Сергей Скорый

Сергей Скорый

Четвёртое измерение № 35 (347) от 11 декабря 2015 года

Как в прошлом ненадёжно всё и тонко...

Только в Крым

 

Под колёсный ритмический степ

На знакомства мне вновь повезёт...

Синим полозом поезд ползёт

Через знойную южную степь.

 

Мне бы взять – да осваивать Рим,

Не в угоду капризной душе...

Ей решительно ясно уже –

Только в Крым,

               только в Крым,

                                   только в Крым!

 

Мозг на душу обидой горит:

 – Ну, на кой тебе Крым, на какой?

Но за окнами – снова Джанкой

И восточный вполне колорит.

 

Встанут горы. И вспыхнет листва.

И опять – кипарис и миндаль.

Юг Тавриды. Безбрежная даль.

Синева,

             синева,

                        синева...

 

Я буду сам себе завидовать

 

Смотри, как мыс со свистом режет

Шуршащую волну зелёную...

На этой части побережья –

Такие бухты потаённые,

 

И ввысь стремящиеся скалы,

На них цветут деревья бантами...

В одной из бухт побудем малость

Единственными оккупантами.

 

И станет воздух весь пропитанным

Щемящей жадностью познания...

Я буду сам себе завидовать,

Скользя по лезвию желания.

 

На Керченский хочу я полуостров

 

Влекут Париж нас, Лондон или Осло,

Но дань любви отдам родной земле –

На Керченский хочу я полуостров

Попасть в прозрачном крымском сентябре.

 

За мной друзья заедут спозаранок.

У них — авто. А я уже готов...

И станет степь стелиться самобранкой,

Дивя зверьём и запахом цветов.

 

Полынный ветер непрерывно горек,

Но благостен – исчезла суета...

Скалистый берег. Здесь когда-то город

Милетских греков жил и процветал.

 

Ну, а теперь – руины, змеи, пустошь,

Обломки амфор, мидий да костей...

И море пожирает с гулким хрустом

Античный град по имени Китей.

 

Ах, звуки жизни, вы куда пропали?

Хочу вас слышать! Силюсь! Не могу...

Вы иногда лишь чудитесь в рапанах,

Разбросанных на диком берегу.

 

А пред глазами – Ак-Кая

 

Беря натужно рубежи,

Пыхтит, карабкается джип,

Рычит и фыркает, но вот и плоскогорье...

А пред глазами – Ак-Кая,

И снова в потрясенье я

Красою циклопичной Белогорья.

 

Здесь степь, как скифская стрела,

Прервать шальной полёт смогла,

У Таврских гор ослабив вдруг порывы...

Стою у мира на виду,

И лишь захватывают дух

В безумии скользящие обрывы.

 

Почти отвесная стена...

О, скольких видела она,

Нырнувших вниз по чьей-то злобной воле...

А мне бы крылья заиметь,

А мне бы ввысь, взмахнув, взлететь

И не упасть на этом крымском поле...

________

Ак-Кая (тюрск.) – Белая Скала.

Отвесная скальная стена (100 м) вблизи

с. Белая Скала Белогорского района

в Центральном Крыму. Один из наиболее

замечательных памятников природы Крыма.

С глубокой древности – место обитания человека,

совершения разнообразных культов,

осуществления казней. В районе Ак-Каи снято

несколько художественных фильмов,

в том числе – «Всадник без головы».

 

В старом парке

 

Время многое здесь запустило на слом:

Девяностых каток прокатился нещадно...

И ограду ажурную – в металлолом,

И донельзя избит весь бетон танцплощадки.

 

Старый парк, мой приятель, во многом – иной,

Мир ветвистых красавцев изрядно прорежен...

Только клёны всё также шумят надо мной,

Пробуждая нежданно забытую свежесть.

 

Где-то здесь повстречал я когда-то рассвет,

Нежной стала рука в обрамлении кружев...

Память, будто бы, гончая, взявшая след,

По аллеям тенистым безудержно кружит...

 

И только тополя

 

Как в прошлом ненадёжно всё и тонко:

Коснёшься чуть – и нить оборвалась...

И только тополя – гляжу – и только

Пока ещё удерживают связь

 

Мою с прошедшим. У тенистой речки

Пускай звучат иные голоса,

Но также зеленеют эти свечки,

Поставленные вечным Небесам.

 

Ветра их кроны часто беспокоят.

В них птицы шумно гнёзда мастерят...

И помнят обо мне они такое,

Что я давно забыл и растерял.

 

…И Нюрка в сарафане у крыльца

 

Нас «юнкерсы» и «мессеры»

Месили больше месяца,

Огнём вбивая в землю тут и там.

