Сергей
Марков

Самородная солнечность строф и строк

Из книги судеб. Поэт, прозаик, путешественник, общественный деятель. Сергей Николаевич Сергей Николаевич родился в посаде Парфентьев Кологривского уезда Костромской губернии 30.08. (12.09.)1906. Его отец, Н.В. Марков, происходивший из уральского казачества, был землеустроителем, производил межевые работы в Костромской и Вологодской губерниях. По материнской линии предки поэта – вологодские и петербургские мелкопоместные и обедневшие дворяне, чей род не раз соприкасался/пересекался с историком литературы Ф.Д. Батюшковым, известным писателем-этнографом С.В. Максимовым и другими славными именами.

В вологодском уездном городке Грязовце будущий поэт стал гимназистом, но учился лишь два года. После февральских событий 1917-го его отец с семьей переехал к себе на родину, в город Верхнеуральск, на должность мирового судьи, а затем председателя земельной комиссии. В поездках вместе с отцом, улаживавшим в южноуральских краях конфликты между казачеством и степными племенами, юный Марков начинает знакомиться со стихией «горячего ветра», с бытиём восточных народностей.

В 1919-м семья Маркова с отступающими под натиском красных колчаковскими частями Каппеля и Дутова уходит в казахские степи. Марков глазами подростка видит ужасы братоубийственной гражданской бойни, что впоследствии станет основой его рассказов и романа «Рыжий Будда» (прототип главного героя – барон Унгерн). В Акмолинске от тифа умирает отец Маркова, а вскоре – и мать. 13-летний Марков берёт на себя заботу о младших братьях и сёстрах.

Творческое созревание Маркова было стремительным. В 1924 его приглашают работать в газеты казахстанского Петропавловска, потом в Томск и Омск. Первая поездка в Москву – 1924, первая публикация в журнале «Красная нива». 1926–1928 – самый плодотворный период творческой молодости Маркова: работа в Новосибирске, в газете «Советская Сибирь» и новом журнале «Сибирские огни». Окружение Маркова: В. Зазубрин, писатель-минералог П.Драверт и практически весь цвет русской сибирской литературы двадцатых…

Сергей Николаевич участвует в геологических экспедициях по всей Сибири и Алтаю, идёт по следам русских землепроходцев былых веков, работает в архивах. В эти годы Марков становится тем «следопытом веков и тысячелетий», который и оставил свой след в отечественной культуре. Пишет и поэзию, и прозу (созданный в тот период роман «Рыжий Будда» впервые опубликован лишь в конце восьмидесятых). Рассказы, очерки, стихи Маркова публикуются в сибирских изданиях и в столицу. Его приглашают в Москву.

Но нежданно на окружение Маркова и на него самого обрушиваются репрессии со стороны сил, имевших ключевые позиции в местных органах власти и ЧК. Марков вынужден спешно уехать в Ленинград.

10 апреля 1932 Сергей Марков был арестован по обвинению в создании контрреволюционной группировки (так называемое «дело Сибирской бригады»; по нему же проходили Л.Мартынов, Е.Забелин, П.Васильев, Н.Анов), содержался во внутренней тюрьме на Лубянке. 2 июля 1932-го, по окончании следствия, отправлен с первым этапом в ссылку сроком на три года, считая срок заключения.

В 1932–1936 жил в Мезени, Архангельске, работал в газетах «Правда Севера» и «Ударник лесоэкспорта», состоял собственным корреспондентом газеты «Вечерняя Москва» по Северному краю, работал в СевРОСТА и СевТАСС. Ссыльный Марков участвует в морских и сухопутных полярных экспедициях, делает ряд важных историко-географических открытий, исследует быт народов Севера. В Вологде находит и обрабатывает архив Русско-Американской компании XVIII–XIX веков, ставший основой его «Тихоокеанской картотеки» и ряда будущих книг о «Русской Америке». В 1935 его очерки и корреспонденции спасают от уничтожения ряд народных промыслов Севера (устюжское серебро). В 1936 поселяется под Калинином, в «Тверской Карелии». И… – новый арест, Лубянка и Таганская тюрьма. Поэта поселяют в Можайске. Там он пишет роман «Юконский ворон» и свои вершинные стихотворения, входящие во все антологии русской советской поэзии (например, «Знаю я – малиновою ранью…», посвящённое красавице Галине, на которой он женился перед войной).

