Все стихи Сергея Скорого
А вот теперь за всё плачу…
Я слушал женщины слова,
И был почти обескуражен,
И доходил их смысл едва,
Но всё ж – я обвинялся в краже
Ко мне её глубинных чувств
И потаённых всех желаний.
Любовью, дескать, я – не ранен,
И стал подобен палачу,
А вот теперь за всё плачу.
За всё. Но я душою плачу,
Поскольку знаю, что иначе
Быть не могло и на «чуть-чуть».
* * *
Не прогляди поэта, Россия!
Евгений Евтушенко
Дым отечества сладок на небе,
Но дышать не даёт на земле.
Михаил Анищенко
А горькая родина вновь проглядела…
Да что с неё взять – ведь не мать, не жена!
И умер Поэт… Ну, подумаешь, дело!
В России поэтов – всегда до хрена!
Загнал себя сам! Вот и час его пробил! –
Глядишь, заскулит литератор борзой…
Ах, как мы умело великое гробим,
При этом давясь крокодильей слезой…
…Возьми его, Господи, в тёплые длани!
Каких он пронзительных слов пастушок…
Сидит себе Сева на светлой поляне,
Пасёт облака, дуя в божий рожок…
А пред глазами – Ак-Кая
Беря натужно рубежи,
Пыхтит, карабкается джип,
Рычит и фыркает, но вот и плоскогорье...
А пред глазами – Ак-Кая,
И снова в потрясенье я
Красою циклопичной Белогорья.
Здесь степь, как скифская стрела,
Прервать шальной полёт смогла,
У Таврских гор ослабив вдруг порывы...
Стою у мира на виду,
И лишь захватывают дух
В безумии скользящие обрывы.
Почти отвесная стена...
О, скольких видела она,
Нырнувших вниз по чьей-то злобной воле...
А мне бы крылья заиметь,
А мне бы ввысь, взмахнув, взлететь
И не упасть на этом крымском поле...
________
Ак-Кая (тюрск.) – Белая Скала.
Отвесная скальная стена (100 м) вблизи
с. Белая Скала Белогорского района
в Центральном Крыму. Один из наиболее
замечательных памятников природы Крыма.
С глубокой древности – место обитания человека,
совершения разнообразных культов,
осуществления казней. В районе Ак-Каи снято
несколько художественных фильмов,
в том числе – «Всадник без головы».
А себе в гранёный – водки...
Друзья, друзья! Какой раскол в стране!
Сергей Есенин
Над могилою отца
Соловьи терзают глотки...
Я себе плеснул винца,
А отцу в стаканчик – водки.
Ломтик хлеба положил
На пластмассовую ёмкость...
И присел. И затужил.
Сердце то замрёт, то ёкнет,
К памяти – летит на дно.
А сосна качает веткой...
Ты прости, меня, родной,
Что я здесь бываю редко.
Что не там торю свой след,
Жизнь не выстроил парадной...
Я, отец, чертовски сед
И судьбой помят изрядно.
А ведь многое имел,
Точно знал, что сердцу надо!
Нынче глохну в кутерьме
Я в стране полураспада.
Не моя, поверь, вина,
Что не дружен со стихами –
Перманентная война
В Украине не стихает!
Всех умело «развели»,
Оскотинились все нравы...
Ни вблизи, и ни вдали
Не поймёшь, кто нынче правый.
А у вас на Той войне,
Как по мне, всё было проще –
Немец – враг! И пули росчерк
Всем дарил свинец вдвойне.
Всё у нас – наоборот...
Стали мы идейно вшивы...
Продымился наш народ
Весь насквозь Майданной шиной.
И от ненависти пьян –
Где ж тут совладать с собою?!
И славяне бьют... славян
В Украине смертным боем!
Тонет мир во тьме и лжи.
Честь безумно поредела...
Прав, отец, что не дожил
До такого беспредела...
Над могилою отца
Соловьи терзают глотки...
Я отцу – плеснул винца,
А себе в гранёный – водки...
А я лицом окно всё плющу
Автобус наш – довольно старенький,
На склонах «пишет» виражи...
Водитель с внешностью татарина
Трендит с попутчицей «за жисть».
А дальше лес – всё гуще, гуще,
И горы небо достают,
А я лицом окно всё плющу –
Гляжу на Родину свою.
В долинах ветры куролесят,
Отары туч гоня окрест...
Мелькнул мечети полумесяц,
А дальше – христианский крест.
Пыхтит автобус тяжко в гору,
Потом легко шуршит с горы...
И перехватывает горло,
Когда въезжаем в Старый Крым.
А я устал, ребята
Я вовсе не несчастный
С ущербною судьбой,
Но всё ж ходил я часто
Под барабанный бой.
И был неглупый, вроде,
С задатками огня...
Но...
На каждом повороте
Все «правили» меня!
Всегда был кто-то в чине
И с очень громким ртом...
Эх, как меня учили
И щёлкали кнутом!
Все в ногу: – Трали-вали!
Поют. А я молчу.
Как в душу мне вбивали
Зачатки стадных чувств!
А я устал, ребята,
От ваших всех утех!
От вас бы мне куда-то
Подальше ото всех...
Туда, где Божьих дланях,
В неведомой дали
Несбывшихся желаний
Тоскуют корабли...
* * *
Ах, какой белый снег
Красит свежестью грешную землю,
Налагая с небес
Непорочности грустной печать…
Я на этой земле
Всё земное душою приемлю:
И нежданную радость,
И рвущую сердце печаль.
Не корите себя
Иногда недостигнутой целью.
Всё в конце прояснится,
А цели порой – миражи…
И пускай заметёт
Ваши прежние беды метелью,
И пускай чёрный ворон
Над вашим жильём не кружит.
2008
В Париже дождь…
В Париже дождь, и я стою близ окон…
Jardin Brea, отель, почти затих.
Мне без тебя безумно одиноко,
Как жаль, что нет в Париже нас двоих.
А он хорош и в ночь, и спозаранку,
В нём страстью дышат каждый миг и шаг…
Здесь с интересом бронзовый Бальзак
Глядит на очень юных куртизанок.
У Нотр-Дама плещется толпа,
Я в ней, как лодка, что лишилась вёсел.
Меня волною на Монмартр выносит,
Мне б главное в Париже не пропасть!
Всего три дня в Париже дарит случай,
А здесь бы дольше нужно жить, любя,
Я в парижанках узнаю тебя,
Хотя, мой свет, ты их, конечно, лучше.
2001
В долине Старый Орхей
Молдавскому археологу
Олегу Левицкому
Долина дивная Орхей.
Внизу змеится быстрый Реут.
Орёл с гортанным криком реет –
Жестокий и степной Орфей.
