Сон о Высоцком
Нашарил на столе пачку сигарет. Вытряхнул в сплошной темноте. Сколько их там было – не считал. Разгладил бумагу – её вроде называют фольговой. Как мог, как сумел, вслепую разгладил о ребристый край «БТ». Где же спички? Наконец хрустнул коробок. Чиркнул раз, другой. Примерился. Обгоревшим огрызком нацарапал на шершавой стороне бумаги: «Сон о Вл. Сем. Запомни».
Поутру в блокнот перенёс ту же запись. На всякий случай. Бумажка, впрочем, чудом не затерялась, хотя уже лет пять-шесть прошло. Мог бы, как теперь понял, ничего не записывать, ибо сон повторяется. Повторяется. Повто...
В одиночку – сознаю, что безумец – карабкаюсь вверх по склону. Ни рюкзака, ни альпенштока. Лезу наобум, наугад, напролом. Только бы не сорваться. Название горы? Спросите о чём-либо полегче. Почему один? Тоже не могу объяснить. Пот глаза застилает. Но не вытираю ладонью: обе руки заняты – цепляюсь то за пучок травы, то за камень, то за корягу. И не оглядываюсь вниз. Иначе – чувствую – сорвусь. Конечно, безумец...
Снега ещё нет. Но его дыхание где-то рядом. Кой чёрт загнал меня сюда и заставляет делать то, чему вовсе не обучен?! Даже своим дилетантским в альпинистских науках умом соображаю: ещё десяток-другой метров вверх по склону (гребню? хребту? перевалу?) – и крышка. Назад? Ни за какие пряники. Финики. Тугрики. Бред? Сумасшествие?..
Хрипло дышу. Губы растрескались. Передохнуть негде. Рук не оторвать. Мышцы стало судорогами сводить. И беспрестанно, как на заевшей пластинке, одна и та же мелодия – то глуше, то громче стучит в висках, ушах, во всём изнурённом теле: «Блистал закат, как сталь клинка…»
Трава. Камень. Камень. Трава. Корень. Коряга. Трава... Глаза удивились, не поверили самим себе: голубовато-сизый воздух. Голубоватый, потому что день не закончился, хотя и вечереет. Сизый, оттого что по нему блуждают облачка, а дальше, дальше, дальше, ввысь – пики гор, облицованные снегом. Добрался-таки до гребня. Узкого настолько, что полшага влево или вправо – и... Ну да понятно.
Как тут идти? Раскинуть – для баланса – руки? Канатоходец, что ли? На четвереньках? Позор! Но кто увидит?..
– Слышь, парень, закурить не найдётся?
От неожиданности чуть не загудел в тартарары.
Медленно, с трудом погасив крик в пересохшем горле, поворачиваю голову влево. Оттуда голос раздался. На камне, свесив ноги в пропасть, сидит Высоцкий. Насмешливо-ироничный. С гитарой.
Она-то как здесь очутилась? Да и сам Владимир Семёнович – оплаканный, отпетый?!
– Нет... Вижу, что нет. А жаль, – спокойно продолжил он.
– Но вы же,.. – выдохнул я и осёкся...
– Не бери в голову, парень. Инфаркт, говорят... Водка, глаголят... Ну-ну... «Бой будет завтра, а пока взвод зарывался в облака и уходил по перевалу». – Густоту его баритона даже воздух, процеженный высотой, не мог обесцветить.
– И... вы давно здесь?
– С июля, с двадцать пятого числа. Какого года, знаешь?
– Будь проклят тот год...
– Не ты первый здесь, на Кавказе, так говоришь. Но всё равно – спасибо. Спуститься-то соображаешь, как?
– Ни сном ни духом.
– Сто шагов за мою спину. Не дрейфь! И не на карачках, конечно. В полный рост! А там налево – плавный такой серпантин. К ночи дотопаешь. Через четверть века свидимся. На Алтае… Прощай! Мне пора: старшина тут один с войны заплутал. Толкуем частенько. Но вниз, сам понимаешь, никак нам нельзя.
И Высоцкий, пристроив гитару на плече грифом в зияющую пустоту, зашагал по золотисто-багровому солнечному лучу, над пропастью – по одному ему известному траверсу...
…Тут я проснулся и стал лихорадочно искать сигареты.
Сон повторяется. Повторяется. Повто...
И каждый раз жалею, что не могу спуститься вместе с Владимиром Семёновичем с перевала. А может, ему и не нужно это? Надо бы спросить – четверть века спустя. На Алтае…
«Отставить разговоры! Вперёд и вверх, а там...»
Сон о рифме
Он, этот сон, из разряда необычных. Непривычных…
Одна из непредсказуемых рифм пришла на рассвете, бестолково-манящая: крутилось что-то типа «сон твой – мастодонта». Абсурд!
Месяц спустя этот непонятный рефрен снова пробуравил мозг. Мелькнуло ещё несколько строчек. Не запомнил.
Однако ритм стал стройнее, и созвучие – так ощущалось – должно было занять место где-то в конце стихотворения. Другими ночами наплывали строки – то написанные от руки, то отпечатанные на машинке: «бывать в горах, бывать в горах…». Они рифмовались со словами: «в снегах», «в стихах»... (Ну эти рифмы достаточно ожидаемы, не стану кокетничать!)
