Страна одиноких гусей и больших валунов,
расставленных редко по мягким развалинам тундры;
возможность назвать сочетания эти страной,
желанье отправиться в путь до лягушек премудрых.
Пройти осторожно по мягким подушечкам мхов,
из вечной зимы укатить на стремительном лете,
ложиться легко и потом просыпаться легко,
и чутко угадывать волка в оставленном следе.
Знамение молча хлопочет о всех, обо всём,
полярным сияньем встает и колышется долго,
протяжно вздыхает на юг улетевшим гусём,
и воет, как ветер, над морду закинувшим волком.
Сбиваются в стаи, теряют свои статус кво,
на севере логика жизни предельно простая;
но силы исчерпав, уходит с достоинством волк,
и гусь в одиночестве тихо отстанет от стаи.
Останется мох, голубые разливы озёр,
страна валунов и светлейшего натиска грусти;
зима уступает и новое лето ползёт,
в нём новые волки. И новые сильные гуси…
Фотографии, снимки, мои двойники,
и твои дорогие кузины и сёстры.
Между ними – простуженные сквозняки,
между нами – таможни, Атлантика, звёзды.
Пересечь-то несложно, а вот совместить
отпечаток расплывчатый с оригиналом –
всё равно что приставить к отломку кости
незастывший рукав Обводного канала.
Всё равно что угадывать контуры губ
на кусочке желтеющей фотобумаги...
Как страницу альбома, тебя берегу,
применяю, прости, оборот негуманный...
Про себя повторяю веско,
Отпусти меня, жизнь не путай,
Тёмноглазая ирокезка.
Я не тот, я смущаю племя,
Зря помог арбалет настроить,
Отпусти меня, вышло время,
Пока нас не случилось трое...
Я опять убегу, послушай,
Мне колдун показал все знаки,
Я насыплю табак за лужей,
Чтобы след не нашли собаки,
Ты не знаешь меня, я хитрый,
Впрочем, это пойдёт во благо...
Хватит, кончим все эти игры...
Погоди, ну не надо плакать!
Успокойся! И ножик ржавый
Положи. Ну обсудим трезво...
Ну иди сюда, обожаю...
Колдуна прикажи зарезать...
Памятка покупателю мидий
в сапогах, чтобы ног не царапать,
к нам приходит мальчишка сопливый
и в корзину кладёт моих братьев.
я смотрю, приоткрыв свои створки
цвета сажи, внутри – с перламутром,
как родня удаляется горьким,
чуть солёным пронзительным утром.
Воротитесь назад, расскажите
мне про звёзды, да не про морские,
я обычный морской долгожитель
мне б наверх, чтоб дожди моросили.
Вот и братьев моих заманила
сухопутная жизнь на пределе.
А мой берег – сырая могила!
Сколько судорог в крошечном теле!
Вон идёт вперевалочку катер,
старым дизелем громко стучащий.
Собирает со дна каракатиц,
и меня подобрали, о, счастье!
Скоро будут Тобаго и Индия!
я смеюсь, я раскрылся, не в склепе!
Всё же я романтичная мидия,
Меня солнце встающее слепит!
Ко мне тянутся руки радушно,
Вдруг – в пучину бросок ножевой!
это значит – моллюск неживой!»
Сентябрь – это всё ещё лето
Восходы – роскошной тесьмой.
Сентябрь – это все еще лето
Сентябрь – ёще многое можно
Из близкого «больше нельзя».
Два лебедя парой пирожных
Ручей заливается в парке,
Ещё не включили фонтан.
Два лебедя – вещие Парки
Мы смотрим на них и немеем,
Мешается в горле комок.
Ах, знают крылатые змеи
Луна – голубое магнето.
Созвездий ночные слои.
Ещё не кончается лето,
И целый сентябрь на двоих.
В след твоей головы на подушке...
И в груди не справляется клапан...
В холодильнике черпаю снеди
И твой суп согреваю на ужин.
Я так долго на родине не был,
Сколько ждёшь, столько думаешь – рано.
Всё равно – горячо и внезапно.
Сколько раз в жизни сказано: «мама»,
Папа рядом. Горбушку намазал.
Я ему – долгожданной находкой.
Мы дыхания нервные спазмы
Улетая, беру дорогое –
Три-четыре картинки на память
От земли дрессированный «Боинг»
В облака устремляется... к маме.