В 1941 СМ был мобилизован, несмотря на возраст, болезнь и плохое зрение; с 9 сентября 1941 по 16 декабря 1942 служил рядовым 33-й запасной стрелковой бригады Западного фронта, демобилизован вследствие крайнего истощения. По окончании войны вместе с семьёй жил в Москве.

В центральной периодике печатаются циклы его историко-патриотических баллад и очерков. Живёт Марков с семьей во флигеле Литинститута. В 1945 вышел в свет «Юконский ворон», бестселлер следующего полувека (переиздавался десятки раз!)

В 1946 вышла первая книга стихов Маркова, «Радуга-река», сначала встреченная восторженными откликами в печати, а затем (после Постановления ЦК и речи А. Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград») яро ошельмованная за «русопятство».

Марков ждал нового ареста. Но по личному телефонному указанию Сталина приступил к написанию книги «Летопись Аляски», доказывающей право России и СССР на владение территориями Северной Америки (на основании исторических документов). Это спасло писателя! В сороковые-пятидесятые выходят его книги о Н. Миклухо-Маклае, Н. Пржевальском, Ч. Валиханове, С. Дежневе.

Но лишь в 1959-м увидела свет вторая книга его стихов «Золотая пчела». Шестидесятые ознаменовались выходом ряда книг стихов и прозы Маркова. В начале семидесятых издана книга его избранных поэтических произведений и двухтомный свод повествований о русских землепроходцах за минувшую тысячу лет – «Вечные следы» и «Земной круг». В 1978-м увидела свет лучшая прижизненная книга его стихов «Серебряный простор».

Сам себя СМ называл «последним жадным следопытом».

Среди разысканий, сделанных самим Марковым или по его инициативе, – архивы, библиотеки и документы Г.И. Шелихова, Г.В. Юдина, К.Т. Хлебникова, И.А. Кускова, И.О. Селифонтова, Л.А. Загоскина, И.М. Симонова, Н.П. Резанова, Н.А. Бегичева, А.А. Баранова, рода Строгановых… По почину или радениями Маркова были спасены многие музеи и культурные ценности России, поставлены памятники Афанасию Никитину, Семёну Дежнёву, Николаю Пржевальскому, Чокану Валиханову, восстановлена Триумфальная арка в Москве, присвоено имя Александра Грина одному из островов в северной части Тихого океана.

Умер Сергей Николаевич 4 апреля 1979 года…

Посмертно изданы: «Избранные произведения в двух томах» (1980); книги, романы, сборники стихов и прозы: «Стихотворения» (1985); «Вечные следы» (1982); «Светильник» (1986); «Юконский ворон. Роман» (1986); «Знаю я – малиновою ранью» (1989); «Баллада о столетье» (1989), «Рыжий Будда» (журнал «Сибирские огни», 1989), «Картонный домик» (1990); «Избранные произведения в двух томах» (1990); «Обманутые скитальцы» (1991)…

 

Первоисточники:

Сайт «Института русской цивилизации» и другие сетевые ресурсы

* * *

 

Густым дыханием Сибири наполненные строки, строфы, стихи – стихи самородные, с высверками изумрудов, с тайнописью ветхого санскрита, с внезапными осколками прозрений – осколками, играющими солнечным светом.

Опыт – своеродное, личностное богатство – опыт странствий, и золотой опыт научного изыскания, облагороженный долгими тропами путешествий.

Всё накопленное по незримым каналам идёт в стихи. И живут они, переливаются тысячеблико, сверкают снопами брызг и лучей – точные и яркие, как сама жизнь…

 

 

Послесловие к «Летописи Аляски»

 

Мне посоветовали написать послесловие к новому изданию моей «Летописи Аляски», и я внял этому совету.

Да и в самом деле, в мире многое изменилось за последние годы...

Почтальон протягивает мне плотный пакет, украшенный яркими цветными марками. На них изображены космические корабли «Союз» и «Аполлон». В пакете же – замечательное красочное издание с изображениями индейцев и алеутов и видами аляскинских городов. Это подарок Антуанетт Шалкоп из города Анкориджа. Антонина Федоровна, как она любит иногда себя называть, записывает на магнитофон образцы русской речи и старинные русские песни жителей острова Кадьяк. Сама она хорошо говорит и пишет по-русски.