И не понять, где фронт, где тыл,

Пылают хаты и мосты,

А мы все – заскорузлились в бинтах.

 

Хрипел наш старшина Федько,

Слова сплетая в горький ком: –

К своим прорвёмся, рано нам на тлен!

А перед этим, сплюнув «бля!»,

Он лейтенанта расстрелял,

Когда тот вякнул, дескать, лучше в плен.

 

Ах, нам бы верить старшине,

Да ни одной гранаты нет!

Пять «трёхлинеек» на десятерых...

Патронов мало, дело – швах!

И пуд усталости в ногах,

И глушат рёвом танки немчуры...

 

Откуда ж столько их взялось?!

Нет! Не поможет нам «авось»...

Вон прут и прут, без края и конца!

И чую, час настал сказать: –

Прощайте, мамкины глаза

И Нюрка в сарафане у крыльца...

 

А я устал, ребята

 

Я вовсе не несчастный

С ущербною судьбой,

Но всё ж ходил я часто

Под барабанный бой.

 

И был неглупый, вроде,

С задатками огня...

Но...

На каждом повороте

Все «правили» меня!

 

Всегда был кто-то в чине

И с очень громким ртом...

Эх, как меня учили

И щёлкали кнутом!

 

Все в ногу: – Трали-вали!

Поют. А я молчу.

Как в душу мне вбивали

Зачатки стадных чувств!

 

А я устал, ребята,

От ваших всех утех!

От вас бы мне куда-то

Подальше ото всех...

 

Туда, где Божьих дланях,

В неведомой дали

Несбывшихся желаний

Тоскуют корабли...

 

Стикс

 

В той реке вода, почитай, всегда

Вся черным-черна и колючая.

Сколько душ вокруг да премерзкий звук –

День и ночь скрипят там уключины.

 

Дабы звук не стих над рекою Стикс,

Перевозчик там машет вёслами.

Вопль стоит и стон, а старик Харон

Лишь на мёртвый люд скалит дёснами.

 

Бородат и зол. Требует обол

За доставку душ в царство Вечности.

Денег нет? Адью! Не садись в ладью –

Шляйся берегом в бесконечности!

 

Ах, моя душа – нету ни гроша –

Станет берегом Стикса маяться,

Но за скорбный вид всё ж возьмут в Аид –

Старина Харон над ней сжалится…

 

А себе в гранёный – водки...

 

Друзья, друзья! Какой раскол в стране!

Сергей Есенин

 

Над могилою отца

Соловьи терзают глотки...

Я себе плеснул винца,

А отцу в стаканчик – водки.

 

Ломтик хлеба положил

На пластмассовую ёмкость...

И присел. И затужил.

Сердце то замрёт, то ёкнет,

 

К памяти – летит на дно.

 

А сосна качает веткой...

Ты прости, меня, родной,

Что я здесь бываю редко.

 

Что не там торю свой след,

Жизнь не выстроил парадной...

Я, отец, чертовски сед

И судьбой помят изрядно.

 

А ведь многое имел,

Точно знал, что сердцу надо!

Нынче глохну в кутерьме

Я в стране полураспада.

 

Не моя, поверь, вина,

Что не дружен со стихами –

Перманентная война

В Украине не стихает!

 

Всех умело «развели»,

Оскотинились все нравы...

Ни вблизи, и ни вдали

Не поймёшь, кто нынче правый.

 

А у вас на Той войне,

Как по мне, всё было проще –

Немец – враг! И пули росчерк

Всем дарил свинец вдвойне.

 

Всё у нас – наоборот...

Стали мы идейно вшивы...

Продымился наш народ

Весь насквозь Майданной шиной.

 

И от ненависти пьян –

Где ж тут совладать с собою?!

И славяне бьют... славян

В Украине смертным боем!

 

Тонет мир во тьме и лжи.

Честь безумно поредела...

Прав, отец, что не дожил

До такого беспредела...

 

Над могилою отца

Соловьи терзают глотки...

Я отцу – плеснул винца,

А себе в гранёный – водки...

 

* * *

 

Возле водолазного причала

По утрам зеркалится вода...

Если б можно жить начать сначала,

Я бы не уехал никогда!

 

Не покинул свой приморский город,

Где гудит волны извечный ток...

И, быть может, не был бы так горек

Жизни почти прожитой итог.

 

Кто я нынче? Кем обезоружен

Мой талант – эпохой иль судьбой?

Я одной – почти не нужен,

И не люб, похоже, я другой.

 

А безвременья тупые нормы

Сняли стружку с наших светлых лиц...

Я ношусь, как дурень с рванной торбой,

В клетке государственных границ...