Сергей
Скорый

Я, поверьте, не знаю, в чём дело – в природе, в погоде ли,
Может в профиле тонком иль с неба слетевшей звезде,
Но вдруг в душу вливается тихая эта мелодия,
И куда не гляди – музыкантов не видно нигде…

Её звуки печальны, свежи и так дивно пронзительны,
Что не стыдно заплакать и кругом идёт голова…
И сроднившись с аккордом, в душе в этот миг поразительный,
Как подснежники в марте, во мне  прорастают слова.

 

 

Есть в Феодосии старинной,
Не там, где порт и корабли,
А где гора вздымает спину
Клочок причудливой земли.

Здесь в летний зной одарит тенью
Нас островок лесной тиши…
Задумчивое запустенье –
Отрада для моей души,

Обитель славного поэта…
Без стен и крыши кабинет.
Здесь мы вкушали знойным летом
Рубиновое каберне.

Стихи струились, сердце грея,
Скользили мимо нас века…
Взлетали ямбы и хореи,
Как стая птиц, под облака.

И кубок поднимая снова,
Я говорю: «Что нам тужить!
Ведь с нами Бог! И с нами Слово!
А в Слове – бесконечна жизнь!»
 

 

Феодосийских дней завал
Сняв, словно с окон паутину,
Возьму рвану на перевал,
Где цепь гористую прорвав,
Шоссе змеится серпантином.

Визжат щенками тормоза,
Маршрутка кренится, как лодка,
Но вдруг бесценную находку
Подарит щедро мир глазам,
Их синью моря обласкав, –

Орджоникидзе – в чаше скал!

 

Мы ценим природы дары,

Но надо ль, скажите, нам это? – 

На Киев обрушилось лето

Лавиной июньской жары.

 

Хвала вам, и пиво, и квас,

Но мысли о море – невольно…

А мягкий асфальт, будто волны,

Качает на улицах нас.

 

Спасается в водах Днепра

Люд планово или спонтанно…

И плещется шумно в фонтанах

Столичная вся детвора.

 

Условности нам не с руки,

И женщины полуодеты…

В квартирах царят сквозняки – 

На Киев обрушилось лето…

 

Наивно размечтались мы

Блаженствовать в весенней неге…

Вновь на земле такие снеги,

Что мир – заложник у зимы,

 

И беспросветная пурга 

В бесчинствах зимних – запятая…

Надежды наши заметая,

Как соль на раны – нам снега…

 

Я упивался этим сном,
Что, в принципе, большая редкость:
Весны дурманящая веткость
Меня раскачивала в нём.

В бокалах расплескался смех –
Мои друзья, которых нету,
Свершив с Небес, на час, побег,
Со мной курили сигареты…

Кратка их самоволка – жаль…
Да, видно, долог путь обратный,
Да, видно, строг там страж привратный…

Проснусь, а за окном – февраль…

 

 

Растреножены, растревожены
Мысли бродят в гулкой ночи –
Что-то ищут в прошлом, заброшенном,
Пальцы жгут огарком свечи… 

Хвори нет во мне и не в пьяни я –
Что ж, кромсать себя, потрошить?
Да неужто воспоминания,
Как святой отец, покаяния
От моей заждались души…

Вроде, жил с умом, не ходил с сумой,
Верил   в доброе горячо…
Отчего ж тогда, Светлый ангел мой, 
Ты покинул моё плечо?

Плещется Земля тихо травами,
Птичьей трелью воздух прошит… 

Мысли цепкими волкодавами
Наловчились душу душить…

 

Автострада в Бухарест.
Дождик, моросящий жидко…
Из каких не ясно мест –
Двухэтажные кибитки.

Ржут устало битюги,
Под собой копыт, не чуя…
Не друзья и не враги –
Ромы по земле кочуют.

Скарб нехитрый – напоказ,
Детский крик, гортанный говор…
Им вполне начхать на нас,
И на то, что рядом город.

Табор щелкает кнутом,
Мча на волю дух и тело…
И к обочинам авто
Прижимает то и дело.

 

 

 

Как полно безысходности
слово «Прощай»,
Потому говорю я:
»Krakow, do widzenia!»
Может, выпадет в жизни,
как прежде, везенье –
Вновь увидеть Адама
Мицкевича край.

Мой уставший экспресс
на перроне застынет,
Намотав на колёса
километров – не счесть…
Старый друг меня крепко
за плечи обнимет,
И услышу я снова
шляхетное «Czesc!»