Отправляя ответ Антонине Федоровне, я, в свою очередь, наклеиваю на конверт советские марки с изображениями «Союза» и «Аполлона». Пусть они летят на немыслимой высоте в занесённый снегами город Анкоридж, где не так давно побывали советские археологи во главе с академиком А.П. Окладниковым, сотрудничавшие с американским учёным В.С. Лафлиным и его коллегами.

 

– Вам известно одно, нам другое, а вместе мы можем открыть нечто фантастическое, – сказал А.П. Окладников археологам Нового Света. Он имел в виду тайны, сопровождавшие заселение Северной Америки древними обитателями просторов Азии.

Муза воспоминаний, перелистывая книгу моей жизни, останавливается на странице, посвящённой Сибири. 20-е годы на исходе. В пыльном и просторном Омске, в доме на улице Красных Зорь, Леонид Мартынов, протягивая мне свою рукопись, вынутую из письменного стола, говорит:

– Вот рассказ...

– «Индеец Воробьёв»... Что такое?!

– Читай!

Речь шла об аляскинском крещёном индейце, носителе русской фамилии.

Почему он тогда меня удивил?

В то время тема Русской Америки отсутствовала в советской литературе. Правда, в Ленинграде в издательстве «Красной газеты» вышла книжка Новодворского со странным «картёжным» названием «Коронка в пиках до валета» – непритязательный приключенческий роман об Аляске. Но книга, насколько я помню, была предварена предисловием знающего человека. Он рассказывал об истории Русской Америки.

Леонид Мартынов не помнит, каким источником пользовался он, когда писал «Индейца Воробьёва». Да и рукопись рассказа куда-то затерялась.

– Откуда пришёл ко мне образ индейца Воробьева, не знаю, – говорит Леонид Мартынов. – Но помню, что мой индеец – высокий, с монгольским складом смуглого и скуластого лица. Он как будто пришёл из-за Иртыша...

Но, конечно, не сам мартыновский индеец Воробьёв, а далёкие предки его пришли из мглистых глубин Азии к Берингову мосту, а потом очутились в Северной Америке.

После разговора об индейце Воробьёве прошло немного времени. Мы получили возможность прочесть поэму русского уроженца Калифорнии Александра Алланда «Русская Америка» (1930), присланную в Сибирь из Нью-Йорка Давидом Бурлюком. Это было произведение, исполненное гордости за судьбу одинокого форта Росс, высившегося на скалах Северной Калифорнии.

Потом настало время, когда из печати вышли обстоятельные труды Л.С. Берга и С.Б. Окуня о Российско-Американской компании. Они были сопровождены богатой библиографией, в которой были указаны русские и иностранные источники по истории Русской Америки. Это было началом большой работы советских историков, этнографов, археологов, писателей.

Теперь же можно назвать множество имен советских авторов, изучающих историю Русской Америки после С.Б, Окуня и Л.С. Берга. Вот их имена: А.Ф. Брюханов, А.И. Андреев, Г.П. Чиж, С.Н. Марков, Р.В. Макарова, М.В. Степанова, А.В. Ефимов, Ю.П. Аверкиева, М.Б. Черненко, Ю.А. Жуков, М.Е. Зуев-Ордынец, Е.Э. Бломквист, И.Ф. Кратт, В.И. Греков, А.И. Алексеев, Г.А. Агранат, С.Г. Фёдорова, О.М. Медушевская, В.С. Григорьев, В.А. Дивин, Б.В. Лукин, Р.Г. Ляпунова, В.С. Слодкевич, В.М. Пасецкий, Б.Н. Вишневский, Н.А. Черницын, Н.Н. Болховитинов, Б.П. Полевой, М.И. Белов, А.П. Окладников, В.Е. Ларичев, А.П. Деревянко, В.И. Безъязычный, Р.С. Василевский, И.В. Глушанков.

Я постарался перечислить всех известных мне авторов, изучающих славную историю Русской Америки. История эта продолжает создаваться на наших глазах.

