Семён Виленский

Семён Виленский

Четвёртое измерение № 23 (479) от 11 августа 2019 года

Стихи ГУЛАГА (часть 2)

Изломанные строки изломанных судеб

 

Акцент-45: материал об антологии «Поэзия узников ГУЛАГа» читайте по активной ссылке

 

Александр Солодовников

1893 – 1974

 

Вербная всенощная

 

Пришёл я ко всенощной с вербой в руках,

С расцветшими ветками в нежных пушках.

Пушистые шарики трогаю я:

Вот этот – умершая дочка моя,

Тот мягонький птенчик –

Сын мой младенчик,

Двоешка под крепким брусничным листом –

Во всём неразлучные мать с отцом,

Тот шарик без зелени –

Друг мой расстрелянный,

К веткам прильнувший –

Племяш утонувший,

Смятый и скрученный –

Брат мой замученный,

А тот глянцевитый –

Брат мой убитый.

Шариков хватит на ветках тугих

Для всех отошедших моих дорогих.

Лица людей – лики окон,

Каждый свечою своей озарён.

Вербная роща в храм внесена,

В каждое сердце входит весна.

Радостно пение:

Всем воскресение!

Общее, общее всем воскресение!

Трепетны свечи

Радостью встречи,

Смысл уясняется в каждой судьбе.

Слава Тебе!

Слава Тебе!

 

2 апреля 1961

 

Андрей Алдан-Семёнов

1908 – 1985

 

Я еду на Колыму

 

Шагнули, отступили клёны,

Качнулись, словно невзначай.

Скрипят товарные вагоны.

Земля отцовская, прощай!

 

Июль тридцать восьмого года.

Какой нарушил я закон?

На стенке надпись – «враг народа»,

И дёгтем вымазан вагон.

 

И наискось поставлен белый,

Меня перечеркнувший крест.

Прощай, мой дом осиротелый,

Забрызганный смолою лес.

 

Тряслись товарные составы,

Урал нас ветром провожал,

Метелью острой осыпая,

К нам подбегал лесной Байкал.

Он появился, как сказанье,

Неодолимый, как гроза…

– Я здесь в двадцатом партизанил, –

Сосед задумчиво сказал.

Его виски как тонкий иней,

Но вдруг испуганно погас

Печальный дым усталых, синих,

Невыносимо добрых глаз.

 

И словно с голоса чужого

Сосед болтает невпопад:

– Всё это дело рук Ежова.

А Сталин? Нет! Не виноват.

Я тоже жил как свет в затоне,

Как сок в седых стволах берёз.

И я не всё как надо понял

И верил Сталину до слёз.

 

А поезд шёл в траве высокой,

Стучал по маленьким мостам,

Спешил по Дальнему Востоку,

По волочаевским местам,

Струился над волной Амура…

 

Так под гранёный звон штыка

Везли, везли в теплушках хмурых,

Везли чекистов и поэтов

И председателей Советов

И членов ВЦИКа и Цека.

 

И тех везли, кто партизанил,

И кто работал с Ильичом,

Кто подпирал его плечом

И вместе с ним вошёл в сказанья.

 

Вагоны врезывались в ели,

Разламывая дебри тьмы,

Но мы не плакали, не пели,

О нашем прошлом не скорбели –

Смотрели в будущее мы.

 

И ошельмован, и затравлен,

Я видел дьявола во сне,

Был этот дьявол окровавлен

От ног до наглого пенсне.

Дышали ненавистью лютой

Его скользящие глаза…

Я ждал. Я верил в ту минуту,

Когда ударит над малютой

Партийной молнии гроза!

Я знаю ветер – вечный житель

В тугой листве моих берёз.

Берёзы! Милые! Скажите,

Каких вы не знавали гроз?

Какие бури вас сгибали,

Какие вас метели гнали,

Нагих – на дьявольский мороз?

Сумел я в бурях уберечь

Ромашек белое дыханье,

Берёз зелёное сверканье

И правды пламенную речь!

 

1957

 

Борис Мурин

1903-1966

 

Реквием

 

Я славлю никем не воспетых героев.

Их имя, я знаю, никто не откроет,

Их жизни, я знаю, жестокое время

Давно превратило в тягчайшее бремя.