И что ты там не говори,
А песнь тоской берёт за горло…
Шейх-аль-Джадир – ордынский город
Цветёт камнями из земли.
Здесь лишь на первый взгляд пустырь,
Но среди скал, под небесами,
Гудит пещерный монастырь
Молящимися голосами.
Молдовы древняя земля…
Но ты порой совсем не против
Влюбиться в женский римский профиль,
Коль обстоятельства велят!
Виват молдавскому вину!
Виват друзьям молдавским тоже!
Храни их всех, великий Боже,
И солнечную их страну.
12 июля 2011
В мюнхенской пивной
Ни к чему объект иной…
Грудь выпячивая браво,
Нынче я сижу в пивной
Под названием «Hofbrau».
Здесь душе – разгул и пир,
Есть где, милой, оторваться…
Литр за литром глушат beer
Краснощёкие баварцы.
И хоть больше тыщи мест,
Но пивная вся в народе…
Духовой гремит оркестр –
Звуки бравурных мелодий.
И пивные льют дожди,
И сосиски с жара, с пыла…
Как любили здесь вожди
Помечтать за кружкой пива!
Каждый строил мир иной,
Всё разрушив для начала…
Этой мюнхенской пивной
Стены слышали немало…
2008
В старом парке
Время многое здесь запустило на слом:
Девяностых каток прокатился нещадно...
И ограду ажурную – в металлолом,
И донельзя избит весь бетон танцплощадки.
Старый парк, мой приятель, во многом – иной,
Мир ветвистых красавцев изрядно прорежен...
Только клёны всё также шумят надо мной,
Пробуждая нежданно забытую свежесть.
Где-то здесь повстречал я когда-то рассвет,
Нежной стала рука в обрамлении кружев...
Память, будто бы, гончая, взявшая след,
По аллеям тенистым безудержно кружит...
Вечерний поезд
Ещё сильней осознаю:
Жизнь – неоконченная повесть,
Когда сажусь в вечерний поезд,
Дарящий временный уют.
Бродяжий ветер, вслед мне вей!
Для многих нынче я – пропажа…
А за окном плывут пейзажи
Печальной Родины моей.
А позже ночь зажжёт огни:
Они вовсю захороводят…
Как быстро наша жизнь проходит –
Её – не торопите дни!
Я жив. Пьян тем, что не нальют,
Я – в поэтическом запое…
Благодарю, вечерний поезд,
Ты – вдохновения приют!
Воздух родины
Воздух Родины – он особенный,
Не надышишься им…
(Из известной песни)
В моей крымской беседке – благодать виноградная,
С двух сторон – в дымке горы застыли стеной…
Что же нужно душе? Ничего ей не надобно,
Только было б всё это постоянно со мной.
А дорога сюда для меня вся в колдобинах,
Словно, путь – не домой, а лежит на погост…
Воздух родины южной, он, конечно, особенный,
Только что-то всё реже я вдыхаю его.
То ль заложник судьбы, то ль попал обстоятельствам
Я крутым в жёсткий плен, мне не светит побег…
Ну, а синь крымских гор издали – так сиятельна,
Как маяк среди всех уготованных бед…
* * *
Возле водолазного причала
По утрам зеркалится вода...
Если б можно жить начать сначала,
Я бы не уехал никогда!
Не покинул свой приморский город,
Где гудит волны извечный ток...
И, быть может, не был бы так горек
Жизни почти прожитой итог.
Кто я нынче? Кем обезоружен
Мой талант – эпохой иль судьбой?
Я одной – почти не нужен,
И не люб, похоже, я другой.
А безвременья тупые нормы
Сняли стружку с наших светлых лиц...
Я ношусь, как дурень с рванной торбой,
В клетке государственных границ...
Восточный Крым. Степь. Арабат
Здесь волн морских гудит набат.
Азов швыряет мотоботы.
Восточный Крым. Степь. Арабат.
Вдоль Сиваша темнеют доты.
Здесь машет тень войны крылом.
Здесь степь в 40-х сгорала.
Здесь столько тысяч полегло –
От рядовых до генерала.
Не потому ль, не потому ль
Так брызжут алой кровью маки…
И чудится здесь пенье пуль,
И тишину рвёт гул атаки…
8 июня 2011
* * *
Вот вам улица, а на улице
Плачет снег, смеётся ручей…
Зиму кот стряхнул, сладко щурится
В ореоле вешних лучей.
И всё выглядит замечательно,
Жизнь надежду дарит притом…
Вроде, к марту нет замечаний, но…
Не хватает только цветов…
Давай, подпишем мир…
На порубежье лжи и правды –
Канатоходцам мы под стать…
Родная! Если я не прав был,
Начнём всё с чистого листа.
Тебя ведь тоже жизнь кружила
Не только в дыме папирос…
Но, Слава Богу, мы-то живы,
Теперь – надолго и всерьёз.
Уставшие от войн и зла
Давай, подпишем мир сегодня.
Смотри: на храме – купола,
Как слёзы светлые Господни…
2011
До свидания, Краков
Как полно безысходности
слово «Прощай»,
Потому говорю я:
»Krakow, do widzenia!»
Может, выпадет в жизни,
как прежде, везенье –
Вновь увидеть Адама
Мицкевича край.
Мой уставший экспресс
на перроне застынет,
Намотав на колёса
километров – не счесть…
Старый друг меня крепко
за плечи обнимет,
И услышу я снова
шляхетное «Czesc!»
Станет временно всё
и спокойно, и ясно.
Словно липы на Плантах,
будут чувства цвести…
Мариацкий костёл. Белый мим.
Stare miasto.
Чья-то пани смеётся –
Глаз нельзя отвести…
Здесь Огинского грусть
будоражит мне мысли
И вливается в душу мне
чистой струёй…
А под Вавелем плещется
тихая Висла,
И, похоже, течёт –
Через сердце моё.
2006
* * *
Доверчивую песню лишь тебе
Поют пока ещё в ночи деревья…
Почаще думай о своей судьбе,
Отбросив суетливость повседневья!
Длинна ль, к примеру, нить, что Мойре вить,
Не лопнет ли струною на гитаре?
Почаще думай о своей любви,
Которую тебе пока что дарят!
Есть что-то, без чего нам жить нельзя!
И не «давя» совсем на чью-то жалость,
Почаще думай о своих друзьях!
Кто ты без них? Да и никто, пожалуй…
Дружно хор дворняжек взвоет
Это всё, ребята, враки:
Ни – хромой я, ни – рябой!
Вон смотрите: все собаки
По пятам за мной гурьбой.
Создают они недаром
Радостный лохматый шум:
Этой – косточку в подарок,
Ту – за ухом почешу.