 

* * *

 

Канадский историк Ричард Остин Пирс в последние годы не раз посетил нашу страну. Он работал в научных библиотеках, встречался с советскими исследователями.

Пирс вспоминал о своём путешествии по просторным морским заливам Аляски, совершённом вместе с калифорнийским ученым А.-Ф. Доллом. Они искали зримые следы пребывания наших предков на Аляске, зарывших в каменную землю плиты с изображениями российского герба.

А.-Ф. Долл прислал мне описание этих скитаний смелых учёных по безграничным водным просторам, вдоль берегов, исковерканных землетрясениями и неистовыми судорогами океана – цунами.

Мистер Р.-О. Пирс рассказывал о потомках русских на Аляске. Он вспомнил Осколкову, лучшую пластальщицу лососей на рыбных промыслах Кетчикана. У Осколковой отбоя нет от женихов – она богатая невеста.

Слушаю рассказ Пирса и радуюсь. Стоит мне вынуть один из ящиков моей картотеки, как там обнаружатся записи о роде Осколковых, выходцах из Поморья. Один из них, Афанасий, был другом тобольского ссыльного, учёного хорвата Юрия Крижанича, в XVII веке рассуждавшего о границах русского государства на Северо-Востоке. Кто из Осколковых переплыл Берингов пролив и очутился на берегах Аляски? Теперь там стоит рослая русская певунья, пластая острым ножом серебряных лососей, как это делали испокон веков её предки в Поморье.

 

* * *

 

Историки Русской Америки А.-Ф. Долл, Н.И. Рокитянский, В.Петров, М.Шервуд ныне живут и трудятся в Калифорнии; В.Фишер – на Аляске, Т.Армстронг – в Англии, Д.Ван-Стоун – в Чикаго, Ж.Малари – во Франции. Но ни воздушный, ни земной океаны уже не являются препятствием для дружеских связей советских и зарубежных историков.

Профессор П.И. Рокитянский вместе с А.-Ф. Доллом от имени Калифорнийского исторического центра осуществили одно замечательное предприятие.

На широкой ладони Н. И. Рокитянского блеснула большая медаль. На её поверхности – лицо человека, которого мы хорошо знаем.

– Иван Кусков! – вырвалось у меня.

Так было, когда я вместе с другими советскими историками получил памятную медаль, выбитую в честь русского форта Росс и её основателя Ивана Кускова. Надписи па медали – на английском и русском языках. Иван Кусков смотрит на нас из золотого лона...

Мне эта медаль особенно дорога.

В своё время тотемский краевед Н.А. Черницын прислал мне копию портрета Ивана Кускова, написанного в форте Росс. Я воспользовался, воспроизвёл этот портрет во втором издании «Летописи Аляски», и изображение героя Русской Калифорнии начали перепечатывать в других книгах. Теперь оно украшает Калифорнийскую медаль!

– Ваша «Летопись Аляски», – сказал мне Н. И. Рокитянский, – помогла нам уточнить русские названия, бытовавшие в Калифорнии в прошлом веке. Мы, например, не знали, что скалистые гряды в устье реки Русской назывались Славянскими Воротами.

Прощаясь с Н. И. Рокитянским, я сказал, что он сможет замкнуть звено. Преодолев воздушный океан на реактивном самолёте на пути в Москву, он мог бы теперь поехать в Вологду и на легковой алюминиевой стрекозе лететь оттуда в Тотьму, где я лишь недавно побывал. Там он увидит дом Ивана Кускова. Наших друзей, зарубежных историков Русской Америки, гостеприимно встретят древние поморские города, где родились и начали свои походы «Колумбы Росские».

А кто-то из нас, сняв шапку, взойдёт на Камень-Кекур в Ситке или в лиственничные ворота форта Росс в благодатной Северной Калифорнии, обжитой отважными русскими людьми.

Повторяю слова академика А.П. Окладникова: «...вместе мы можем открыть нечто фантастическое...»

Будем сообща чеканить гордые медали – вещие знаки истории!

 

Сергей Марков

 

10 апреля 1977 года

Москва

 

Иллюстрации:

фотографии Сергея Маркова разных лет;

  гравюры из книги «Летопись Аляски»

Творчество