 

Я славлю упавших близ Белого моря

И всех утонувших в студёной Печоре,

И всех, не дошедших пешком до Норильска,

Застывших в торосах от полюса близко.

 

И всех поселённых в тайге красноярской,

Живущих, как призраки каторги царской,

И всех уцелевших, оставшихся в зонах,

Я славлю их слёзы, я славлю их стоны.

 

Я славлю давно не имеющих дома,

Тайком приходящих к друзьям и знакомым,

Бредущих дорогами горя повсюду,

Я славлю мильоны гонимого люда.

 

И матери славлю дрожащие руки,

Молящие Бога, чтоб кончились муки,

И жён, одолевших пространства и стужи,

Чтоб к сердцу прижать незабытого мужа.

 

Я славлю никем не воспетых героев,

Пусть стих мой завесу над тайной раскроет,

Пусть ляжет венком на безвестных могилах,

Пусть бьёт он набатом: «Так было, так было!»

 

Ариадна Эфрон

1912 – 1975

 

* * *

 

Солдатским письмом треугольным

В небе стая.

Это гуси на сторону вольную

Улетают.

 

Шёлком воздух рвётся под крыльями.

Спасибо, что хоть погостили вы.

Летите, летите, милые!

 

На письме – сургучовой печатью

Солнце красное.

Унесите его на счастье вы –

Дело ясное.

 

Нам останется ночь полярная,

Изба чёрная, жизнь угарная,

Как клеймо на плече позорная,

Поселенская, поднадзорная.

 

На такую жизнь не позарюсь я,

Лучше трижды оземь ударюсь я,

Птицей серою обернуся,

Полечу – назад не вернуся –

Погодите, я с вами, гуси.

 

1949

 

Михаил Сточик

1920 –?

 

* * *

 

Стремится вверх по тонкой трубке ртуть –

Примета наступающего лета.

Стекает к горизонту Млечный Путь

Навстречу первым проблескам рассвета.

Я вижу очертанья дальних гор,

Следов оленьих путанные стёжки

И тундры зеленеющий ковёр

В накрапах жёлтых спеющей морошки.

И этих мест невольный старожил,

Я своего дождался часа:

Шесть долгих лет по воле я тужил,

Полярным кругом туго опоясан.

Здесь, где от стужи крошится металл,

А летом от жарищи нет спасенья,

И для меня, как и для многих, стал

Вторым рожденьем день освобожденья.

Ну что же,

Заполярный край,

Хоть ты мне дорог чем-то без сомненья,

Я говорю короткое: прощай –

И ухожу без тени сожаленья.

Как блудный сын вернусь в родимый дом,

Упущенное, может, наверстаю…

Увы, не раз я убеждался в том,

Что впрямь цыплят по осени считают.

 

Николай Володарский

1914 – 1992

 

* * *

 

За решётку, на замок закрыли,

и охране десять лет не спать.

А забыли, что, имея крылья,

волной птицей я могу летать.

 

Наплевать мне на глухие стены,

не зову на помощь, не кричу.

Стоит захотеть мне, и мгновенно

я бываю там, где захочу.

 

Ни к чему мне умирать до срока.

Спит земля – завьюженный простор…

Только я на Севере далёком

в звёздном небе крылья распростёр.

 

1943

 

Пётр Котов

1919 –?

 

Тундра

 

Здесь гиблый край! Болота торфяные…

Здесь облака от холода дрожат!

У ног моих пути теперь иные

Сквозь дикий холод скатертью лежат.

Берёзы чахнут, ели засыхают,

И снег, и дождь, и ветер за стеной…

Мои друзья здесь уголь добывают

И жгут костёр у вышки буровой.

В каком болоте счастье затерялось?

Где отыскать его мне на ветру?

А надо мне лишь крошечную малость –

Лишь тёплый взгляд при встрече поутру.

Но нет чудес, и нет такого взгляда,

Есть снег и дождь, костёр и сизый дым,

Есть в три ряда железная ограда…

И как смириться с жребием своим?!

 

Адак. 1943

 

Василий Фёдоров

1883 – 1942

 

Изношенное небо

 

Посвящается П.И. Карамышеву

 

Не Петербург, не Петроград,

а так – болото, мрак и гадость…

Безглазый сфинкс, как некий гад,

таит злораднейшую радость…

А там, на дальнем берегу,

сдержав коня в разбеге властном,

две мощных руки стерегут

железный ход Миров бесстрастных.