Коль ты в алчности огромной,
Где ж до братьев, до меньших…
Этот строит всё хоромы,
Тот – всё на авто шуршит.
И парит такой по свету
В беспределе куража…
А в гробу кармана нету
И уж точно – гаража!
Будь ты хоть на редкость важный
Или горд своей красой,
Только помни: рядом с каждым
Бродит барышня с косой.
Это я не забываю,
Потому мне – не в нове
Кайф поймать в собачьем лае
И поклон отдать траве…
А когда глаза закроет
Кто-то мне на склоне дня,
Дружно хор дворняжек взвоет,
Провожая вдаль меня.
Есть в Феодосии старинной
Геннадию Львову
Есть в Феодосии старинной,
Не там, где порт и корабли,
А где гора вздымает спину
Клочок причудливой земли.
Здесь в летний зной одарит тенью
Нас островок лесной тиши…
Задумчивое запустенье –
Отрада для моей души,
Обитель славного поэта…
Без стен и крыши кабинет.
Здесь мы вкушали знойным летом
Рубиновое каберне.
Стихи струились, сердце грея,
Скользили мимо нас века…
Взлетали ямбы и хореи,
Как стая птиц, под облака.
И кубок поднимая снова,
Я говорю: «Что нам тужить!
Ведь с нами Бог! И с нами Слово!
А в Слове – бесконечна жизнь!»
2010
Живите в радости, отрада
*
Этот царственный нимб
Светлорусых волос,
Оттеняющий профиль Ваш
С нежной горбинкой…
Что-то в Вашей душе
Разбудить удалось,
Если в зелени глаз
Вдруг растаяли льдинки.
Нас качали слова
На высокой волне,
И железо табу
Стало глупым и зыбким…
Шелест Вашего платья
Казался призывным…
Неужели всё это
Лишь чудилось мне?
2010
*
Вы писали мне уже не раз,
Сея в сердце легкую тревогу,
Что молились обо мне Вы Богу,
Потому что я в грехах погряз.
Зная путь, отнюдь, не светлый свой,
Верю Вам – зеленоглазой нимфе…
Где, уж, было мне мечтать о нимбе
Над моей шальною головой…
Я, конечно, помолюсь и сам,
Но мои слова – немного стоят…
Вы, похоже, ближе к Небесам
И душой, и верою святою…
2011
*
Твои глаза зелёные…
К.Подревский, «Романс»
Мне тему бы начать иную,
Хочу, да что-то не могу:
Немыслимо меня волнует
Рисунок тонкий Ваших губ…
Я был в объятьях правды голой
И у колен роскошной лжи…
Ну, почему Ваш дальний голос
Над головой моей кружит?
Земному мне – земное надо:
Не кормят басней соловья…
Живите в радости, отрада
Зеленоглазая моя!
2011
* * *
За Перекопом – Родина,
Южное счастье моё…
Ни при какой погоде я
Не предавал её.
Крымские эти дали
Где-то хранят мой след…
Сколько они видали
В сонме горящих лет!
Это Чёрное море
Разве с чем-то сравнишь?
Здесь – мои радость и горе,
Здесь мои лучшие дни!
И одичавший плод черешни…
Скользит сквозь заросли тропа,
Минуя перевалов спины…
Вершину Карасан-Оба
Венчают древние руины.
Здесь в очагах – эпох зола.
Вот эллинской обломок тары,
А рядом – скифская стрела
И грубый скол посуды тавров.
Орлиный клёкот в облаках,
Как будто предков голос вещий…
И одичавший плод черешни
Летит к нам через все века.
И пусть там, где-то, ждут дела…
Жарищу дня кромсает «крайслер»,
Колёса с гулом рвут шоссе…
И ты уже – далёк от всех,
А мир вокруг – почти что райский.
И пусть там, где-то, ждут дела:
Они потом – возьмут за горло,
Ну, а пока дорогой горной
Мчим вдоль молдавского села.
Летим планетою, пылим…
Пьём дивный мир, набравши в горсти,
И дарит нам водитель Костик
Со щедростью адреналин.
И друг мой, домнуле Олег,
Легко «командует парадом»,
Он – мудр, как римский император,
А значит – будет нам ночлег
Во славном граде Кишинёве,
С кувшином дивного вина…
А значит – оценю я снова
Дары Молдавии сполна.
29 июля 2011
И скользила ночь на тормозах…
Ехали вдоль озера верхом,
Сонную траву копыта мнут…
Грянул вдруг вовсю лягушек хор,
В клочья разрывая тишину.
И скользила ночь на тормозах,
И рассвет был этим ором смят…
В озере, проснувшись, сонм сомят
Пялил перепугано глаза.
Зависали звуки на кустах,
Но совсем нежданно средь ветвей
Засвистел, защёлкал серый птах –
Незаметный глазу соловей.
И вначале – явно сгоряча,
Квакши с соловьём вступили в спор,
Но пернатый так «рубил с плеча»,
Что смутился лягушачий хор
И умолк, взяв долгий интервал…
Ну, а серый песенный кумир,
Разгулявшись, трели выдавал
В полусонный удивлённый мир.
И только тополя
Как в прошлом ненадёжно всё и тонко:
Коснёшься чуть – и нить оборвалась...
И только тополя – гляжу – и только
Пока ещё удерживают связь
Мою с прошедшим. У тенистой речки
Пускай звучат иные голоса,
Но также зеленеют эти свечки,
Поставленные вечным Небесам.
Ветра их кроны часто беспокоят.
В них птицы шумно гнёзда мастерят...
И помнят обо мне они такое,
Что я давно забыл и растерял.
И этот кусака в моём кулаке
А, может быть, счастье – штанины задрав,
Устраивать морю весёлый аврал,
Шугая прибрежную живность…
Вот крабья нахально-бессчётная рать
Под камень пытается мигом удрать,
Один не успел. Не сложилось.
И этот кусака в моём кулаке,
И грустно ему в моей смуглой руке,
Он думает: – Вот чертовщина!
Мы грелись на солнце, и надо ж – беда:
Какой-то незваный явился сюда,
Задравший штанины мужчина!
Чего ему шляться по майской воде,
И нос свой засовывать в воду везде?
Уж лучше б совал его в книгу!
Как жаль, что клешнёю скрутить не могу
Залезшему в море, бесспорно, врагу
В подарок – здоровую фигу!
И южный август
А муж – почти стоглазый Аргус,
Твоих достоинств рьяный страж,
Не доглядит. И южный август
Тебе подарит эту страсть
Совсем неведомую ранее.
Избранник – кто ж его поймёт?
