Нельзя перескочить пропасть в два прыжка, но Сибирь, к счастью, не пропасть, в ней всегда есть куда приземлиться и от чего оттолкнуться. Так что по дороге на Дальний Восток я сначала зазимовал в Иркутске, потом отступил до Красноярска, потом... Впрочем, стоит ли забивать ваши головы длинным перечнем, проще назвать, где я не был, да и это, пожалуй, ни к чему. Короче, одним из промежуточных пунктов оказался Мирный. Тот, где алмазы добывают. Но, чтобы избежать лишних вопросов, скажу сразу – камушки эти драгоценные не видел и людей, которые их в руках держали, не встречал. И вам не советую. Не знаю, как теперь, а раньше там специальный дом, битком набитый сотрудниками, занимался лечением народа от жадности, а заодно и от праздного любопытства. Да я и без них к драгоценным камням и металлам интереса не проявлял. С детства равнодушен. Так что про алмазы ничего сказать не могу. А вот пиво там было замечательное. Потом испортилось. Но я застал лучшие времена.
Хорошее. Много. Без очередей.
Выложено алмазами!
Стою возле бочки, допиваю третью кружку, уже лишнюю, потому что билет в кино взял. Смотрю, парнишка подходит. Здоровается. Я сначала подумал, что с крановщицей, ну с тёткой, которая кран у бочки открывает, потому как сам я в городе второй день, знакомыми обзавестись не успел. Но крановщица на его приветствие не реагирует, да и парень на неё не смотрит, ко мне обращается: «Башка, – говорит, – как чугунная, возьми пару кружек».
Полтинник – не деньги, беру. Я бы и сам с ним выпил, если бы в кино не идти. Почему бы не поболтать, не разузнать про жизнь в городе. На всякий случай спросил, не обознался ли, слишком уж по-свойски подошёл и пива потребовал.
«Скорее всего перепутал», – сказал, как отмахнулся. Ни извинений. Ни спасибо.
Он остался допивать, я пошёл. В клубе, пока журнал крутили, всё о нём думал. Не мог понять, что за фрукт: или хитрый наглец, или после крупной поддачи соображаловка заторможена, или у них на Севере так принято?!
Дней десять прошло, я уже и забыл о нём, других впечатлений хватало. Сижу в столовой, хлебаю не очень горячие щи. Подходит. На мне красный свитер был, по нему, наверное, и высмотрел. Здоровается и говорит: «Слушай, тут меня в гости позвали, дай хотя бы пятёрку, а то с пустыми руками неудобно заявляться».
И опять запросто, весь в нетерпении, словно его такси на улице ждёт. Смотрит на меня недоумевающим взглядом – почему, такой-рассякой, задерживаю занятого человека.
«С какой стати?» – спрашиваю.
Он ещё больше удивляется.
«Ты разве не знаешь, что я восьмой ребёнок в городе?»
Меня смех разобрал. А он хоть бы что – стоит, ждёт. Тогда я заявляю: иди-ка, парень, по-хорошему, вот если б ты первым ребёнком был...
Памятник геологам-первопроходцам 2000 год.
Он, конечно, пообещал, что пожалею об этом. Но я подобных обещаний успел к тому времени наслушаться и не от таких ухарей. Парнишечка-то, как маманя моя говорила, совсем невразумительный, да и сопляк ещё, лет восемнадцати, если не меньше.
Погрозил ради приличия и без лишнего шума удалился. А я просмеяться не могу. Надо же, думаю, сочинить, не какой-нибудь, а именно – восьмой, хотя бы пятым для ровного счёта назвался, если в первые выйти поскромничал.
Городишко маленький, встретились, разумеется, но он не узнал меня. Не притворился забывчивым, а действительно не узнал – столкнулись в дверях магазина. Трезвый был. Напоминать о себе я не стал – чего уж там, пусть живёт. Потом и пьяненького увидел. Пошёл в ресторан обновить костюм, купленный с первой северной зарплаты. Парнишечка этот раза три мимо прошмыгнул, искал кого-то, но меня опять проигнорировал, не хотел узнавать без красного свитера. Я, конечно, не в претензии. И не до него было. Другой кадр отвлёк. Подсел пьяный мужик в мятом пиджаке, но при «бабочке». Вежливый до подозрительного. Извинился раза три подряд и протягивает десятку. Наверное, у меня что-то с лицом случилось. Он снова в извинения ударился, говорит много, но пьяный, да ещё и заикается – из всех слов разбираю только «триста граммов» и «стерва официантка».
Мирный 70-х. Восьмой ребёнок?
Соглашаюсь: да – стерва, но деньги-то зачем совать? Еле уяснил, официантка посчитала, будто ему уже достаточно и не берёт заказ, поэтому он и просит меня. И всего-то. А я уже вообразил, что опять в какую-нибудь неприличность втягивают. На радостях налил ему из своего графина. Мужик выпил рюмку, успокоился, и речь у него сразу выправилась, или слух мой приноровился. В общем, хорошо стало. А после второй – ещё лучше. Времени до закрытия ресторана много, девушек свободных совсем нет – все условия для неторопливой мужской беседы. И тут мой новый друг заявляет:
«Хочешь, я для тебя песню спою?»
Мирный 70-х. «Восьмой» ребёнок.
У меня снова нехорошие подозрения. Но успокаиваю себя – главное быть готовым, чтобы врасплох не попасться. Смотрю, по карманам начал шариться. Достаёт пятёрку. Ах, вот оно что, думаю, решил заказать музыкантам специально для меня. Пробую урезонить, не стоит, мол, и так хорошо. А его заусило.