Летящий всадник недвижим.

Незрячий сфинкс в покое мёртвом.

И Равнодушье стелет дым

на горизонте полустёртом…

Громады царственных дворцов –

гроба пережитых величий –

молчат, в их окнах слепость сов,

помёт на их фронтонах птичий…

И трижды по утрам петух

кричит с далёкого вокзала

Петру, чей мощный дух потух,

чью волю Смерть сама связала.

И тупо смотрит пешеход –

мечтая о полфунте хлеба –

на мутный плеск ленивых вод

и на изношенное небо.

 

1 января 1921

 

Андрей Рыбаков

1916 – 1988

 

* * *

 

Я только успел, повиснув,

Увидеть, как, верь не верь,

Кондуктор-убийца, прыснув,

Замкнул надо мною дверь.

 

А поезд понёс без дыма,

Завыли под ним года,

В огнях пролетели мио

Платформы и поезда.

 

Туманом морозным крыты

Поляны внизу, кусты.

Плечами скупых габаритов

Колотят меня мосты.

 

За что я держусь? Не вижу!

За выступ какой-то, крюк.

Но пальцы немеют. Ниже

Смыкается хватка рук.

 

Напрасно сорвал я ногти,

Напрасно пробил стекло.

В раздутый рукав, до локтя

Горячее потекло.

 

И вот, на рассвете мглистом,

Я вижу – идёт к концу.

И только леса со свистом

Секут меня по лицу.

 

1939

 

* * *

 

Нет, мира нет ни на сердце, ни в мире!

Всё слышу залпы под полом тюрьмы,

Звон кандалов застуженной Сибири

И Дантовы преданья Колымы

 

Всё помню их – тех зорких и упрямых,

Кто лютой Тьме пришёлся не с руки.

Всё вижу их – в неотомщённых ямах

Гниющие покорно костяки.

 

И пусть глаза живущих забывают

Истёртый профиль павшей головы,

И пусть в бальзамах быта заживают

Былые раны и бледнеют швы.

 

Я знаю – время сводит эти пятна,

Камни опускаются на дно.

А мне мотать весь этот фильм обратно

И заново глядеть на полотно.

 

Елена Соболь

1923 – 2000

 

Десятый класс

 

(Вариант стихотворения хранится в архиве Лубянки

как обвинительный документ по статье 58-й)

 

Десятый класс. Огонь горит. Держась за спинку стула,

учитель лысый и сутулый о диктатуре говорит.

И если б он ещё полслова добавил в свой урок –

в ком есть хоть грамм чего святого – за партой усидеть не смог:

 

за ним пошли бы в омут, петлю, но вот… пустой урок,

а на другой приходит к детям новейший педагог.

Я в кабинете – свет горит. Вопрос. Ответ. Вопрос.

Мне кто-то сутки говорит о нём – идёт допрос.

Отречься мне от этих дней – долой Иуды гнусь.

От этих дней, больших огней я век не отрекусь.

 

У диктатуры вид кровав: зрачки – и те в крови:

– Каких свобод? Каких там прав? Забудь стихи, порви.

И я смотрю в зрачки, в их тьму, а в них я стар и сед*,

в них вижу лагерь и тюрьму, но дальше – яркий свет.

 

Десятый класс. Огонь горит. Держась рукой за спинку стула,

учитель лысый и сутулый: – Не бойся! – говорит.

_____

* Видимо, для конспирации: найдут крамольные стихи,

написанные мужчиной, а она – девушка.

 

Даниил Хармс

1905 – 1942

 

Из дома вышел человек

(Песенка)

 

Из дома вышел человек

С дубинкой и мешком

И в дальний путь,

И в дальний путь

Отправился пешком.

 

Он шёл всё прямо и вперёд

И все вперёд глядел.

Не спал, не пил

Не пил, не спал,

Не спал, не пил, не ел.

 

И вот однажды на заре

Вошёл он в тёмный лес.

И с той поры,

И с той поры,

И с той поры исчез.

