Сергей Хомутов

Сергей Хомутов

Четвёртое измерение № 30 (594) от 21 октября 2022 года

Я страшных сказок не читаю

* * *

 

Время строго сметает ненужную пыль,

Видеть в будущем хочет надёжные всходы.

Нынче глупо считать, кто кого перепил,

Перепел, – как случалось в блаженные годы.

 

В переломные сроки являлось не то,

Что когда-то решить однозначно хотели…

Время всё процедило, как сквозь решето,

Не туда и не так, оказалось, глядели.

 

Хоть пытались витийствовать и потрясать,

Но в итоге приветила мудрая вечность

Тех, кого «с корабля» собирались бросать,

Или на корабле отправляли в безвестность.

 

* * *

 

Сколько делал заначек в рублях и бутылках,

И, признаюсь, нередко спасали они, –

У случайностей быть не хотел на посылках,

И в похмельных рассветах, и в чёрные дни.

 

Вот бы так же однажды я мог попытаться, –

Как заначку, на завтра и жизнь отложить,

Лет на десять хотя бы, а лучше на двадцать, –

Чтобы после достать и по-прежнему жить.

 

Вроде синей тысчонки иль белой бутылки,

Столь бесценный, тобой сбереженный запас

С удовольствием вынуть из тайной копилки,

Даже в тот, безнадежный, казалось бы, час.

 

И подумать, что всё-то предвидел как надо,

Всё расчетливо предусмотрел, по уму.

…Только вдруг утаённое мною когда-то,

Будет после не нужно уже никому.

 

* * *

 

А человек – подобие цветка

У железнодорожной магистрали,

Над рельсами его полураспяли,

И жизнь тревожна, да и коротка.

 

День изо дня, из часа в час гремит

Угрюмое, холодное железо,

Ну а цветку бы к полю или к лесу –

Росою мыться и глядеть в зенит.

 

Но словно дан ему такой зарок,

И лишь одно, пожалуй, остаётся –

Разгадывать, куда судьба прибьётся,

Куда качнет внезапный ветерок?

 

В конце восьмидесятых

 

Те годы запомнит страна –

Деленье на нищих и сытых,

Тогда мы постигли сполна

Опасность архивов открытых.

 

Вскрывая, взывая, скорбя,

Среди очумелого пира

Обрушились вдруг на тебя

Все противоречия мира.

 

И радуйся или же плачь –

Но злоба нависла над строем,

Здесь – жертва, а рядом – палач,

Предатель в соседстве с героем.

 

Ничтожество и торжество –

То низменно, то благодатно,

И грустно совсем оттого:

Где правда, где ложь – непонятно.

 

Столетия всплыли со дна

И близкие десятилетья,

За всё, что случилось, вина

Хлестала по душам, как плетью.

 

И слёзы, и стоны, и кровь,

И думалось: то, что творилось,

Явилось из прошлого вновь,

Легко бы опять повторилось –

 

Жестокость любого суда,

Бездушная власть самосуда,

И даже распятье Христа,

Во имя греховного люда.

 

* * *

 

Есть заклятье знамений, знамён,

И примеры такие известны…

Повторением темных имён

Мы вернем их однажды из бездны.

 

Потому оглашать не хочу

Властолюбцев ушедших столетий.

…Засветить бы навечно свечу

Над явлением скорбных наследий.

 

Позабыть, а точнее, предать

Всех своим временам и законам, –

Сколько можно минувшим страдать,

То к проклятьям сходя, то к поклонам?

 

Глупо в прошлом спасенье искать,

Уповать на всесильных пытаться…

Их вторично потом закопать

Нам, возможно, уже не удастся.

 

* * *

 

Я страшных сказок не читаю,

Вот явь пугает каждый день,

В ней беспросветно обитаю,

Как в зарослях осины пень.

 

Ещё ни полного забвенья,

Ни отчужденья не ищу, –

Былые вспоминаю рвенья,

По времени тому грущу.

 

Хоть сожалеть – себе дороже,

От помыслов не отрешусь,

Что, может быть, кому-то всё же,

Зачем не знаю, но сгожусь.

 

Мой облик сумрачный, неловкий

Вдруг да заметят в глубине?..

Но только с мылом и верёвкой

Прошу не подходить ко мне.

 

* * *

 

Вот и всё. Пора искать другую,

Для души хоть чем-то дорогую,

Коль осталась до сих пор душа.

Ты была, но только благодарность

Не отметит наших чувств бездарность –

Право жить, ничем не дорожа.

 

Ты была, но разве это чудо,

Коль внутри теперь одна остуда,

Лягушачий холод в глубине,

Да твоя ненужная манерность,

Да моя игрушечная верность

Собственной надуманной вине.

 

Ты уходишь скучною походкой,

Я лечусь высокосортной водкой –

Явленная сцена не нова.

Поздно у судьбы молить спасенья,

И уже не будет вознесенья,

Если не свершилось рождества.

 

* * *

 

Опадает грустно по листочку

Крона жизни – это всё ясней, –

Кажется, вот-вот сожмётся в точку

Срок от детства до преклонных дней.

 

Неизменны времени порядки,

Прошлое всегда – единый свод,

Некогда счастливые оглядки

Тяжелей уже из года в год.

 

Лишь недавно постигал упрямо

То, что после так легко терял, –

Вот уже бросаешь комья в ямы

Тем, с кем ты в песочнице играл.

 

* * *

 

Проявили многие бы резвость,

И народ повеселее жил,

Если б можно было

                          в морду врезать

Всем, кто это явно заслужил;

По закону, не страшась ответа,

За любую из дурных затей…

И пошла бы, видимо, по свету

Вереница меченых людей.

Тот – с разбитым носом,

                              тот – с губою,

Фонари сияют по глазам…

Столькие предстали бы толпою

И средь них, наверное, ты сам.

 

* * *

 

И я как будто не был…

Г. Русаков «Просовы на дорогах…»

 

Не случайно – «быть или не быть».

Только всё же твой ли выбор это?..

Вот глотаешь повседневный быт,

А итог подводят выше где-то.

 

Оттого и горбится вопрос:

«Чем себя значительным отметить?» –

Он, как никакой другой, не прост,

Если самому нельзя ответить.

 

Что ж, пускай решат в иных местах,

Поощряя или же карая, –

Не скажу, чтобы не мучил страх,

Жизнь уже колеблется у края.

 

Но куда страшней, как то ни взвесь,

Коль, за что и не понять осудят,

Словно в карты, разыграют – здесь,

Ну а дальше ничего не будет.

 

Изгнанникам

 

Вдали от родимых и милых

Просторов России моей –

Простые кресты на могилах

Великих её сыновей.

 

Тоскою по этим просторам

Они исстрадались давно,

Как грустные птицы, которым

Взлететь никогда не дано.

 

В них горестное откровенье

Затерянных в вечности дней

И тихое благословенье

Жестокой Отчизне своей.

 

* * *

 

Всё печальней прошлое листаю,

Строки покаянные пишу,

Кружат в голове, сбиваясь в стаю,

Мысли, что бесплодно ворошу.

 

Пройденную не спрямишь дорогу

На каком-то скомканном шагу.

Мало в этих покаяньях проку,

Если жить иначе не могу.

 

Да, срывался, обдирал до боли

Душу на извилинах шальных,

Но железноватый привкус воли

Для меня дороже всех иных.

 

Что напрасно биться в укоризне?

Пусть потом рассудят, кем ты был.

Может, и останется от жизни

Лишь тот шаг, что в сторону ступил.