний удав

иногда бывает прав,

 

не без внешнего изъяна

внутренняя обезьяна,

а с полдюжины волков

скалится из уголков,

 

что не весь ассортимент

на теперешний момент –

в этом личном зоосаде

кто-то прячется в засаде…

 

 

Незабвенные

 

Тот год, теперь уже не близкий,

беды ещё не предвещал:

твой восхитительный английский

меня безмерно восхищал.

 

Но помнится, в другом году,

теперь уже таком же дальнем,

ты говорила на урду –

в бреду ли параноидальном?

 

Следили-то не за тобой!

Они тогда за мной следили.

Они тогда за мной ходили

с большой подзорною трубой.

 

Всё потому, что я им должен

за тех, кто жив и кто не дожил –

кто от начала всех начал

ни разу их не замечал.

 

А я, как вышедший из комы,

как сквозь магический кристалл,

увидел: мне они знакомы,

но виду подавать не стал.

 

Но и с тобою стал неловок

и объясниться не сумел:

я сам бы не уразумел

тех жестов, взглядов, недомолвок.

 

Я ускользнул! Я был таков!

Удрал! Сбежал на юг, на воды…

И там читаю переводы

твои – со всяких языков.

 

2002

 

Патриотическое

 

И море, и погода,

и девки хороши…

И всё для пешехода,

и много для души.

 

Кафе и рестораны

вдоль берега у нас,

что лечит ретро-раны

и радостно для глаз.

 

Всё яркое такое,

как твой фотоальбом –

фиалки и левкои,

а в море голубом

 

белеют парусины…

И все с тобой на «ты» –

застенчивые псины,

нетощие коты…

 

Вокруг автостоянки

кальяны – молодежь…

Подкатится по пьянке

вполне умытый бомж,

 

расскажет безуспешно

про тягостный недуг,

обидится, конечно,

что я ему не друг,

 

получит сигарету,

помянет сатану…

Я обожаю эту

Великую Страну.

 

* * *

 

Пилюлями крутыми-иностранными

лечение проходит на ура! –

почти что распрощался с тараканами

(гарантия на года полтора).

 

А что до ощущения телесности –

ну, типа визави – так вот оно:

лет сорок по пересечённой местности –

и позови. Я выгляну в окно.

 

Неторопливо, с некоей беспечностью –

среди своих, а не в тылу врага,

живу у моря, развлекаюсь вечностью,

а их, как оказалось, до фига.

 

* * *

 

Последнее слово пусть будет за нею –

там ноги в мозолях и в тыкву карета…

Ну, жалко мне что ли? – не осатанею… 

Тем более – нет интернета.

 

Пришёл один толстый (знакомые глазки),

я тоже в системе и знаю про это:

звонит как бы в офис, а всё для отмазки –

не будет пока интернета.

 

А я где-то тут, между счастьем и темой –

мужчина (совсем не плохая примета) –

могу поделиться душою и телом,

да вот только нет интернета.

 

Хотя эта лампочка вдруг засветила,

теперь и другая в процессе рассвета…

И скоро уже человек-чикатило

залезет в окно интернета.

 

* * *

 

Поспокойнее с утра – это да,

отпустила суета-маета…

Никотин и кофеин, как всегда –

накатила на кота доброта.

 

Никого не обижаю с утра,

потому что не такой, как вчера.

И ура! – уже другое ура.

И мура – она всё та же мура…

 

Только муза заскрипела в двери:

типа, дадено, а значит, отдай,

то есть, ты не отвлекайся, твори,

совершай и создавай – созидай …

 

Подлиннее – если просто баран…

Покороче – если всё-таки брат…

Ни гитару не возьму, ни баян –

не умею и, по сути, не бард.

 

Докучает, словно писк комара,

муза-призрак – не желает терпеть.

И получится – реально – мура,

потому что это всё можно петь.

 

Почти лирика

 

Взял старый друг на испуг,

типа, подруг не осталось,

нет подходящих вокруг –

близится старость…

 

Дело ещё не в воде

в общеизвестном аспекте,

а в кое-чём кое-где –

ну, в интеллекте…

 

Где теплота, доброта

всякого рода и вида?

Что же, везде суета

цвета коррида…

 

Собственно, дело – труба,

знаю – бывали пловцами,

если такая судьба,

значит, с концами…

 

Верилось, что повезло,

выпала крупная карта,

а не локальное зло

вроде инфаркта.

 

Виделось, это она,

гений альковного культа,

а на проверку, хана –

вплоть до инсульта.