 

Но если как-нибудь его

Случиться встретить вам,

Тогда скорей,

Тогда скорей,

Скорей скажите нам.

 

* * *

 

Когда в густой траве гуляет конь,

она себя считает конской пищей.

Когда в тебя стреляют из винтовки

и ты протягиваешь палачу ладонь,

то ты ничтожество, ты нищий…

 

Когда траву мы собираем в стог,

она благоухает.

А человек, попав в острог,

и плачет, и вздыхает,

и бьётся головой, и бесится

и пробует на простыне повеситься…

 

1933

 

Анатолий Клещенко

1921 – 1974

 

Вызов

 

Пей кровь, как цинандали на пирах,

Ставь к стенке нас, овчарок злобных уськай,

Топи в крови свой беспредельный страх

Перед дурной медлительностью русской!

 

Чтобы были любы мы твоим очам,

Ты честь и гордость в наших душах выжег,

Но всё равно не спится по ночам

И под охраной пулемётных вышек.

 

Что ж, дыма не бывает без огня:

Не всех в тайге засыпали метели!

Жаль только, обойдутся без меня,

Когда придут поднять тебя с постели!

 

И я иду сознательно на риск,

Что вдруг найдут при шмоне эти строчки:

Пусть не услышу твой последний визг,

Но этот стих свой допишу до точки.

 

Ленинград, 1939. За два года до ареста.

 

Виктор Боков

1914 – 2009

 

Письмо товарищу Сталину из лагеря

 

Товарищ Сталин!

Слышишь ли ты нас?

Заламывают руки,

Бьют на следствии.

О том, что невиновных

Топчут в грязь,

Докладывают вам

На съездах и на сессиях?

 

Товарищ Сталин!

Камни говорят

И плачут, видя

Наше замерзание.

Вы сами были в ссылках,

Но навряд

Вас угнетало

Так самодержавие.

 

Товарищ Сталин,

Заходи в барак,

Окинь суровым взглядом

Нары длинные.

Тебе доложат,

Что я подлый враг,

Но ты взгляни

В глаза мои невинные.

 

Я – весь Россия!

Весь, как сноп, дымлюсь,

Зияю телом,

Грубым и задубленным.

Но я ещё когда-нибудь явлюсь,

Чтобы сказать от имени загубленных.

Ты прячешься,

Ты трусишь,

Ты нейдёшь,

И без тебя бегут в Сибирь

Составы скорые.

Так, значит, ты, Верховный,

Тоже ложь,

А ложь подсудна,

Ей судья – история!

 

Лагерь Орлово-Розово

Кемеровской области, 1944

 

* * *

 

Я себя называю скитальцем!

Скит мой был далеко за Москвой,

Я у Берии был постояльцем,

Ничего не платил за постой.

 

Вот жилось! Не придумаешь лучше,

Не найдёшь благодатней страны.

Падал на пол серебряный лучик

Не посаженной в клетку луны.

 

Утром хлеб выдавали бесплатно,

Я играл на горбушке и пел,

Шли по мне пеллагрозные пятна,

Весь я, словно змея, шелестел.

 

Виновато гуляла улыбка

По моим арестантским губам,

Говорил я, что это ошибка,

Но не очень-то верили нам.

 

И зияли в земле, словно в сердце,

Сотни тысяч невинных могил.

По тюремным решетчатым сенцам

Как хозяин Лаврентий ходил.

 

Александр Морозов

1924 –?

 

«Дальстрой»

 

В угрюмых трюмах пароход «Дальстрой»

Нас, узников Советского Союза,

Через пролив японский Лаперуза

Вёз к берегам планеты золотой.

 

А море разъярённое рычало,

Бросая вал за валом в облака.

Казалось, внутренности вырывало

С блевотиною вместе у зэка.

 

Капусты кислой маленькая миска –

Спастись от качки пробовали мы.

Дыхание далёкой Колымы

Коснулось нас. Она была уж близко.

 

Что знали мы о Колыме тогда?

Да ничего. А знай мы хоть немного,

То пали б ниц и попросили б Бога,

Чтоб в наши трюмы хлынула вода!..

 

Борис Теплинский

1899 – 1972

 

* * *

 

Тюрьма моя за городом далёко,

И часто на прогулке вижу я,

Как реет в синеве небес глубокой

Проворных истребителей семья.