Сухонький Йода. Щёлочки глаз.
Сколько истории в человеке,
Вэлфер по старости – капли бесплатно,
Только два доллара за рецепт.
Рис да пучок листового салата –
Кончились ужасы и нагрузки.
Сколько напалмовый запах льнул?
Взглядами встретились. – Русский? – Русский.
Мы были порознь, противник – общий.
Общая суша и берега.
Кто-нибудь мне объяснит попроще,
Дружба народов, льенсо*, Россия, –
Пыль в историческом сквозняке.
Мне тот вьетнамец сказал «спасибо».
---
*льенсО = советский (вьет.) – так называли русских специалистов
во Вьетнаме.
В лесах, как в клетках, каменные лёвы.
Зачем их обездвижили тюрьмой,
Полночный город светит натощак.
Полукольцо дороги – знак вопроса.
Вон полицайка катит, вереща,
Большой автобус важно, как индюк,
Лавирует вдоль кромки парапета.
А то завоет, вырвется, и вдруг
А в центре – тьма, ремонт, и нет огней.
На чёрной свечке Нельсон мраком соткан.
Он вознесён, но и прикован к ней,
Друг друга держим за руки, сполна
вобрав в себя мистическую сцену.
И циферблат далёкого Биг Бена
Нам катится навстречу, как Луна.
важно, что ухитрился сбежать я
(с) А. Дольский
Цикады уходят в цикуту,
Бегут пестицидов и ржи,
Бегут не «куда», а «откуда»,
А мы ниоткуда бежим.
Нам пофигу райские кущи,
К чертям неземное тепло.
Мы делать хотели, как лучше,
А надо во вред и назло.
Уходом своим голосуем...
Мы всех зачеркнули, пардон.
Плывём из страны рукосуев
За непостижимый кордон.
Мы ногти срываем по вантам,
Не ходим на юте в парче.
Меняем наследное чванство
На трудную нищую честь.
Нам каша важней, чем посуда.
Нам дети нужны, не казна.
И мы не «куда», а «откуда».
Шагайте с обрыва без нас.
2006-08-08
Любовь сильней, когда живётся порознь.
С доплатой за питание и скорость.
По ком звонил исчезнувший обком?
Кого учил, как верно держат вилку?
А выпивка – на водку и горилку.
Да нам хоть что для храбрости налей.
Не комсомольцы – паства в божьем храме.
От всей души молюсь за «москалей»,
Чтоб ощущали родственную ветвь
Не только нефтяным трубопроводом,
А как не подчинённые Москве,
Как те, кто помнит сброшенных в забой,
Чьи родственники сгнили в Бабьем Яре,
Кто, заслонив единственным собой,
Где близко до Днепра ли, далеко ль,
Его водой замешана скульптура...
Здесь до сих пор хранят Най-Турсов кольт,
На случай, если явится Петлюра.
Талант любимого артиста.
В игре пристрастие к игристым
Проникнуть к чёртикам в глазах,
Слегка подёргать за копытца.
Мечте актёра трудно сбыться,
Сыграть (любую роль возьми)
Не так легко, но так возможно.
Самим собой – иглу подкожно –
А смерть – молитва ли, беда ль?
Скелета хруст под мук телегой.
Я допускаю, что Олегом
Зовут мечтательную даль.
Но губы сносит на английский.
Полёт – как жизнь на волоске,
Как голос, спрятанный на диске.
Как длинный перечень имён
Навечно вписанный в блокноте,
Где номера даны напротив
Не набирай тех номеров –
По ним уже не дозвониться.
Из жизни вырваны страницы
Порывом ангела ветров.
Но есть последний номер, тот,
Что отвечал в любые ночи.
И что мне перечень пустот,
Когда и он теперь просрочен?
Тем для людей доступней слёзы неба.
Предательство опаснее плацебо,
Бесчестие падёт на главаря,
И прочий люд за сумму равнодуший.
Терпения уклад уже разрушен,
Как вы могли, свободный Мимино,
Из вертолёта выйти в камуфляже,
Когда, неповторимое в купаже,
О тех, других, уже не говорю,
Куда им рьяным, обуздать гордыню,
Они играют танками в Добрыню
А ты мурлычешь, чистя автомат,
Такое же, как прежде, «Чито Гврито»,
И лобио на воздухе открытом
Впитало лимфатический томат.