Не – юн, не – Крез, но в сердце ранил,
Как птицу пуганную – влёт!
Пытаешься ты быть кокеткой,
Но в сердце – страх, но в сердце – дрожь…
Привыкшая к железной клетке
По полью минному идёшь…
Сама себе не веришь, вроде бы,
Улыбка – змейкой на устах…
А тот избранник помнит родинки
В твоих таинственных местах…
Как Дева Орлеанская
Зима такая долгая, зима такая снежная,
Нас занесла сугробами, а здесь ведь – не Сибирь…
Откуда появились Вы, печальная и нежная,
Ступив так неожиданно на край моей судьбы?
Как Дева Орлеанская, в достоинства закованы,
Похоже, Вы давно у них – не в радостном плену…
Но Вы так опрометчивы, случайная знакомая,
Хотя я только взгляды к Вам, не руки протянул.
Да мало ль, что не сказано, оставим это жестам мы,
Ведь не плетётся наша жизнь, а мчит на скоростях…
Не будет победителей, но и не будем жертвами,
Мы с Вами лишь заложники – у случая в гостях…
* * *
Как будто на паркетном воске,
Скольжу в росе прибрежных троп,
Где разгоняют сон над Ворсклой
Томленье жаб и птичий трёп.
Светлеют тёмные глубины,
А вон и солнце, за кустом…
И кто-то, выбравшись из тины,
Блестит серебряным хвостом.
2008
Как подснежники в марте
Я, поверьте, не знаю, в чём дело – в природе, в погоде ли,
Может в профиле тонком иль с неба слетевшей звезде,
Но вдруг в душу вливается тихая эта мелодия,
И куда ни гляди – музыкантов не видно нигде…
Её звуки печальны, свежи и так дивно пронзительны,
Что не стыдно заплакать и кругом идёт голова…
И сроднившись с аккордом, в душе в этот миг поразительный,
Как подснежники в марте, во мне прорастают слова.
2009
Кочую. По Земле кочую
И ведь всего такая малость –
Умом бы мог и сам дойти:
Хоть матушка не признавалась,
Но явно родила в пути
Меня. Сей факт неистребимо
Бродяжий в душу внёс замес…
Вот потому-то так любима
Мной тяга к перемене мест.
Кочую. По Земле кочую.
Я нынче здесь, а завтра – там…
Себя дорогами врачую,
Стремясь утраты наверстать.
И словно влагою целебной
Переполняется душа,
И лёгкий шелест камыша
Мне звоном кажется молебным…
Лежал в долине древний город…
Мы по холмам, всё круче, круче,
Шли. Силуэт Агармыша
Напротив плыл в тяжёлых тучах,
Дождливым парусом шурша.
Был вечер – прян. Был ветер – горек.
А поступь наша – нелегка…
Лежал в долине древний город,
Подмяв под голову века.
Солхат – наследье грозных ханов,
А ныне – тихий Старый Крым…
И над орехом вился дым,
И город кутался в туманы.
* * *
Месяц зимний, последний, по-хорошему – враль,
То пахнёт вешним ветром, то солнцем пригреет…
Воробьи очумели, перепутав февраль,
Ну, как минимум, с мартом, а скорее, – с апрелем…
Но пичужек возня – хороша для души,
Ибо в шуме её крепнет вера святая,
Что успешно весна свой приход совершит,
И неверия лёд между нами растает…
Мой этнический портрет
Вызывает грусть и жалость
Мой этнический портрет:
Всё во мне перемешалось –
Чистоты в помине нет!
Иногда вполне коварен
Мой интеллигентный вид:
Предки, турок и татарин
Что-то шебаршат в крови.
Выпиваю крайне редко,
Но коль выпью – от души,
И тогда мой русский предок
Удаль кажет во всю ширь.
Тяга к смене мест огромна,
Такова – порой не рад…
Скачет степью предок, ром, мой –
Безусловный конокрад.
Предков круг не безграничен,
Но германцы есть в судьбе…
Я порой так педантичен,
Что противен сам себе.
Но не раз меня спасала
От этнических забот
Мысль, что люблю я сало,
Как достойный патриот.
Мольба о слове
Мне не нужен воробей в руке,
А синица в небе вьётся снова...
Господи! Пусть зазвенит в строке
Только мною найденное Слово!
На него я расставлял силки
И к себе приманивал руками...
Господи! Где ж взять его таким,
Чтоб струились слёзы над стихами?
Чтоб с души оно свело на нет
Мрак глухой, угрюмо-потаённый...
Господи! Даруй же Слово мне –
Я прошу коленопреклонённый!
* * *
Мы корили природу, что нет здесь зимы,
Хоть беззимье для Крыма – обычное дело…
Только в этот январь ошибаемся мы –
Посмотри: за окном всё вокруг побелело!
Снежность в мире такая – до боли в глазах!
Снег белей лебедей, что зимуют в заливе…
Может быть, благодарно нам нужно сказать: -
Лучше снег, чем сбежавший из осени ливень…
* * *
Мы ценим природы дары,
Но надо ль, скажите, нам это? –
На Киев обрушилось лето
Лавиной июньской жары.
Хвала вам, и пиво, и квас,
Но мысли о море – невольно…
А мягкий асфальт, будто волны,
Качает на улицах нас.
Спасается в водах Днепра
Люд планово или спонтанно…
И плещется шумно в фонтанах
Столичная вся детвора.
Условности нам не с руки,
И женщины полуодеты…
В квартирах царят сквозняки –
На Киев обрушилось лето…
2007
На Керченский хочу я полуостров
Влекут Париж нас, Лондон или Осло,
Но дань любви отдам родной земле –
На Керченский хочу я полуостров
Попасть в прозрачном крымском сентябре.
За мной друзья заедут спозаранок.
У них — авто. А я уже готов...
И станет степь стелиться самобранкой,
Дивя зверьём и запахом цветов.
Полынный ветер непрерывно горек,
Но благостен – исчезла суета...
Скалистый берег. Здесь когда-то город
Милетских греков жил и процветал.
Ну, а теперь – руины, змеи, пустошь,
Обломки амфор, мидий да костей...
И море пожирает с гулким хрустом
Античный град по имени Китей.
Ах, звуки жизни, вы куда пропали?
Хочу вас слышать! Силюсь! Не могу...
Вы иногда лишь чудитесь в рапанах,
Разбросанных на диком берегу.
На диком черноморском пляже
Здесь мысль — плодовита и вольна,
Нет ни Россий, ни Украин, ни Турций...
Здесь над тобой лишь властвует волна,
И — никаких наивных конституций.
Здесь ты — дитя природы, Человек!
И воспарить над миром сможешь даже...