 

И напряжённо жадными глазами

С тоской гляжу я вслед им до тех пор,

Пока не затуманился слезами

Отвыкший от небесных далей взор.

 

Аэродромов, видно, здесь немало –

И тех, что я в дни молодости знал,

А может быть, и тех, где я, бывало,

В года свои свободные летал.

 

И, в небеса лазурные взлетая,

Чертя крылом простор их голубой,

Не думал ведь в те годы никогда я,

Что здесь мой путь проходит над тюрьмой.

 

И может быть, как я теперь с тоскою

Гляжу на голубые небеса,

Мне узник вслед глядел, прикрыв рукою

Свои в тюрьме померкшие глаза.

 

Так сокол, погибающий в неволе,

На небо недоступное глядит

И взором, затемнённым смертной болью,

За братьями свободными следит.

 

1952

 

Александр Чижевский

1897 – 1964

 

* * *

 

Что человеку гибель мирозданья –

Пусть меркнет неба звёздная порфира:

Страшитесь же иного угасанья:

Мрак разума ужасней мрака мира!

 

Челябинск. Тюрьма. 1942

 

* * *

 

Темно вокруг тебя, и страшно бытие.

Благодари судьбу, а не пытай её.

Неверен солнца свет: всё – бред, всё – тлен: пойми!

И даже чёрный день как дивный дар прими.

 

Ивдель, 31 октября 1943

 

Федот Сучков

1915 – 1991

 

Память

 

Ю. Кублановскому

 

Помню свинушки, синюшки, чернушки.

Помню гляделки солёной корюшки.

Помню холодные ноги подружки.

Помнятся мёртвые сны без подушки.

Помнятся тёртые речи и встречи,

окрики, хлеще секущей картечи,

муть затирушек, немытые миски,

в мусорных ямах турнепса очистки…

 

Многое помнится… И в одиночке

был я, должно быть, рождённым в сорочке.

 

* * *

 

Моя любовь сошла с ума.

И я, наверно, сумасшедший.

Ведь с каждым днём все легче, легче

моя дырявая сума.

И с каждым часом без натяжек

горжусь я лёгкостью такой.

Я говорю: мой крест не тяжек,

поскольку он внутри пустой.

 

И я иду с прямою выей,

с поднятой к небу головой,

счастливей всех, себя счастливей

и самому себе конвой!

 

Николай Домовитов

1918 – 1996

 

Гири

 

Воздух пахнет, наверно, весной.

Звонко падают с крыши капели.

Я лежу в одиночке сырой,

Пригвождённый к тюремной постели.

Я лежу и считаю часы…

Я ни в чём не виновен, поверьте!

Жду, когда покачнутся весы

С двумя гирями – жизни и смерти.

Жду, когда среди серых камней

Моё сердце стучать перестанет.

Гиря смерти, увы, тяжелей,

Гирю жизни она перетянет.

Я лежу, а решётка окна

Режет небо моё на кусочки.

Я лежу…

И молчит тишина

Моей узкой сырой одиночки.

 

1944

 

Алексей Прядилов

1927 –?

 

Колыбельная надзирателя

 

Спи, подлец, на нарах сладко,

Не мечись во сне;

Золотая лихорадка

Ходит по стране.

Но во сне заспать не вздумай

Ты вину свою, –

Ты во сне о долге думай.

Баюшки-баю.

 

Пусть во сне тебе приснится

Мудрый рулевой,

Но потом не надо биться

В нары головой.

Жизнь счастливую построим

Мы в родном краю,

А пока походишь строем.

Баюшки-баю.

 

Только утром на рассвете

Не проси развод:

За тебя мы все в ответе

Каждый день и год.

За невыход на работу

В карцере сгною!

Вред тебе, а мне забота.

Баюшки-баю.

 

Серго Ломинадзе

1926 – 2007

 

* * *

 

Иду Москвою новой

В бетоне и стекле,

Посёлок Ермаково,

Забытый на земле,

 

Сосновый и еловый,

Плывёт издалека.

Посёлок Ермаково

Зэка. Зэка. Зэка.

 

Дневального убили

До воли дня за два.

Ту вышку распилили

Кому-то на дрова.

 

Ту проволоку смотали,

Свалили за холмом.