 

Буду затворником жить –

всякие книги-вериги –

где-нибудь склад сторожить,

и без интриги…

 

Впрочем, подумалось так:

ты одинока формально,

может быть, сходим в кабак –

это нормально...

 

* * *

 

Протягиваю длань, как встарь

какой-нибудь святой,

из неизвестной стороны

явившийся на день,

 

и говорю: убогий, встань

и проходи – не стой,

побрейся и надень штаны,

и тапочки надень.

 

Пойду в нормальный гастроном,

а то ларьки, ларьки…

В минувшее дороги нет –

хоть из дому уйду…

 

Маниакальный астроном

считает огоньки,

поэму полиглот-поэт

слагает на урду…

 

 

Ретроспектива

 

Дворничиха Серафима

убирала в злую рань –

что листву без хлорофилла,

что обыденную дрянь.

Распротак… со всей семьёй!

Но бутылки под скамьёй

заблестят неугасимо…

Сима, жизнь переносима.

 

Корифей различных практик

Николай, сантехник, тактик,

возникал на первый клич,

где ему платили лохи.

Пил на рупь от каждой трехи,

наконец, купил «Москвич».

Вот так сила! Вот так воля!

Коля, кайф без алкоголя!

 

Никакой не корифей

был котёнок Тимофей.

Баловал переводня

так, что не хватало дня.

Раз протектор завизжал –

Тимофей не убежал.

Там и кончился, вестимо…

Тима, смерть неотвратима.

 

Таня – музыка, балет…

До почти разумных лет,

знались, кажется, с детсада…

А теперь берет досада –

хоть стучись об стену лбом:

не добрал, не додал Тане…

Написал я ей в альбом:

Каждой Тане – гриб в сметане.

 

Друг Валера – бах на бах...

Палкой в глаз – ботинком в пах.

Я с тех пор похуже вижу,

а ему ушили грыжу.

Говорили: Карабах…

Вот попал – из всех америк…

Сгинул. Или там – в рабах…

Извини меня, Валерик.

 

Лёха – школа, институт…

Думал, здесь его уж нету,

но встречаю – тут как тут.

Хоть совсем меняй планету.

И опять – о том, о сём…

В чем проблема? Да во всём!

Я с тобой не пас гусей,

Алексей планеты всей!

 

2003

 

* * *

 

С чего бы так? – за глюком глюк

(я про того – который глючит)…

И кто теперь меня научит,

поможет, если что-то вдруг…

 

Случилось, что ли, в мире что-то?

Где барышни во всей красе,

где всякие другие фото:

коты, котлеты, дети – все?!..

 

Кто наградит и кто накажет,

покажет всё, что есть вокруг…

Да кто теперь мне слово скажет?

Я про фейсбук, я про фейсбук…

 

* * *

 

Согрешил же каким-то там образом –

ну, не то сочинил.

И тушуюсь теперь перед озером

виртуальных чернил.

 

А ведь знаю – всегда и заранее –

но стою на своём…

Где ж она – эта рыба-пиранья,

что ушла в водоём?

 

* * *

 

Только не питай иллюзий – то есть,

хоть прощупай вдоль и поперёк,

я не есть ни истина, ни совесть,

ни мудрец, ни гуру, ни пророк…

 

Из меня и прибыли не выбить,

всё, что ухитряюсь привносить,

как-то не поцеловать, не выпить

и не то чтоб даже закусить...

 

Да – поэт… Но тем я интересен,

и за то простятся мне грехи,

что не написал картин и песен

(музыку на кровные стихи).

 

Разве иногда – созвучны таре

три моих аккорда на гитаре,

графика в тетрадных площадях…

В тайне, в тишине, не при людях.

 

* * *

 

Утро осеннее – иго монгольское.

Бродит собака-калека…

Муторно вдруг – на душе что-то скользкое –

я не люблю человека…

 

Время, по-своему, очень не свойское –

время хандры и потерь.

Я четверть века любил человека

и не люблю вот – теперь.

 

Холодно-холодно – видишь дыхание? –

не середина июля…

Утро осеннее, утро нахальное,

да и собак не люблю я.

 

2007

 

* * *

 

Утром встал на те же грабли.

Проплывали корабли,

пролетали дирижабли

на другом краю земли.

 

Утром встал себе на диво –

ни хрена не погребли…

Что-то там происходило

на другом краю земли.

 

Утром встал под звук кадрили,

это с запахом ванили

где-то самогон варили –

колесо изобрели –

на другом краю земли.

 

Утром встал, конечно, с левой…

После ночи с королевой

(ферзь е8 на е3)

не выходишь в короли.