Нет! Не — бурлак и не привязан к барже,
Которую тащить тебе весь век!
Цени, дружок, мгновения, цени!
Судьбу благодари поклоном в пояс...
Глядишь, возьмёт за горло мегаполис,
Умело укорачивая дни...
На малой родине
Май как будто стремится
Навстречу июню –
Удивительно быстро отцветает сирень…
В этом городе был я
Счастливый и юный,
И из памяти это –
Не убрать, не стереть…
Вновь по улочкам узким,
Где асфальта нет гнёта,
Как в тенистых аллеях,
Брожу допоздна,
И мечтаю наивно,
Что встречу кого-то,
Кто б меня, пусть не сразу,
Но всё же – узнал…
Ах, смешная затея,
Мой город старинный!
Годы сделали дело
И скрылись, звеня…
Я здесь ныне – чужой,
Лишь седые руины,
Присмотревшись, похоже,
Узнали меня…
На могиле Волошина
Здесь давно – не тропа, а дорога:
Недостатка в поклонниках нет…
И почти на ладонях у Бога
Вечным сном почивает поэт.
Коктебель – ниже. Домики-соты.
Горько пахнет степная полынь…
А вокруг мир спасают красоты –
Море, скалы, глубины долин.
Утонуть в красоте ты не против,
Притягательно это – всегда…
И темнеет волошинский профиль
На отроге горы Карадаг.
Прикоснётся к лицу лёгкий ветер,
Словно Макса живая душа…
Шепчет строки задумчивый вечер
На вершине Кучук-Янышар.
На пирсе осеннем
Город впал в летаргию
И дрейфует в тумане.
Дождь прохладный смывает
Летний пыл и пороки…
И южан погулять –
Калачом не заманишь,
Но на пирсе темнеет
Силуэт одинокий.
Море сонно вздыхает,
Море дремлет так чутко.
Ну, конечно же, дама,
Зонт, как символ спасенья…
Неужели любовь –
Всепогодное чувство
Увлекло за собою
В этот вечер осенний?
Но так, где же избранник,
Что же медлит на встречу?
Ах, какие духи
И с изыском одежда…
И совсем не понять,
Почему в этот вечер
Огоньком сигареты
Догорает надежда.
Я печальный сюжет
Не посмею нарушить,
Я всего лишь чудак,
Сочиняющий строки,
И совсем не понять,
Что ж так трогает душу
Мне на пирсе осеннем
Силуэт одинокий.
На руинах Арабатской крепости
Шуршат современья будни
И в такт азовской волне –
«Sic transit Gloria mundi!»*
На память приходит мне.
Руины османской твердыни,
Подход стерегущей в Крым…
Внушительно и поныне
Наследие той поры.
Здесь властвовали янычары,
Шайтана коварней и злей…
А нынче – всё задичало,
На камнях лишь кольца змей.
Фельдмаршал отважный Миних
Османскую крепость взял…
На пляже – дамы в бикини,
И сёрфинги вдаль скользят…
Шуршат современья будни
И в такт азовской волне –
«Sic transit Gloria mundi!»*
На память приходит мне.
---
*Sic transit Gloria mundi! –
Так проходит земная слава (лат.)
7 июня 2011
* * *
Над городом – не ветры, а ветра
Кинжально-остро вспарывают сушу,
Гудят тревожно с ночи до утра
И сквозняком пронизывают душу.
Такая вот – ненастная пора…
И город весь в тумане, как в дыму.
Скрипят столетья генуэзских башен.
Хотя корить природу – ни к чему,
В конце концов – зима на Юге нашем…
Какой ей быть? Ей-богу, не пойму.
Залив штормит и в ярости вода
Разбойно бьётся о пологий берег.
Ей смять его, похоже, нет труда,
Хоть в это всё же трудно мне поверить.
Нам не понять стихии – некогда!
Наивно…
Наивно размечтались мы
Блаженствовать в весенней неге…
Вновь на земле такие снеги,
Что мир – заложник у зимы,
И беспросветная пурга
В бесчинствах зимних – запятая…
Надежды наши заметая,
Как соль на раны – нам снега…
2011
Нам дарит степь…
Немало лет прожив на белом свете,
Мы наконец с тобой понять смогли,
Кому и что нашёптывает ветер,
Белесые волнуя ковыли.
В июньском небе жаворонки виснут,
В колокола воздушные звоня…
И, слава Богу, хоть на склоне дня
Нам дарит Степь чарующие мысли…
21 июня 2011 года
* * *
Начальный май. Лишь в перспективе зной.
На пляже люд распугивает чаек…
У моря я, и нет тебя со мной,
Но ты мне пишешь «помню и скучаю»…
Скучай, моя бесценная, скучай!
Без этих слов, похоже, жизни нету…
И если ты пошутишь невзначай,
Я всё приму за чистую монету!
О, вечный пленник этих нежных фраз!
Не мыслящий, ей-Богу, о побеге…
Тону, как в море, в бесконечной неге
Твоих голубовато-серых глаз…
Не парады и не награды
Среди развалин Джантары,
Вдоль южной глиняной ограды,
Как в кегельбане для игры,
Стоят забытые снаряды.
Константин Симонов, «Дожди»
По-июньскому небо ярилось,
Сжечь пытаясь все зеленя…
Археолог Саша Гаврилов
В Крым Восточный вывез меня.
Не испорчены с ним мы бытом,
Взяв воды да скромный паёк,
На авто тряслись по избитым,
По путям жестоких боёв.
Солнце – ярче начищенной меди,
Плавит день степная жара…
«Вот смотри, – говорит, – мы едем
Из Корпечи на Джантара…»
(Мне бы моря сейчас немного.
Выгорает неба сатин…)
– «Грязь месил на этих дорогах
Сам ведь Симонов Константин
В 41-ом, – вещает Саша,
Он знаток этих самых мест. –
«Сколько здесь безымянных, павших,
Что в могилах лежат и без…»
…Не парады и не награды
Не нужны этой горькой земле…
Здесь война – совершенно рядом,
А не там – за 70 лет…
8 июня 2011
Не соловьи – Валерий Ободзинский…
На кладбище грустили соловьи
О всех ушедших в срок или до срока…
И шелестел на фото светлый локон
Девчонки, не дожившей до любви.
А дальше, в ряд, вон – сверстники мои,
Давно уж прописались на погосте…
Я ненароком заглянул к ним в гости,
Чтоб помолчать и поклониться им.
Тот – под крестом, а этот – под звездой…
Их лица юны и полны надежды.
Я и они. И срок – лет 40 между.
И я – бесповоротно весь седой.