Куда, товарищ Сталин,

Сдавать металлолом?

 

Грузинское растенье,

Железная лоза…

Развеяло метелью

Конвойных голоса.

 

Развеяло, размыло,

По снегу разнесло.

Бараки запуржило,

И трассу замело.

 

Полярными ночами

Прошла судьба зенит.

Овчарки одичали,

И рельса не звенит.

 

1976

 

Орест Номикос

1912 – 1985

 

Перед смертью

 

Мрак, вонища, тюремная плесень.

Козырёк затемняет окно.

Что случилось, что мне не до песен?

Моя песенка спета давно.

Нет охоты вступать в разговоры,

Ожидаем горбушку с утра:

Полицаи и мародёры,

Бургомистры эт цетера.

Среди этой «почтенной» компании

Затесался случайно поэт.

Ожидаю кончины без паники.

Жизнь загробная есть или нет?!

Я лежу на трухлявой соломе

В трёх шагах от вонючей параши.

Размышляю в предсмертной истоме

И гоню от себя страх щемящий.

Не таскал я для виселиц бревна

И верёвок для петель не вил,

Не был старостою церковным,

Но дочурку в церкви крестил.

Жду свиданья с собственной смертью,

И надежды не теплится луч.

Может быть, мою участь в конверте

Предреши уж судейский сургуч?!

 

Кишинёвская тюрьма, 1944 – 1945

 

Леон Шпаковский

1914 –?

 

* * *

 

Сегодня вечером, когда визжит пурга

И тундра пенится холодным снегом,

Мне хочется вселенную ругать

И успокоить боль лихим побегом!

 

Бежать без памяти, вздымая снежный пух,

В движенье бешеном подхлёстывая ветер,

Искать спасения, укрытую тропу,

Которой нет конца на этом свете.

 

Бежать туда, где жёлтый листопад

Другими красками лицо земли украсил.

Упиться встречами и целовать подряд,

Пока есть юности хоть капелька в запасе!

 

ОЛП №2, Воркутлаг, 1946

 

Лазарь Шерешевский

1926 – 2008

 

* * *

 

Да, с дороги сбился я большой

И пошёл извилистою тропкой

С детской искалеченной душой,

Чуткой, неустойчивой и робкой…

 

Рухнул вниз в стремительном пике,

Как машина, потеряв пилота,

И стою сегодня в тупике,

Погружаясь в мутное болото.

 

Не понять им истины такой:

Чёрт не страшен так, как намалёван.

Машет тонкопалою рукой

Мне кровавый призрак Гумилёва.

 

Стукнет в капсюль спущенный боёк,

И за всё, что душу пропитало,

Я последний получу паёк –

Девять грамм горячего металла.

 

Подвал контрразведки СМЕРШ, 1944

 

Юлий Дунский

1922 – 1982

 

Валерий Фрид

1922 – 1988

 

Михаил Левин

1921 – 1992

 

Бутырская песня*

 

Песни пели, с песнями дружили все,

Но всегда мечтали об одной –

А слова той песенки сложилися

За Бутырской каменной стеной.

 

Здесь опять собрались, как и прежде, мы,

По-над нарами табачный дым…

Мы простились с прежними надеждами,

С улетевшим счастьем молодым.

 

Трижды на день ходим за баландою,

Коротаем в песнях вечера

И иглой тюремной контрабандною

Шьём себе в дорогу сидора.

 

Ночь приходит в камеры угрюмые,

И тогда, в тюремной тишине,

Кто из нас, ребята, не подумает:

Помнят ли на воле обо мне?

 

О себе не больно мы заботимся,

Написали б с воли поскорей!

Ведь, когда домой ещё воротимся

Из сибирских дальних лагерей.

 

Бутырка, 1945

_____

* Два куплета этой совместной,

написанной тремя авторами песни,

приведены в первом томе

«Архипелага ГУЛАГ» А. Солженицына.

 

Елена Корибут-Дашкевич

1923 –?

 

Мёртвый ОЛП

 

В мужском лагере на Мульде произошло восстание.

После расстрела восставших туда привели женский этап.

 

Нас пригнали этапом. Зона странно молчала.