Станет временно всё
и спокойно, и ясно.
Словно липы на Плантах,
будут чувства цвести…
Мариацкий костёл. Белый мим.
Stare miasto.
Чья-то пани смеётся –
Глаз нельзя отвести…

Здесь Огинского грусть
будоражит мне мысли
И вливается в душу мне
чистой струёй…
А под Вавелем плещется
тихая Висла,
И, похоже, течёт –

Через сердце моё.

 

 

В Париже дождь, и я стою близ окон…

Jardin Brea, отель, почти затих.

Мне без тебя безумно одиноко,

Как жаль, что нет в Париже нас двоих.

 

А он хорош и в ночь, и спозаранку,

В нём страстью дышат каждый миг и шаг…

Здесь с интересом бронзовый Бальзак

Глядит на очень юных куртизанок.

 

У Нотр-Дама плещется толпа,

Я в ней, как лодка, что лишилась вёсел.

Меня волною на Монмартр выносит,

Мне б главное в Париже не пропасть!

 

Всего три дня в Париже дарит случай,

А здесь бы дольше нужно жить, любя,

Я в парижанках узнаю тебя,

Хотя, мой свет, ты их, конечно, лучше.

 

 

Ни к чему объект иной…
Грудь выпячивая браво,
Нынче я сижу в пивной
Под названием «Hofbrau».

Здесь душе – разгул и пир,
Есть где, милой, оторваться…
Литр за литром глушат beer
Краснощёкие баварцы.

И хоть больше тыщи мест,
Но пивная вся в народе…
Духовой гремит оркестр –
Звуки бравурных мелодий.

И пивные льют дожди,
И сосиски с жара, с пыла…
Как любили здесь вожди
Помечтать за кружкой пива!

Каждый строил мир иной,
Всё разрушив для начала…
Этой мюнхенской пивной
Стены слышали немало…

*  

Этот царственный нимб
Светлорусых волос,
Оттеняющий профиль Ваш
С нежной горбинкой…
Что-то в Вашей душе
Разбудить удалось,
Если в зелени глаз
Вдруг растаяли льдинки. 

Нас качали слова
На высокой волне,
И железо табу
Стало глупым и зыбким…
Шелест Вашего платья
Казался призывным…
Неужели всё это
Лишь чудилось мне?

 

*  

Вы писали мне уже не раз,

Сея в сердце легкую тревогу,

Что молились обо мне Вы Богу,

Потому что я в грехах погряз.

 

Зная путь, отнюдь, не светлый свой,

Верю Вам – зеленоглазой нимфе…

Где, уж, было мне мечтать о нимбе

Над моей шальною головой…

 

Я, конечно, помолюсь и сам,

Но мои слова – немного стоят…

Вы, похоже, ближе к Небесам

И душой, и верою святою…

 

 

Мне тему бы начать иную,
Хочу, да что-то не могу:
Немыслимо меня волнует
Рисунок тонкий Ваших губ…

Я был в объятьях правды голой
И у колен роскошной лжи…
Ну, почему Ваш дальний голос
Над головой моей кружит?

Земному мне – земное надо:
Не кормят басней соловья…
Живите в радости, отрада
Зеленоглазая моя!   

 

На порубежье лжи и правды –
Канатоходцам мы под стать…
Родная! Если  я не прав был,
Начнём всё с чистого листа.

Тебя ведь тоже жизнь кружила
Не только в дыме папирос…
Но, Слава Богу, мы-то живы,
Теперь – надолго и всерьёз.

Уставшие от войн и зла
Давай, подпишем мир сегодня.
Смотри: на храме – купола,
Как слёзы светлые Господни…

 

 

 

 

Я не знаю, сколько проживу –
Есть секреты за семью замками,
Но всё чаще глажу я руками
Эту землю, листья и траву.

И в былом каком-то пустяке
Вдруг черты встречаю совершенства,
И неизъяснимое блаженство
Дарит чья-то песня вдалеке.

А порой гляжу: на склоне дня,
По тропе на алом небосводе
Мальчик, так похожий на меня,
Босиком за горизонт уходит…

 

 

 

Душу можно распять:
Наплевать в неё – проще простого,
Можно даже мишень,
На спине прикрепить – не вопрос...
Но лампадой горит
Во мне чистое русское Слово –
С ним родился, живу,
С ним уйду я в мерцание звёзд...