Но всё же чувства – не скупой паёк:
В глубинах глаз – предательски, слезинки…
Не соловьи – Валерий Ободзинский
Нам песни нашей юности поёт…
Но цветок надежды
Пусть не по нраву – этот талый снег.
Пусть воровато сырость под одежды
К нам проникает, но цветок надежды –
Подснежник белый – вспыхнет по весне!
И вот, глядишь, окончен зимний плен
Душе и телу, а над головами
Прольётся щебет, и наивно с вами
Благих от мира ждём мы перемен.
Ноктюрн
Людмиле
Лунный свет скользит в ночи с вершин…
Ты не спишь, и шелестят ресницы.
Спи, родная, пусть тебе приснится
Всё, что ты желаешь для души.
Стынет в лужах талая вода
И Восток поёт нам с минарета…
Мы с тобой уже бывали в этом,
Только не припомню я когда…
Под горою речка Чурук-Су
Льдинки к водопаду с шумом сносит.
День придет и лучшая из вёсен
Защебечет птицами в лесу.
А пока что, милая, усни…
Но… лампадой горит…
Василию Алоеву
Душу можно распять:
Наплевать в неё – проще простого,
Можно даже мишень,
На спине прикрепить – не вопрос...
Но лампадой горит
Во мне чистое русское Слово –
С ним родился, живу,
С ним уйду я в мерцание звёзд...
2010
О, строки – выросшие дети…
Есть радость с привкусом полыни…
Твои стихи, твой светлый гимн,
Опубликованные ныне
Уже – принадлежат другим.
Но, что лукавить: сам спешил
Дарить слова, как гроздь рябины,
Скорей! Пока не подрубило
Судьбою дерево души…
О, строки – выросшие дети,
Переступившие порог…
И пусть я – вовсе не пророк:
Вам жить и жить на белом свете…
Орджоникидзе
Феодосийских дней завал
Сняв, словно с окон паутину,
Возьму рвану на перевал,
Где цепь гористую прорвав,
Шоссе змеится серпантином.
Визжат щенками тормоза,
Маршрутка кренится, как лодка,
Но вдруг бесценную находку
Подарит щедро мир глазам,
Их синью моря обласкав, –
Орджоникидзе – в чаше скал!
2010
От полиса, tv и от газет…
От полиса, tv и от газет,
Все городские позабыв привычки,
Рвануть, как быстроногая газель,
Подальше в глушь, где черти на куличках,
И ветры дуют в синюю свирель.
И кровлей пусть послужат зеленя,
А рядом трусит верный пёс вприпрыжку…
Свободы дух не стану я менять
Ни на какие сдобные коврижки,
Хотя и нет – коврижек у меня…
Отчего ж тогда, Светлый ангел мой…
Растреножены, растревожены
Мысли бродят в гулкой ночи –
Что-то ищут в прошлом, заброшенном,
Пальцы жгут огарком свечи…
Хвори нет во мне и не в пьяни я –
Что ж, кромсать себя, потрошить?
Да неужто воспоминания,
Как святой отец, покаяния
От моей заждались души…
Вроде, жил с умом, не ходил с сумой,
Верил в доброе горячо…
Отчего ж тогда, Светлый ангел мой,
Ты покинул моё плечо?
Плещется Земля тихо травами,
Птичьей трелью воздух прошит…
Мысли цепкими волкодавами
Наловчились душу душить…
2011
Отчего же так плачут далёкие эти гитары…
De ce plâng chitarele…
Strunele nebunele…
«Noroc»
Памяти молдавского композитора Михая Довгана –
руководителя ансамбля «Норок»
Кишинэу. Бульвар под названием Штефан чел Маре,
И привет мне из юности – песня в открытом окне…
Отчего же так плачут далёкие эти гитары?
Сумасшедшие струны не рвутся, но рвут душу мне…
Отступают года, и я в прошлом тону, как в нирване,
И друзья, и любовь, и романтика снова со мной…
Ах, как пели тогда эти солнечные молдаване,
И летел их мотив над единой великой страной.
Развели нас теперь, будто рок, паспорта и границы.
С наших душ собирают и денно, и нощно оброк…
Только песен – не взять! И летят они – вольные птицы,
И о счастье поёт высоко над землёю «Норок».
2010–2011
---
*Норок – счастье (молд.).
По дороге в Бухарест
Автострада в Бухарест.
Дождик, моросящий жидко…
Из каких не ясно мест –
Двухэтажные кибитки.
Ржут устало битюги,
Под собой копыт, не чуя…
Не друзья и не враги –
Ромы по земле кочуют.
Скарб нехитрый – напоказ,
Детский крик, гортанный говор…
Им вполне начхать на нас,
И на то, что рядом город.
Табор щелкает кнутом,
Мча на волю дух и тело…
И к обочинам авто
Прижимает то и дело.
2006
* * *
Полагаю: умру я во сне –
От родной земли на расстояньи,
Без прощения и покаянья,
Под декабрьский неистовый снег.
И услышу, остынув едва,
Как сыграет мне реквием вьюга,
А друзья поредевшего круга
Мне подарят прощанья слова…
Но… почуяв вдруг голос вдали,
Я рванусь в те, иные, пределы,
Оставляя вам грешное тело
На лоскутике грустном Земли…
Полтавщина. Село Келеберда
А «море» Кременчугское цвело,
И воздух наполняли пряно травы…
Келеберда, казацкое село –
Тяжёлый труд и непростые нравы.
Здесь испокон веков – все рыбаки,
И риск в цене, как лодки и баркасы…
Мужчины здесь отважны и рукасты,
А женщины – надёжны и крепки.
Кормилицы-воды – безмерна власть:
Сонм утонувших неизменно множит…
И над рекою церковь вознеслась
С молитвами к тебе, пресветлый Боже!
Здесь всех времён сильна и явна связь,
Казацкий дух живёт непобеждённый…
И курит люльку бронзовый Тарас,
Воображеньем Гоголя рождённый…
…И Степь свистит проснувшимся сурком,
И Днепр гонит волн своих отары,
И в диком поле властвуют татары,
И в думах мрачных атаман Сирко…
23 июня 2011
---
К 200-летию со дня рождения Н. В. Гоголя в Келеберде установлен памятник Тарасу Бульбе – главному персонажу одноимённой повести великого писателя.
В 70-х годах XVII века в течение краткого времени Келебердой владел знаменитый запорожский атаман Иван Сирко. В конце указанного столетия село пережило тяжелейшие набеги крымских татар (1693, 1696).
