София
Агачер

Когда суета и заботы в родном городе становятся невыносимы – я убегаю в иное пространство и брожу по нему среди декораций человеческой цивилизации. И чем больше я путешествую, тем чаще мне кажется, будто я смотрю какой-то фильм. А мне хочется быть не зрителем, а соучастником – погрузиться, потрогать, понюхать, попробовать этот мир, выйти за комфортные каменные стены и сдохнуть от ветра, дождя, голода, аллергии, укусов насекомых и змей…

Но всё же один раз в жизни мне удалось побывать не зрителем, а «желанным гостем» на очарованном острове. И случилось это на Эспаньоле, где окружающий мир из киношного превратился в реальный.

Эспаньола – небольшой, самый старый и изолированный из всех Очарованных или Галапагосских островов, где бесконечно долго можно сидеть на белом и нежном, почти как манная крупа, песке пляжа Гарднер, наблюдая за играми морских львов в прибрежных волнах Тихого океана.

Это место может очаровать человека и не отпустить его потом всю оставшуюся жизнь – егерям и гидам национального парка на территории Галапагосских островов известно это не понаслышке. Приехав сюда из любопытства, эти успешные и образованные люди из разных стран мира: Франции, Бельгии, Германии, США, Эквадора – остались на Галапагосах навсегда. Вибрации и энергия Эспаньолы захватили их в плен.

Несколько миллионов лет остров живёт в изоляции, хранимый океаном от влияния переменчивого мира. Находится он вблизи экватора, и воздействие на него магнитных полюсов Земли минимально. Здесь сохранилось первозданное поле бесконечной и неосознанной любви нашей планеты.

Один мой хороший знакомый, объездивший большую часть Старого и Нового Света, утверждает, что остров работает как камертон, который настраивает души и излечивает людей от «душевной недостаточности».

Он рассказывал, как попал на пляж Гарднер и был окружён морскими львами, а потом, глядя на играющих в прибрежных волнах животных, впал в некое подобие транса. Он ощутил, как счастье и покой наполнили его всего, от кончиков пальцев до макушки; как перестали ныть поясница и суставы; как его тело стало лёгким, молодым и очень гибким и как время будто остановилось. Егеря вывели его из этого дурмана, бросив в прохладную воду, а потом сразу увезли на корабль. После этого случая он со своей возлюбленной приплывает на яхте к Эспаньоле каждые три года. Таких яхт, под флагами разных стран, тут немало – они бросают якорь невдалеке от пляжа Гарднер и стоят по несколько дней. 

На пляж приходят те, кто испытал здесь однажды состояние транса – и не может больше жить без ощущения этого счастья и этого «вкуса бессмертия». А ещё мой знакомый со смехом добавил, что на яхтах люди занимаются любовью – не сексом, не зачатием детей, а любовью, – которую ощущают здесь как огромный дар, достающийся в жизни очень немногим.

«Если не сейчас, то уже никогда я не смогу побывать на Очарованных островах», – вдруг подумала я, взяла билет на самолёт и улетела в Эквадор.

Ранним июльским утром самолёт выгрузил меня в маленьком аэропорту острова Бальтра, откуда и началось моё путешествие по Галапагосским островам. Небольшое судно Silversee с группой туристов на борту взяло курс к острову Эспаньола и бросило якорь недалеко от него. Утром нас на надувной резиновой лодке с мотором повезли к песчаному берегу. Туристы подались в дайверы – их мало интересовала суша. Они пролетели полмира, чтобы немедленно надеть своё снаряжение и погрузиться в прибрежные воды ради общения со стингерами, рыбами из семейства акульих – очень опасными и сказочно красивыми существами. Я же пошла гулять по пляжу и стала с опаской приближаться к семейству морских львов.

Огромный самец спал на берегу. Самки кормили детёнышей. Морские львы-подростки наскакивали друг на друга, задирались и довольно похрюкивали. Никто из животных на меня не реагировал. Так я забралась в самый центр семейства, села на песок и стала наблюдать за играми в воде подрастающего поколения морских львов.

