Сергей Смирнов

Сергей Смирнов

Новый Монтень № 33 (525) от 21 ноября 2020 года

«Русский космизм» Анны Долгаревой

Постскриптум к конкурсной подборке

 

Мы, русские, долго запрягаем, но быстро едем. Так, мысль написать эссе о подборке победительницы VII Международного поэтического конкурса «45-й калибр» им. Георгия Яропольского Анне Долгаревой возникла у меня ещё в процессе судейства, оценки стихов конкурсантов, когда я поставил Анне высший балл и был впоследствии несказанно рад её победе. А берусь за написание только сейчас, в ноябре года двадцатого, високосного и коронавирусного. (Текст подборки можно найти в именном списке принятых на конкурс работ).  

Прежде всего я отметил в подборке цельность концепции, единство в разнообразии подходов к теме и способов её раскрытия. А тема представляется мне навеянной идеями «русского космизма», воплощёнными в трудах Николая Фёдорова, Константина Циолковского, Владимира Вернадского и в практике советской космонавтики, связанной прежде всего с именами Сергея Королёва и Юрия Гагарина. Попробую это доказать на основе стихотворного материала.

Напомню, что основная идея работ Фёдорова в «воскрешении отцов», то есть в реальном оживлении силами науки всех ранее живших и расселении их в космическом пространстве. А в конечном итоге, в неприятии смерти. Вот это самое неприятие смерти как нарушения естественных законов прослеживается и в подборке Анны Долгаревой.

Начнём с самого первого стихотворения, «Мальчик спит в электричке…». В нём я увидел и воплощение щедрой души русской женщины, всех жалеющей и всех пытающейся защитить; и неприятие войны в любом её проявлении; любовь и милосердие, направленные на молодого солдата, «пиксельного мальчика», зелёного салагу, едущего к месту службы на соседнем месте в электричке. Зная подробности биографии автора, бывшей военным корреспондентом на Донбассе, проникаешься высшей степенью доверенности к ней в этих вопросах. Это не взгляд диванного стратега, а свидетельство очевидца, видевшего смерть, страдания, неприглядность окопной жизни воочию. И поэтому образ лирической героини воистину вырастает до масштабов символа Родины-матери, знакомой нам по плакатам военного времени и по монументу на Мамаевом кургане:

 

Господи, усыновить бы. Вот всех бы, всех.

Стать бы большой, до неба, и чтоб руками

всех заслонить.

 

Любопытно у меня интерпретировалось второе стихотворение подборки, «Бог говорит Гагарину…». Мне представилось, что родилось оно из известной советской мифологемы времён первых полётов в космос. Тогда на каждом углу и в каждой газете завзятые атеисты острили: «Вот космонавты в небо летали, но Бога там не видели». Анна Долгарева своим стихотворением это утверждение опровергает. И знаете, ей веришь! Такова сила художественного слово и авторского убеждения. Напомню, что в стихотворении описывается воображаемый монолог Бога, предназначенный нашему первому космонавту. И в нём тоже в полную силу звучит утверждение жизни и неприятие смерти:

 

…нет внутри человека угасания никакого,

а только мороженое на площади на руках у папы,

запах травы да горячей железной подковы,

берёзовые сережки, еловые лапы…

 

Стихотворение «Эти снежные бабы у побережье Онеги» утверждает основную идею подборки иными, но также вполне доходчивыми способами. Здесь словно происходит воображаемое возвращение в детство, индивидуальное и родовое, возвращение к детским играм и к языческим верованиям, почитанию предков и «сотворению кумиров» в прямом, буквальном значении слова, когда их символическим воплощением выступают обыкновенные снежные бабы. И это сотворение, это возвеличивание образов предков также противостоит смерти и забвению.

 

Это мама, а это вот бабушка, это же я –

Эти снежные бабы у побережья Онеги.

 

А тут вам ещё цитата из Евгения Евтушенко с характерными смещениями акцента «идут белые снеги», позволяющая прочнее вписать стихотворение Анны в культурологический контекст и закрепить в нём ощущением исконного, родного, соприродного, ощущения малой родины и заповедного детства. Завершается текст своего рода заклинанием: «Это будем мы вместе, живые, живые, живые».

К сожалению, понятно, что это благое пожелание плохо срабатывает в реальной жизни. Однако смерть кота в следующем стихотворении воспринимается автором именно как нарушение естественных законов жизни, где смерти быть не должно. Немного наивно, немного по-детски, но зато как пронзительно!

 

И если есть бессмертие, оно

Сейчас парит над площадью Сенной,

Течёт, как бесконечная река.

Но всё-таки: вот этот мёртвый кот –

Пускай он встанет и домой пойдёт,

И правда утвердится на века.

 

И завершает, закольцовывает подборку стихотворение о нелёгкой доле русской женщины, поименованной автором в данном случае Валентиной (то есть «сильная, здоровая» на латыни), волею судеб и стечением обстоятельств вынужденной трудиться в «Хинкальной-хачапурной», но и там не утратившей своих качеств сердечного милосердия и житейской мудрости, «так, как будто она сама – замешанная из теста / белоснежного, да из любви земной человечьей».

«Мы уже в раю – нам бы в нём остаться», – утверждает Анна Долгарева. Постараемся последовать её пожеланию.

 

Сергей Смирнов,

ноябрь 2020 года