Нас пригнали на Мульду, а лагерь был пуст…

Тишина нас пугала, тишина угрожала

И предчувствием тяжким теснила нам грудь.

 

Мы вошли и застыли… Там, на стенах бараков,

Пятна свежие крови и выстрелов след…

На полу и на нарах – всюду страшные знаки.

Тёмно-красные знаки окровавленных тел…

 

Что же было на Мульде, в чёрной горестной тундре?

Кто расскажет-опишет самосудный расстрел?

Сколько душ погубили в дальнем ОЛПе на Мульде?

Кто ответит-заплатит за такой беспредел?

 

Нас пригнали на Мульду. Зона тяжко молчала…

Нас пригнали этапом, а лагерь был пуст.

Тишина на пугала, тишина угрожала,

И дыхание смерти не давало уснуть…

 

Юрий Галь

1921 – 1947

 

* * *

 

Нас двадцать смертников в клетушке,

К нам не доходит солнца луч,

Но с нами Гёте, с нами Пушкин,

И дух наш светел и могуч.

Как ночь – гремит ключами стража:

«На двор!» – проверка иль расстрел?

Мы к этому привыкли даже,

Никто пощады не хотел.

Дни перед казнью. Будто роды,

Мучительная благодать.

Но приобщившихся свободы

Уже ничем не запугать.

Как Божий мир премудр и чуден!

Высокая стена. Тюрьма.

Внутри – свобода, правда, люди.

Снаружи – рабство, звери, тьма.

 

* * *

 

Ветер, ледяной простор и воля,

Дикое наезженное поле.

Ледяная жгучая звезда…

Есть где снам несбыточным сбываться,

Где на русской тройке разгуляться,

Сердцу – сердцу надорваться навсегда.

Разогналась тройка вдоль околиц,

Плачет и тоскует колоколец,

Дальше, дальше – дух не перевесть.

А пространства русского начала

Небо звёздной пылью раскидало,

Только не прочесть…

 

1944

 

Арсений Несмелов

1889 – 1945

 

* * *

 

Пели добровольцы. Пыльные теплушки

Ринулись на запад в стукоте колёс.

С бронзовой платформы выглянули пушки.

Натиск и победа или под откос.

 

Вот и Камышово. Красных отогнали.

К Екатеринбургу нас помчит заря:

Там наш Император. Мы уже мечтали

Об освобожденье Русского царя.

 

Сократились вёрсты, – меньше перегона

Оставалось мчаться до тебя, Урал.

На его предгорьях, на холмах зелёных,

Молодой успешный бой отгрохотал.

 

И опять победа. Загоняем туже

Красные отряды в тесное кольцо.

Почему ж нет песен, братья, почему же

У гонца из штаба мёртвое лицо?

 

Почему рыдает седоусый воин?

В каждом сердце словно – всех пожарищ гарь.

В Екатеринбурге, никни головою,

Мучеником умер кроткий Государь.

 

Замирают речи, замирает слово,

В ужасе бескрайном поднялись глаза.

Это было, братья, как удар громовый,

Этого удара позабыть нельзя.

 

Вышел седоусый офицер. Большие

Поднял руки к небу, обратился к нам:

– Да, царя не стало, но жива Россия,

Родина Россия остаётся нам.

 

И к победам новым он призвал солдата,

За хребтом Уральским вздыбилась война.

С каждой годовщиной удалённей дата;

Чем она далече, тем страшней она.

 

Моим судьям

 

Часто снится: я в обширном зале…

Слышу поступь тяжкую свою,

Я пройду, куда мне указали,

Сяду на позорную скамью.

 

Сяду, встану, – много раз поднимут

Господа в мундирах за столом.

Все они с меня покровы снимут,

Буду я стоять в стыде нагом.

 

Сколько раз они меня заставят

Жизнь мою трясти-перетряхать,

И уйдут. И одного оставят,

А потом, как червяка раздавят

Тысячепудовым: расстрелять!

 

Заторопит конвоир: «Не мешкай!»

Кто-нибудь вдогонку крикнет: «Гад!»

С никому не нужною усмешкой

Подниму свой непокорный взгляд,

 

А потом – томительные ночи

Обступившей, непроломной тьмы.

Что длиннее, но и что короче

Их, рождённых сумраком тюрьмы.