…Наваждение, порождённое мастодонтом, длилось долго. А потом чётко – от начала до конца – приснился текст. Мало того что приснился – привиделся, прозвучал без поправок… Автор проснулся и записал стиш. (Баллада эта позже печаталась. И не раз. Появилась со временем в Интернете. Текст я опубликовал и в двухтомнике «Ангел-подранок». А здесь дам только фрагмент…)
Но ты останешься в снегах,
Как буква в белом букваре…
Но ты останешься в стихах,
Словно хвоинка в янтаре…
Бывать в горах,
бывать в горах
В посеребрённом сентябре.
Где гул лавин – ракетный гул –
Как преисподняя тоска.
Где нас сутулый Вельзевул
По смуглым скулам скал таскал.
……………………………………
Заснуть в снегах.
Ба!
На сон твой –
с грациозностью мастодонта –
Обвал!
Бывать в горах…
Сон о реке
…Фотоаппарат «Любитель». В объективе – мостик через горную реку Большой Зеленчук, а на нём – дочка и двоюродная сестра. Так: диафрагма, выдержка – всё, пожалуй, в ажуре, по погоде. Сейчас наведу резкость. На склоне, за спиной, сын. Он что-то весело бормочет, скорее всего деловые советы даёт. Не прислушиваюсь: тоже ещё маэстро выискался. И вдруг Петька кричит:
– Папа! Мяч! В реку!
Вот паршивец, уронил... Зеленчук у самого берега, меж камней, ленив: слегка покачивает белый волейбольный шар, дразнит.
– Петруха, не раздевайся – встречай его!
Сын бегом-кувырком вниз. Вижу: вода ему немного выше щиколоток. Растопырил руки. Поймал мяч. Доволен! Через секунду выпустил, захныкал. И поскользнулся. Мокрый до нитки выбрался на берег.
– Папа! Давай за ним!
Бросив аппарат в траву, уже на ходу скинув рубашку, срезал по склону метров сто, пока Зеленчук делал поворот вокруг высокого мыса. И... Понятно: мяч плыл, бешено вертясь, по самой стремнине. Бог с ним...
Вытирая сына полотенцем, переодевая его в сухие трусы и футболку, чуть не потерял сознание от жуткой мысли. Ни вслух, ни про себя повторять её не хочу.
Наглотался всяких «колёс», колотило долго – и день, и ночь. И сейчас, когда пытаюсь выплеснуть на бумагу не сон, а явь, сердце стучит вразнос.
Стараюсь успокоить себя, прокручивая самое тягостное воспоминание о горах вспять: там было мелко, вода и до колен Петрухе не доходила. Там было мелко... Да. Да! Да!!!
Но снам ведь не прикажешь. Вот и нынче, хотя давным-давно за полночь, не сплю: пойду сыну и дочери одеяла поправлю. И сотворю, как умею, молитву Зеленчуку. Суеверие? Ну и пусть! Пусть после моей неуклюжей отцовской исповеди ни с кем никогда не случится беды в горах.
...Уже и внуки растут, слава богу. Тому самому, которого я, кажется, упросил оставить меня без сна о реке… А если мучительное сновидение и придёт, то, тьфу-тьфу, пусть оно останется лишь буковками на страницах. Теми самыми буковками, которые я перечёл на берегах бешеной Катуни. Творя молитву на Алтае. И во имя детей, и во имя внуков…
Сон о танкетке
«Трактат» о танкетках, написанный Алексеем Верницким, живущим, насколько помню, в Екатеринбурге, обнародован в журнале «Сетевая Словесность». Желающие всегда могут навести справки на предмет того, что такое танкетки и с чем едят короткие двустрочия их сочинители и поклонники.
Было дело: танкетками и я заболел! Наворотив их вагон и маленькую тележку. Самые интересные приходили перед снами.
А то и во время оных.
Иные запоминал, записывал на следующее утро. Подборки моих танкеток под заголовками «SVSK без тчк» публиковались в нескольких авторских сборниках. К примеру, в книге «Ореховка. До востребования»…
Само собой, россыпи этих не совсем обычных двустиший появились и в первом, и во втором томе «Ангела-подранка» – то на одной странице, то на другой, а то и на целом развороте…
Однажды мне приснилась сногсшибательная танкетка! Из тех редких, которые заполучат право быть на страницах будущих учебников отечественной словесности. Ей-ей. Но я её забыл! Начисто.
И бессонница преследовала меня не неделю, а целый месяц! Но однажды… Однажды сон повторился… Я вырвал себя из вязких объятий Морфея и записал:
*
вещдок
Плащаница
…А на Алтае посетило меня видение: на фоне изумрудного горного склона – огненный крест. Иисус, насколько может, выворачивает голову вправо, но оранжевые языки пламени уже прихватывают его длинные волосы…
1986, 2006, авторская редакция – 2013, 2017
Ставрополь – Пятигорск – Кисловодск – Теберда –
Домбай – Архыз – Тбилиси – Вильнюс – Анапа –
Углич – Москва – Санкт-Петербург – Валенсия –
Барселона – Гранада – Аккра – Такоради – Киев –
Одесса – Феодосия – Евпатория – Нальчик –
Ростов-на-Дону – Усть-Кокса – Конгай…
Фотографии из свободных источников в Интернете