* * *
В школе учили, что до звезды
Долго лететь со скоростью света,
Знали, что круговорот воды
Распространяет на всю планету
Льды и дожди, и морской прибой,
Реки, ручьи и снег под лыжами,
Что, если в небе цвет голубой,
Выживешь.
Но не учили, что из ребра
Делают дам и другие рёбра,
Что за малейшим глазком добра
Бдит соблазняющий глаз недобрый;
Что подкупающе плодороден
Луг на чужой стороне бугра,
Но – круговорот добра в природе
Наш укрощает нрав.
Всё, что отдал проходящим мимо,
Спутникам, нищим и просто так,
Всё, что не стал зажимать пугливо
В синий от судороги кулак,
Всё возвращается к нам навроде
Инея, выпавшего с утра –
Круговорот добра в природе.
Круговорот добра.
Если в тетрадке пусты страницы
Или отвергнут сердец порыв,
Чувство обязано излиться –
Что из того, что глаза мокры?
Облако светлое в небе бродит –
Выбрось листки и тетрадь порви –
Круговорот любви в природе.
Круговорот любви.
Двойное время
Ночью сгущается время, не только тьма,
Ночью ползут по земле пауки огней,
Окон проёмы уныло несут дома –
Тёмные впадины втоптанных в глину дней.
Днём по-другому идут по земле года –
Хлипкие грудью и тонкие на просвет,
Но всё равно им последние дни отдай,
Только останутся фантики от конфет.
Полночь и полдень вмещаются в циферблат,
Делят ревниво одну на двоих цифирь,
И растворяет полуночный шоколад
Белого дня однородный густой кефир.
Этим раствором измазан небесный свод –
Не различить направлений небесных струй.
Если в будильнике вышел ночной завод,
Кончилась темень и гаснет звезда к утру.
Что нам, вечерним, слепой оптимизм с утра,
Что нам, дневным, ваш полуночный пессимизм?
Мы изымаем последний процент добра
Из окуляров стерильных прицельных призм.
* * *
плакаты плакали
платки – полосками
чужими флагами
даль заполоскана
и пламя племени
ложилось блинчиком
патиной плесени
оплечь опричникам.
продли растление
билет подделывай
болит растение
без света белое
вовсю плакатами
поля застелены
да адвокатами
росточки белены.
полынь камлания
волна шаманская
застряли крайними
на сто шампанского
но суть плакатная
всё выше высится
и сил заплакать нет
и прав окрыситься.
* * *
Небо южного полушария –
Незнакомое небо южное;
Если черти нас не изжарили,
Мы, наверное, с ним подружимся.
Здесь не светит звезда Полярная
И не льёт из ковша Медведица,
И в полуночи по-халявному
Южный Крест потихоньку светится.
И Луна, поражая фазами,
Почему-то растёт навыворот,
И комета стотыщеглазая
Не спешит угодить за шиворот.
Ничего, подойдём к экватору
И законы небес наладятся,
Мы вернёмся домой богатыми
На диковинные желания.
* * *
В городе старом – пух тополиный,
Шишки брусчатки и трудно дышать.
В городе новом – сладкие липы,
Полдень на кончике карандаша;
В городе старом Ленин понурый
Смотрит презрительно на горсовет,
В городе новом с чистенькой шкурой
Кролики скачут по бритой траве.
В старом меня отыскать было проще,
В новом – и некому даже искать;
Там – одиночка, шагнувший на площадь,
Здесь – золотинка на ящик песка.
* * *
Города – как люди:
Добрые и злые.
В накипи, в полуде,
Мёртвые, жилые,
С ратушами в шпилях,
С бюстами на площадь,
Малые, большие,
То молчат, то ропщут.
Люди – как селенья,
Хутора, деревни –
С запахами тленья,
С разными деревьями.
То с большими стройками,
То как площадь лысы,
Но бывают стройные,
Словно кипарисы.
Дождь иль снег за ворот,
Ночь ли день в заботе,
Человек иль город –
Догадайся – кто ты?
Разветвляют бредни
Переулков сотни…
Для чего мы грезили
Окнами напротив?
* * *
Белокаменный, краснокирпичный,
Деревянный с растресканной кровлей,
Город будничный и мозаичный,
Вопросительно близкий по крови.
Первомайские шарики с гелием
Мы пускали с подножья трибуны,
Где испачканным птицами гением,
Преспокойно глядел вечно юный.
Извивались тела физкультурниц –
Завихряли на площади обруч;
На газонах всходили настурции,
А в подвалах гнездился Всевобуч.
Было вволю на всех респираторов,
Гофрированных шланговых масок;
Дважды в год по ЦУ прокуратора
Выдавали талоны на мясо.
И опять растворяли мы шарики
В небесах тополиного пуха.
И картошку на праздники жарили,
Под блистательную показуху.
Мы читали втихую запретное
И помалкивали – час неровен…
И таскали знамёна с портретами
Вопросительно близких по крови.