«Не обижай, пожалуйста, – говорит, – хочу песню. А ты попроси официантку ещё принести».
Против нового графина я ничего не имею, надо же куда-то червонец девать, который он перед знакомством всучил. Подзываю официантку и за корешом следить не забываю. Вижу, подходит к лабухам, даёт деньги, но возвращаться не спешит, зачем-то к микрофону поднялся... И вдруг запел. Затянул, как самый натуральный артист, по крайней мере, лучше, чем тот, кабацкий. И песня душевная. Сейчас её забыли, а тогда модная была: «Листья жёлтые медленно падают в нашем старом забытом саду». Нет, честное слово, хорошо спел, и народ ему хлопал. Я только одного не понял – с какой стати он деньги заплатил. По моему разумению, всё должно быть наоборот. Спросил у него.
Мирный тогда и сейчас. Так живут до сих пор старожилы города.
«Не разрешают, – говорит, – без денег. Даже таксу подняли. Сначала трояк требовали, а теперь – пятёрку».
Я порывался пристыдить подонков. Но он не пустил, испугался, что в следующий раз не подпустят к микрофону. Оказалось, он уже три года так поёт, каждую пятницу. Если перед получкой худеют карманы – занимает. И ничего с собой поделать не может. В пятницу не споёт – всю неделю места себе не находит, рычит на всех, работа из рук валится. Но перед тем, как встать к микрофону, надо обязательно выпить. У трезвого не получается.
Вот такие соловьи встречаются в районах вечной мерзлоты.
Потом к нам ещё два мужика присоединились. Знакомые певца. Поклонники, можно сказать. Подсели с твёрдым желанием угостить хорошего человека. Только разлили и сразу же вынырнул «восьмой ребёнок». Словно из дыма возник и, что характерно, со стулом в руках. Его нам только и не хватало. Выяснять отношения при людях желания совсем не было, а приглашать за стол – тем более. Позорища не оберёшься. Решил, дам денег, и пусть выпьет за моё здоровье где-нибудь на безопасном расстоянии. Но один из новых знакомых меня опередил. Поднялся, развернул пацана липом к выходу и тихо, чтобы не привлекать внимание, прошептал:
«Ещё раз появишься, уши нарву».
Кто из них «восьмой» ребёнок?
Потом увидел, что я вроде как в некотором замешательстве и поспешил объяснить, чтобы жмотом не казаться.
«Надоел, – говорит, – час назад с пустой рюмкой подходил, а теперь со стулом приволокся. Перебор».
Тогда и я рассказал историю нашего знакомства. Надеялся рассмешить их анекдотом про восьмого ребенка. А они не смеются. Никакого анекдота. Всё взаправду. Действительно – восьмой.
А история такая.
Дорос городишко до первого юбилея. Стали готовиться к торжествам и взбрело в чью-то умную голову отыскать первого ребенка. Подробностей мужики не знали, рядовых членов профсоюза к дворцовым тайнам не подпускают, но родителей первенца разыскать не смогли. Северная романтика – не для молодых мамаш. И второго ребёнка увезли, и третьего, и так далее... А восьмого – везти было некуда. Мамаша – уборщица. Отец – неизвестный герой. Не лучший расклад, но могло быть и хуже. Эта хоть непьющая была, и мальчонка тихонький. Учился, правда, еле-еле на троечки, но успеваемость всегда можно подтянуть. Выписали женщине премию на покупку парадной одежды. Пацана заставили выучить стихотворение о Родине для торжественного концерта. Объявили, что выступает не просто школьник, а восьмой ребёнок в городе. На пионерских линейках назначили знаменосцем. Фотографию в местной газете напечатали. Вот и вся слава. Но ему хватило и этого. Юбилейные дни закончились. Город возвратился к трудовым будням. А пацан возвратиться не смог. В школе не доучился. Устроили учеником токаря. А работяги – сами, порой, как дети. Тоже игрушки любят. Нальют полстакана и начинают расспрашивать, как он с министрами в одной «Волге» разъезжал. Красиво врать таланта не имелось, а правда быстро приедается, особенно если она куценькая...
Первые БеЛАЗы в городе. Конец 60-х.
Мужик, который пацана выпроваживал, покаялся, виноват, дескать, случалось от скуки к столу подзывать, друзьям на потеху...
Сидим, разговариваем на тему, как люди становятся игрушками. И вдруг в дальнем углу зала поднялся крик. Музыканты перекуривали, так что голосок «восьмого ребёнка» расслышать было нетрудно. Мужики сразу же рванули на помощь. Мы с певцом тоже поднялись. А там уже куча мала. Где свои, где чужие – не разберёшь. Хорошо ещё официантка не растерялась, подняла истошный визг и закричала, что милицию вызвала. Заступников-то орава набежала, а обидчики вдвоём, они с перепугу и за ножи могли схватиться. Обидно скучать на больничной койке, на тюремных нарах и того обиднее. Особенно из-за ерунды. Потом, когда разобрались и мировую выпили, хватились виновника. Нашли в гардеробе. Спал, как суслик. Разбудили поганца. Потрясли за грудки. Высказали всё... И дали опохмелиться, жалко же придурка.
© Сергей Кузнечихин, 2022.
© 45-я параллель, 2022
Акцент-45. Редакция альманаха «45-я параллель» благодарит издательство «Вече» за профессиональную дружескую помощь при подготовке этого материала.
А здесь – новость о престижной премии, присуждённой Сергею Даниловичу Кузнечихину: http://www.veche.ru/news/show/81/858.
Иллюстрации:
подборка фотографий Мирного 1970-х годов
(из открытых интернет-источников).