* * *
При желанье, увы, мне не впасть в стихотворный раж:
Мысли, словно собаки побиты, бредут, тяжело дыша,
Завалился на белом листе в летаргии мой карандаш,
И в кручину, как будто в трясину, вошла целиком душа…
А по спинам дорог лупит плетью нещадно дождь,
Воровато надежду-Муму кто-то тащит топить в реке…
Вот и Слов ведь давно нет (да, где ж их теперь найдёшь?),
Тех – единственных, свежих, чтоб дать зазвенеть строке…
Проснусь, а за окном – февраль…
Я упивался этим сном,
Что, в принципе, большая редкость:
Весны дурманящая веткость
Меня раскачивала в нём.
В бокалах расплескался смех –
Мои друзья, которых нету,
Свершив с Небес, на час, побег,
Со мной курили сигареты…
Кратка их самоволка – жаль…
Да, видно, долог путь обратный,
Да, видно, строг там страж привратный…
Проснусь, а за окном – февраль…
2011
* * *
Сияет осени багрянец
В старинном городском саду…
А я – почти что иностранец
По узким улочкам бреду.
Пора бы мыслью мне смириться,
Что здесь я многим незнаком…
Гляжу – вокруг чужие лица
И удивляюсь – мой ли дом?
И горбит лет прожитых бремя,
И череды желаний нет,
А уплывающее время
Любезно кукиш кажет мне…
Сквозь расстояние и время
Не только о насущном хлебе,
Живя на свете, думал я:
Мои стихи, как белый лебедь,
Плывут по волнам бытия.
Чего таить? Но было б кстати,
Чтоб где-то в гулкой тишине
Мой дальний будущий читатель
Промолвил: «Это – обо мне…».
И стали б лишними сомненья,
А значит – жизни был резон,
Коль мысли бьются в унисон –
Сквозь расстояние и время…
2010
* * *
Скорее к таинствам стиха
Вернуться из житейской прозы,
Где день был так бездарно прожит,
Да и окончен впопыхах.
И жить надеждой, что в ночи,
Когда весь мир отколобродит,
Одна из неземных мелодий
В тебе чуть слышно зазвучит…
* * *
Слава Богу! Состоялась кража:
Вырвал сам себя из суеты,
А теперь вот сердце будоражат
Эти зелень, звуки и цветы.
Точно: скучен был бы мир и пресен,
И на долю меньше в нём любви,
Если бы таких не пели песен
Над весенней Ворсклой соловьи.
Будто в храме я, пред образами –
Сердцем чист и телом невесом…
А из Ворсклы, шевеля усами,
На меня посматривает сом.
Обо мне посплетничают жабы,
Притаившись в тёмном камыше…
Вот бы всё и впредь принадлежало
Утомлённой городом душе…
15–16 мая 2010
Старокрымский мотив
Ночами пение цикад
Мотивам вторит муэдзина…
Плывут ордынские руины,
Качаясь на волнах-веках.
Мы, ускользая из столиц,
Востока слушаем напевы…
И смуглые на диво девы
Волнуют красотою лиц.
И пусть здесь порознь смех и грех
Свой путь сквозь судьбы проторили –
Благословенная Таврида
Объединяет ныне всех.
* * *
Старый Крым. Середина июля.
На погосте – трава да кусты.
На могилу Друниной Юлии
Я несу полевые цветы.
Милый друг, преклонить колени мы
В этом месте с тобой должны
Перед ней и её поколением,
Обожжённым огнём войны.
И причин ухода не трогая,
Я скажу: «Нет поэта вины!»
Пережить удалось ей многое –
Кроме краха родной страны.
2009
Стикс
В той реке вода, почитай, всегда
Вся черным-черна и колючая.
Сколько душ вокруг да премерзкий звук –
День и ночь скрипят там уключины.
Дабы звук не стих над рекою Стикс,
Перевозчик там машет вёслами.
Вопль стоит и стон, а старик Харон
Лишь на мёртвый люд скалит дёснами.
Бородат и зол. Требует обол
За доставку душ в царство Вечности.
Денег нет? Адью! Не садись в ладью –
Шляйся берегом в бесконечности!
Ах, моя душа – нету ни гроша –
Станет берегом Стикса маяться,
Но за скорбный вид всё ж возьмут в Аид –
Старина Харон над ней сжалится…
Стою, объятый звонкой ранью…
Устроен мир светло и мудро…
Окно открою в летний сад,
Приветствую с рожденьем утро,
И птичьи трели залетят
Ко мне, как тайное посланье
На непонятном языке…
Стою, объятый звонкой ранью,
И солнца луч держу в руке.
Только в Крым
Под колёсный ритмический степ
На знакомства мне вновь повезёт...
Синим полозом поезд ползёт
Через знойную южную степь.
Мне бы взять – да осваивать Рим,
Не в угоду капризной душе...
Ей решительно ясно уже –
Только в Крым,
только в Крым,
только в Крым!
Мозг на душу обидой горит:
– Ну, на кой тебе Крым, на какой?
Но за окнами – снова Джанкой
И восточный вполне колорит.
Встанут горы. И вспыхнет листва.
И опять – кипарис и миндаль.
Юг Тавриды. Безбрежная даль.
Синева,
синева,
синева...
* * *
Ты мне довериться смогла,
И, птицей взмыв, слетело платье…
Какие жадные объятья!
Как тихо музыка плыла.
О, познаванье красоты!
Свидетель – полумрак квартиры…
Слов не хватает – лишь пунктиры,
И в целом мире – только ты!
А профиль милого лица,
Как свет надежды и спасенья…
И вот отброшены стесненья,
И поцелуям – нет конца.
У Сиваша
В утреннем тумане матовом
Стряхивает сон душа…
На колёса степь наматывая,
Мчим в авто вдоль Сиваша.
По обрывам в безрассудности
Серебристый бьётся лох…
Север Крыма щедр безлюдностью,
Но таит следы эпох!
Сколько, сколько здесь оставлено?
Не сочтёшь их без труда…
И лишь помнит страсти давние
Эта горькая вода…
* * *
Уже сентябрь, и как ты не крути,
Но и на Юг, увы, приходит осень…
И остаётся, взгляд печальный бросив,
Сказать: – Прощай, Азов и Казантип!
Хоть по большому счёту – не резон
Крым покидать мне в бархатный сезон!
А вскоре в воду просто не войти –
Прохлада с гор струится звонкой льдинкой.
И ловит мир, как сетью, паутинкой
Паук мохнатый – криминальный тип.
И листья золотые – задарма,
Ещё чуть-чуть – и загудят шторма.
Урок чистописания
Озабочен первый класс вновь чистописаньем,
Тишину тревожит лишь лёгкий скрип пера…
Кто-то прикусил язык – явно от старанья,
Помню всё отчётливо, будто бы, вчера.
Для меня заданий ряд – просто не решаем:
То не тот нажим пера, то не тот наклон,
А сосед по парте мой – Санечка Гришаев
Написал по правилам, всё, что нужно, он.