 

К надписям предшественников – имя

Я прибавлю горькое своё.

Сладостное: «Боже, помяни мя»

Выскоблит тупое остриё.

 

Все земное отженю, оставлю,

Стану сердцем сумрачно-суров,

И, как зверь, почувствовавший травлю,

Вздрогну на залязгавший засов.

 

И без жалоб, судорог, молений,

не взглянув на злые ваши лбы,

Я умру, прошедший все ступени,

Все обвалы наших поражений,

Но не убежавший от борьбы!

 

Харбин, 1942

 

Пётр Востоков

1895 – 1968

 

Пожелание

 

А.С.Э.*

 

Потока лет причудливы извивы.

Я испытал удар кипящих волн.

Затронули и Вас житейских бурь порывы:

Я знал Вас девочкой – и узницей нашёл!

 

Марины дочь – слагательницы строгих

И силой внутренней одушевлённых строк,

Нет, не унизит Вас печаль страстей убогих,

И бедственный поток Вас в бездну не увлёк.

 

Душа жива. И сердце в бедах живо.

Теперь Ваш путь – на волю, к людям, ввысь.

Пусть слово матери вдохнёт в Вас дух и силу,

Чеканом строгим отчеканит мысль.

_____

* Стихотворение посвящено А.С. Эфрон –

дочери Марины Цветаевой.

 

Юрий Грунин

1931 – 2014

 

Пересыльный лагерь

 

Соликамск. Ни соли, ни Камы.

Проклинаем сорок раз, –

словно кознями, сквозняками

Мы умаяны, Соликамск.

 

Ты знаком мне из географии:

солнце раннее, школьный класс.

Ты – замком в моей биографии,

солью в раны мои, Соликамск.

 

Тут, понятно, не хлебосолье –

не до отдыха и услад.

На засолку нас всех – в Усолье,

в зашифрованный Усольлаг.

 

Мы идём под конвоем парами,

Скользкий наст.

Как ты кос и чёрен хибарами,

Соликамск!

 

Сотни сказок в сердцах оборваны,

сотни ласк.

Мы – безликие, мы – покорные,

Соликамск.

 

Соликамск. Ни соли, ни Камы нам.

Сколько нас тут прошло по векам?

Как нам быть, таким неприкаянным,

Соликамск?

 

1947

 

Анатолий Александров

1927 –?

 

Путь на свободу

 

Два парня волокут к воротам

Очередного мертвеца.

Там, за горой, за поворотом,

Они зароют молодца.

 

Уложат голого, без гроба

С другими жертвами рядком.

Солдат его наотмашь по лбу

Бьёт деревянным молотком.

 

Так проверяют, чтоб невольник

Под видом трупа не ушёл.

Солдат смеётся: Что, соколик?

Искал свободу – и нашёл!»

 

Мертвец молчит, в оскале зубы:

Он улыбается, он рад,

Что в этот мир, жестокий, грубый,

Ему дороги нет назад.

 

Магадан, лагерь, 1946

 

* * *

 

Новую песню зэкашки поют,

Грустную песню душой выдают:

Каждое слово – страдальческий стон,

Каждая нота – мотив похорон,

Но не приму для души и ума

Выкрик: «Будь проклята ты, Колыма!»

Не Колыму надо, милые, клясть,

А коммунистов, советскую власть.

 

Пароход «Советская Латвия»,

в пути на Магадан,

декабрь 1946

 

Приди, спаси…

 

О, как мучительно больна

Моя заблудшая страна!

Вновь из Кремля очаг заразы

Пускает злые метастазы.

Звучат, как выстрелы в ночи,

Шальные приговоры судей –

Уходят, исчезают люди

Без исповеди, без свечи,

И каждый раз, теряя друга,

Я ожидаю свой черёд,

А сердце в грудь стучит упруго:

Он не придёт, он обойдёт!

Тогда, свергая прах сомнений,

Я опускаюсь на колени.

О, Господи, услышь мой плач!

Я верю – Ты всесильный Врач,

Приди, спаси святой любовью

Русь, истекающую кровью,

А вместе с ней спасусь и я,

Тебе во славу гимн творя.

 

Галимый, лагерь, 1949

 

_____

* Продолжение. Начало в номере 22(478) от 1 августа 2019 года.