* * *
Любуется жабрами и чешуёй,
Таскает торпедой по воздуху,
Ей рот разевает и любит её,
Готовя к посмертному отдыху;
Изгибом хвоста, плавника лепестком
Опять поминает живую,
А после, наполнив купель кипятком,
В глаза помутневшие дует.
И будет уха за пятнадцать минут –
С горошками перца, с лаврушкой,
А мысли сомнительные придут,
Когда головой на подушку…
* * *
Несовместимость инея и трав,
Луны и солнца, пламени и веток,
Защитное восстание нутра
Слонов от нападающих левреток –
На долгий путь, на маленький привал,
От липких рук приятно только мухам,
Планета кособока и крива,
И не везде её приятно нюхать.
Случиться может то, что ни к чему
Хорошему не приведёт героя:
Нарвёшься на прокисшую корчму,
Уснёшь один, хотя ложились двое;
А ночью донимают комары,
Матрац скрипуч и выключен кондишен,
А ты несовместим с огнём жары,
И даже без жары для всех излишен!
Всё невпопад, и холод, и тепло,
Любой посыл встречает антитезу,
Любой подъём срывается в уклон,
Любой бемоль сменяется диезом;
И чёрных клавиш с белыми контраст
Устроен потому, что так хотим мы,
Противоречий полон весь кадастр,
В нём даже мы с тобой – несовместимы!
* * *
Мне не хватает терпения – я плохо играю в шахматы.
Скучаю от ширпотреба писательского сочинительства.
Смотрю в телевизор недолго, потом отползаю, трахнутый.
Мне хочется от несуразности отмыться или остричься.
Люблю составлять маршруты и длинные путешествия;
Планировать точные схемы и, смело от них отступая,
Встречать-провожать светило медленно и торжественно –
Вдоль горизонтов каменных и облачного припая.
Люблю за грибами в чаще сквозь ельники продираться,
Отмахиваясь привычно от оводов и комаров,
Стесняюсь внимания публики, лозунгов и оваций,
И чувства свои размениваю на выпивку или кровь.
Мне больше с тобой достанется и времени, и дороги,
И красок неописуемых гейзеров и соцветий:
В долине святых источников пасутся единороги…
Мы к ним отправимся вместе. Завтра же на рассвете.
* * *
Поздно из школы ты. Стой.
Волос седой.
Вырву, не двигайся.
Все остальные чернющие – смоль,
А этот – выбился.
Завтра поедем на дачу.
Речка, грибы.
Надо убрать огород.
Сбегай напротив – без сдачи
Хлебца возьми и шпрот.
Сколько останется – вместе, да?
Волос седой – в бровях.
Тихо, пинцетом, да?
Знаешь, это не страх,
Просто – когда-то всё это кончится…
Я не обманщица, время – обманщик,
Скачет – ну, конница,
Мальчик.
Вот и дождались – папа. Стой.
Волос седой.
Подожди, уберу.
Куча поклажи – продукты, книги.
Выспимся, а поутру
Физику глянешь у Ники.
Внуки уснули – лезь в душ;
Дай, обниму на ночь.
Завтра ведём их в школу – в ту,
Что не забудешь напрочь;
В зеркало глянул – волос, ого!
Волос пробился чёрный!
Чёрный – не белый, не видит никто,
Призраком быть почётно…
* * *
Подбросит… и в снег, и в снег,
Затопчет в снегу ночном,
И вроде бы как во сне,
Но как воевать со сном?
Один незаметный всплеск,
Один эпизод зимы, –
И вот он в тебя залез:
Погоду просить взаймы.
Не ведаешь – глохнет звук
Нетвёрдых его шагов,
Как будто зовёт паук
На скопище пауков;
Ты знаешь, что он придёт,
Надеешься: не сейчас –
Он всё ещё сеть прядёт
И полнит слюны запас,
Заклеивать в кокон пут,
Душить синевой глубин,
Поглаживать тот гарпун,
Которым тебя убил.
Всё можно в долине сна –
Для космоса рот открыт.
Проснёшься – придёт одна,
Из племени Маргарит…
* * *
Тыквенное поле
Переспелых ягод,
Как дитя в подоле
Унесу в ноябрь,
Засеку как коршун
С поднебесной вышки,
Заловлю как кошка,
Догоняя мышку –
Коготь, глаз и перья
Остроты живучей,
А еще терпенье
Забираться в кручу;
В небесах дырявых
Дождик понатыкан.
Наглотаться ягод,
Укатиться тыквой…
* * *
Смешанные браки.
Глаженые брюки.
Началось в бараке
У её подруги.
У кровати ширма.
Никакого шарма.
За окном Кашира
С каланчой пожарной.
Огурцы на грядке.
Самогон в бутыли.
О таком навряд ли
Скажут «жили-были»
Двуязычны дети –
Семя двух религий.
А за всё в ответе
Радио и книги.
Если жил во мраке –
Это от погоды.
Смешанные браки.
Глупые разводы.
© Сергей Плышевский, 2019.
© 45-я параллель, 2019.