 

* * *

 

Что уши слышали? Что видели глаза?

Что ощущал язык? Что чувствовали пальцы?

Мы вышли врозь, затем свернули за

свои углы – пришельцы… постояльцы…

 

И тут естественно включается, беда –

тупые приступы тоски по невидимке –

когда с тобою рядом, и всегда,

невнятный призрак – что-то вроде дымки.

 

Как ладить с этой безрассудною тоской –

сквозь всю сумятицу людскую городскую,

сквозь толщи стен, сквозь познанный покой –

услышав код: «я по тебе тоскую…».

 

Тогда тень птицы устремится из груди

наперерез эзотерической тираде…

Всё впереди ещё, всё впереди

не ради грёз – всей нашей жизни ради…

 

2007

 

 

* * *

 

Эти лайки, комменты…

Может, взять и уйти?

Не люблю комплименты

в социальной сети.

 

И куда же мне деться?

Для фактических встреч

надо встать и одеться,

и раздеться и лечь...

 

Опыт, собственно, давний,

но другого-то нет –

визуальных свиданий

виртуальный момент –

 

как в старинной рассказке –

повелось испокон:

надо пить, а в завязке,

и курить на балкон…

 

* * *

 

Я смотрел на Фудзияму

(служба – остров Шикотан),

вспоминал Шекспира драму

и ужасно хохотал.

 

На Медведицу Большую

я смотрел на том же Ши…

В соответствии фэн-шую

веселился от души.

 

А затем, когда потеха

становилась велика,

я смотреть не мог без смеха

на спасительный АК.

 

Но душа моя согласна

с тем, что было что-то там:

вдвое больше пайка масла –

всё же остров Шикотан.

 

* * *

 

Я хочу приготовить тебе романтический ужин:

электрический свет, бутерброд с колбасой, алкоголь.

Шутка, блин! – ведь умею, когда не запойно-простужен

и доподлинно знаю, откуда взялась эта боль.

 

Чтоб горела свеча откровенно и судьбоскрещенно –

поминальная, блин! – та, что целые сутки горит.

Будет тихая ночь, словно после отстрела чечена,

даже не просечём, как с звездою звезда говорит.

 

Как насчёт неподдельных икры, коньяка и лосося?

Хорошо бы блинов, только плитка хреново печёт.

Мне сейчас уже двадцать – сказала бессмертная Зося.

Ей сейчас уже сто – как стремительно время течёт…

 

Хватит реминисценций, и больше браниться не буду.

Предпочтенья былые и давний жаргон теребя,

говорю лишь о том, что пора бы довериться чуду,

и пора бы понять, что оно, это я – для тебя.

 

2009 

 

…50

 

1.

 

Среди носков и кофеварок –

в недоумении дарящий.

А мне легко найти подарок,

ведь я и пьющий, и курящий.

Короче, не ходи к гадалке –

бутылки есть и зажигалки…

 

2.

 

Так попытайся – уцелей,

измученный уже детсадом…

В десятом справлю юбилей,

раз был рождён в шестидесятом.

Пусть не нагруженный казной,

я горд своею крутизной.

 

3.

 

И пацанам за пятьдесят –

уже на ниточках висят,

и эти ниточки всё тоньше,

и мне полтинник скоро тоже.

Не только тратили рубли,

но и себя не берегли.

 

4.

 

А еслискажет: «Света нет,

и больше ничего не будет», –

и эта, третья из планет

планета тоже обезлюдит,

так пожил я уже с полста –

спроста, а может, неспроста…

 

2010

 

…50/2

 

1.

 

Это ж людей собирать –

предпоколение вдовье –

хвастаться и привирать,

празднуя полувековье,

с видом на невдалеке

медикаментные годы.

Ну их – столы в кабаке

за предпоследние голды.

 

Ну его – этот концерт

с концептуальным акцентом

(жизнелюбивый концепт,

по дружелюбным оценкам).

Ну её – кто там прочтёт? –

очередную из книжек,

выпущенную за счёт

отчелюбивых детишек.

 

2.

 

Можно – довериться генам,

спрятаться, и не блажить

(судя по аборигенным

мифам, тут можно пожить),

в месте невинном, целинном,

где не подступится ген

(в ёмкости с пенициллином –

новый такой Диоген).

 

Можно похерить науку –

смута, сюрприз, кенотаф –

и помолившись, на руку

спецремешок намотав,

если по нормам – в плохие,

но без слезы, без стыда,

броситься бездны-стихии –

чтобы уже без следа.

 

2010