(как возможность времени)
Speech на то, как приторочить собеседника
Вечер ли? Книга ко мне прикасалась больше?
Под буквы и слоги время немного дольше.
Дольше бессилья пред сном.
Столом
Начиная утро,
Тебя не обяжет пудра
Как барышню, к красоте,
Которой теперь не те,
Что прежде, синонимичны.
Продумай себя, как speech на
Подвластное голосам,
В которых сказавший сам
Не менее, чем его тема.
Вот схема
Оставить в словах лишь то,
На что ты их сам оторочишь:
Так всяк собеседник короче.
О том, как пригоршней смерить остаток лета
Доварили вареньем остаток лета.
Банки, сахар и ты приметой
Одарённой теплом поры –
У плиты поварской порыв.
Послати впечатленья идущих тропок
За тобою каймой тревог.
Смерь свой месяц пригоршней отъятых пробок
От напитков. Tres beaux. Tres beaux.
Разложи по розеткам в порывах хлада,
В напоённости декабрём,
Ибо лету в тарелке солгать не надо,
Потому мы ему и врём.
Запивай холода этой ложкой сладкой
Спелых августа вечеров.
Оставайся тетрадкой и в ней украдкой
Отделяй сам себя от слов.
От чужих. Оставляя себя в записке, в переписке, как перевод
Отогретого чаем, теплом закулисья
В ожидании вешних вод,
Как поправок в законов природы свод.
Ссуда тишины
Ты полагаешься гостю пловом, если не хочешь предстать в словах
Несколько больших, чем просто город в просто людях и просто делах.
Текла и рекла
Улица. Называла и называлась.
Не приимешь её имён
После стольких сложенных в эту лексики малость.
Отрицанье ей устроенных похорон –
Это долг, это труд претерпенья и взгляда
В говорящего, не в слова.
Если что-то в идущем тебе и надо, –
Не молва.
Так и этот пришедший за чаем гомон
Предоставлен, как пересуды.
Оставляй его дома. Обставляй его домом
И подай тишину, как ссуду.
О невыездных из внутреннего Китая,
или
Принуждение к Конфуцию
Почта вотчиной газет, посылок, писем.
В домашнем рисе –
усталость Китая тарелки хозяина,
Империи долга, работ, сил и бессилия каина.
И стол продолжает его в уголке России.
Встал с утра – вспоминай, чем себя носили,
Да с чем.
Подобрал что, подобрался всем,
Что не бросить, как себя на кровать, –
В восемь проснёшься не догнанное догонять.
Вспоминая себя, как остаток, и достаток, и документ.
Пополняешь себя из газет,
Из журналов,
Мало-помалу
Выводишь апатию,
Выбираясь из гати язв
Социальных,
Из желания поверить в банальность
Округи и встречного,
В речь его,
В сводимость сказанного к говоримому.
Дороги к Риму – в Рим всему.
Себя – к работе и безработице,
Труд – лишь к поту лица.
И помнить уметь в подлеце – лишь умения подлеца.
Основано на реальных девочке, дедушке и библиотеке
1. Что я не смог положить в библиотеке в карман
Комната сельской библиотеки, ограждённая полками, стеллажами,
Дряхлыми и ничуть не трёпаными томами.
Руководство по хатха-йоге, Бродский в своей «Меньше единицы» –
Сколько нежданных встреч позади безликой кулисы
Входных дверей, где реет запах каши для дошколят
Соседнего помещения садика. Газеты велят
Читать страницу, как странника, по коему
Происходит чужая жизнь, весомою
Частью лжи и правды, что не в букве, не в факте – в интонации и несении
Этих козырей воскресенья
Веселья, радости, бодрых дел.
Вот! А ты и читать не хотел…
Напрасно. Перебирание букв и слов, прибирание их – частно,
Ясно.
Свой собственный читательский замысел.
Как мыс на пляже пел
Несколько минут до бумаги и красок типографских,
До Толстого помянутого его графством,
До урожаев зерновых, до успехов учащейся молодёжи.
Вот Родина на бумаге. И ты знаешь, что в карман её не положишь…
2. О старческой боязни листвы
От страха пустоты или переполненности собою
Человек убегает в газетные листы, оставленные средней школой
На скамейке возле урны убегавшим в бурное мальчишкой.
А теперь догоняет оно старика, но чужое совсем, не его. Бурное слишком.
Вот к газете притихшей припасть. Уютно.
Буквы снова нас узнают. Будто.
Сколько важного, посмотри, ты не важен, не важен, не важен.
Успокойся, давай, посмотри. Сколько люди другие «кажут».
И тебе полагаются те, что в газете, на фото, страницах.
Помолчи, помолчи о стране. И сочувствуют спицы
Убегающие по стежку, по крючку от твоей нестолицы.
И она принимает страну по крупицам. Она – продавщица.
Как она побежит вечеров, средь наличников мыкаясь с пряжей.
Тишиной по тарелкам без слов пробежится и ляжет.
Убегай от окопа её и застань лучше там, у прилавка.
Пусть она будет только прогноз. Не гипноз. Только ставка.
Стены кроют чужие бои да иные заставы.
И старик так боится листвы, что жена до конца долистала.
3. Основано на реальной девочке
Маленькая девочка-студентка из провинциального городка
Хотела быть всемогуща, что античный бог.
Психологическое истощение. Люди не любят, когда
Кто позволяет слишком много своих и, тем более, совсем не своих дел.
Христос берет её на руки, несёт старым медиком на родной порог:
«Возьмите, она вынесла беспредел.
Её вынесли за предел
Такой маленькой, не сумевшей всего и сразу, не злой, не успевшей зла, головы.
Я пытался помочь, но того, что ей дали, и я не умел.
Только я всемогущ с тех самых пор, как меня распяли такие, как они и вы,
И отныне в вашей жизни она и я – мы оба будем сверх всяких мер.
Дорогие, гуляйте чаще. Здесь рядом сквер...
© Сергей Уткин, 2016–2018.
© 45-я параллель, 2018.