Соберёт тетрадки все наша Нин Степанна,
И заданий набело не переписать…
И куда б потом нога наша не ступала,
Там писать свою судьбу каждый станет сам.
Ах, как нам светил успех, вот мы вверх и лезли,
Но вершина миражом всем была не раз…
Вкупе – случай роковой, водка и болезни
По пути движения выбивали нас.
Впрочем, мы свои пути выбирали сами,
Кто-то даже не достиг возраста Христа…
И уполз за облака друг Гришаев Саня,
Лет пятнадцать прохворав, на ноги не встал.
…Озабочен первый класс вновь чистописаньем,
Тишину тревожит лишь лёгкий скрип пера,
Кто-то прикусил язык, явно от старанья…
Лет полста уже прошло – помню, как вчера.
Феодосия. Орджоникидзе
Блаженна тень. На солнце – морок.
О валуны волна шуршит…
И только – море, только – море,
И, слава Богу, ни души.
А мыс Ильи – уставший ящер,
Припав к заливу, пьёт и пьёт…
И повод к счастию – пустячный,
Но только за душу берёт
Вот этот сплав воды и неба,
Где горизонт не ведом весь…
Как жаль, что я давно здесь не был!
Как хорошо, что вновь я здесь!
И нет противоядий – яду!
И дорог южный плен таким!
А Муза – пенная Наяда
Средь волн мне дарит взмах руки…
* * *
Финальный март, но валит снег вовсю,
Весеннюю выбеливая землю…
А мы, как выпив колдовского зелья,
Глядим на этот необычный сюр
Для этих южных, в общем-то, широт…
Грехи ли наши или чьи огрехи,
Но всем вдруг достаётся на орехи
От зимних нерастраченных щедрот…
Душа подобна выжженному полю,
Ирреализм на мареве тоски…
И нам уже не помогают боле –
Ни нежность взгляда, ни тепло руки.
Цветёт моё воображенье…
Увы, хоромы не построил,
Не накопил наличность, но…
Я помню, как пылала Троя,
И Атлантида шла на дно.
Орд кочевых неслись приливы
Под пенье жадных скифских стрел…
И в прошлом всё познать хотел
Мой ум, изысканно пытливый.
Событий, дат во мне круженье
Легло в логическую связь,
На стержне знаний находясь,
Цветёт моё воображенье.
Мой ум – бесстыжий эрудит
Снимает с прошлого оковы…
И гул эпох многовековый
В моей вибрирует груди…
* * *
Ценю восторг зелёной тишины,
Оторванной от городского шума…
Как хорошо в тени деревьев думать,
Глубинно проникая в явь и сны.
Отточена уединеньем мысль,
Не найденная в суете с наскока…
Как бабочка, она, взрывая кокон,
Уверенно осваивает высь.
Я буду сам себе завидовать
Смотри, как мыс со свистом режет
Шуршащую волну зелёную...
На этой части побережья –
Такие бухты потаённые,
И ввысь стремящиеся скалы,
На них цветут деревья бантами...
В одной из бухт побудем малость
Единственными оккупантами.
И станет воздух весь пропитанным
Щемящей жадностью познания...
Я буду сам себе завидовать,
Скользя по лезвию желания.
* * *
Памяти поэта Якова Рудя
Я не знаю, сколько проживу –
Есть секреты за семью замками,
Но всё чаще глажу я руками
Эту землю, листья и траву.
И в былом каком-то пустяке
Вдруг черты встречаю совершенства,
И неизъяснимое блаженство
Дарит чья-то песня вдалеке.
А порой гляжу: на склоне дня,
По тропе на алом небосводе
Мальчик, так похожий на меня,
Босиком за горизонт уходит…
2007
* * *
Я помню милые черты.
Твоим словам безумно рад.
Такие Женщины, как ты,
Случайных фраз не говорят!
Такие Женщины, как ты,
Бывают в жизни – только раз!
Они, как вешние цветы,
Дурманят ароматом нас.
Они, как вешние цветы,
Полны и таинств, и огня…
Вот потому лишь только ты –
Единственная у меня.
* * *
Я стал к себе с годами строг,
А путь мой – менее обманчив.
И не пишу случайных строк,
Чем я грешил, конечно, раньше.
Не столь подвержен суете
И завереньям в чувствах пылких…
А прелести былых утех
Бессрочно отбывают ссылку.
* * *
Январь. Над крышей кольца дыма.
Машин не докучает шум.
Брожу я тихим Старым Крымом
И дивным воздухом дышу.
Лишь тишину тревожит живность –
Солируют в ней петухи…
И, уж, поверьте: так сложилось,
Что здесь рождаются стихи.
О, воздух родины! Как чист ты
И звонок – я бы так сказал…
В тебе – восточные мониста,
В тебе – славянская слеза…
* * *
Ящериц бронза – в таинстве скал:
Дремлют потомки древних рептилий…
Радует глаз мне даль перспективы.
Север Молдовы. Лета накал.
Гроты. Пещеры. Узкий каньон.
Речка петляет лентою серой.
Теплится сердце светлою верой:
Эти красоты – вовсе не сон!
21–22 июля 2011
…И Нюрка в сарафане у крыльца
Нас «юнкерсы» и «мессеры»
Месили больше месяца,
Огнём вбивая в землю тут и там.
И не понять, где фронт, где тыл,
Пылают хаты и мосты,
А мы все – заскорузлились в бинтах.
Хрипел наш старшина Федько,
Слова сплетая в горький ком: –
К своим прорвёмся, рано нам на тлен!
А перед этим, сплюнув «бля!»,
Он лейтенанта расстрелял,
Когда тот вякнул, дескать, лучше в плен.
Ах, нам бы верить старшине,
Да ни одной гранаты нет!
Пять «трёхлинеек» на десятерых...
Патронов мало, дело – швах!
И пуд усталости в ногах,
И глушат рёвом танки немчуры...
Откуда ж столько их взялось?!
Нет! Не поможет нам «авось»...
Вон прут и прут, без края и конца!
И чую, час настал сказать: –
Прощайте, мамкины глаза
И Нюрка в сарафане у крыльца...
…Или нам показалось?
А день завершает на Землю визит,
Похоже, устал до упада…
По глади залива диск солнца скользит,
И вот потянуло прохладой
Вечерней. Лист вздрогнул на лёгком ветру.
О сосны закат укололся.
И сумрак не бросит спасательный круг
Звенящему многоголосью
Дневному. Минута, и вот уже мы,
Тая по ушедшему жалость,
В объятья летим наступающей тьмы…
Был день – или нам показалось?