От их грациозных тел, выделывающих вместе с пеной морской необычайные па, исходила такая нежность, такое счастье, что я забыла обо всём на свете, потеряв ощущение времени и пространства.

Молодые морские львы выпрыгивали из воды, ударялись грудью о грудь, обвивались шеями и ластами, создавая подобие этакого живого винта с вращающимися лопастями. Вдруг одна из играющих львиц (не знаю почему, но я была уверена, что это именно самка – уж очень точёными были её формы) вышла на берег, направилась ко мне и села неподалёку. Она оперлась на передние ласты, выгнула спину и задрала вверх голову точь-в-точь как собака или волк, воющий на луну. Её сходство с волком было настолько очевидным, что я совсем не удивилась, когда услышала издаваемый ею вой. Я вспомнила старинную балтийскую легенду о том, что нерпы умели превращаться в волков. Потом морская львица стала попеременно поднимать ласты, да так смешно, что я невольно рассмеялась. Любопытная самочка развернулась ко мне, очень быстро подбежала вплотную и положила голову на моё плечо. Что делать?

Но никакого желания что-то делать – вскакивать, бежать, звать на помощь – у меня не было. Кожа морской львицы оказалась нежной и тёплой на ощупь, и пахло от неё не тухлой рыбой, а свежестью океанского ветра, солнечного дня. Этот запах заворожил меня. Я ощутила себя частью огромной Матери-Земли. Каждый камушек под прозрачной ласковой волной любил меня, и каждая песчинка светилась мерцающим сиянием, а я, маленькая и беззащитная, лежала на груди у своей матери, и мне было бесконечно хорошо.

Не знаю, сколько времени я так просидела. Помню только, что сильные мужские руки оторвали меня от морской львицы, подняли и понесли прочь.

Это был Ион – наш гид и егерь Галапагос. Оказывается, когда дайверы вышли на берег, они обнаружили, что меня нет. Я не откликалась на их крики. Ион пошёл меня искать, обнаружил рядом с морской львицей и понял, что я, как мне объяснили уже позднее, «поймала поток Пача-Мамы, или Матери-Земли». Ион нёс меня на руках и ласково приговаривал:

– Не плачь, родная, не плачь… ты обязательно вернёшься к ней… надо идти на корабль, на корабль… тебя все ждут, у тебя есть дом, дети…ты им нужна, нужна…

И с каждым его словом моя боль разлуки утихала.

Когда мы вернулись к лодке, я уже настолько пришла в себя, что забралась сама на резиновый борт и крепко вцепилась руками в канаты. Ион сел рядом и тихо сказал:

– Ни о чём меня не спрашивай, просто поверь, что так надо, и повторяй за мной.

Он шептал слова на непонятном наречии, а я, закончив бубнить за ним, начала голосить, как по покойнику:

– Ион, я была так счастлива, так счастлива… Зачем ты меня забрал оттуда?!

Я уже осознала тогда, что соприкоснулась с чудом и сейчас теряю его безвозвратно…

– Здесь так бывает со многими. Остров Эспаньола – это камертон любви, и твоя душа, словно старый рояль, настроилась на музыку этого острова. Много лет назад я приехал на этот остров понырять с акулами. После погружения вышел на берег, снял акваланг – и захотелось растянуться на сияющем песке. Вот так и растянулся на двадцать лет. Так что ты тоже будешь сюда возвращаться снова и снова... И если не физически, то в снах и мыслях, поскольку твоя душа не сможет больше жить без этой подпитки, – Ион говорил со мной терпеливо и ласково, а мне хотелось прыгнуть в воду, поплыть к берегу и превратиться в морскую львицу!

– Зачем ты меня забрал оттуда?! – не унималась я, постанывая от боли и прижимая ладонь к груди.

– Извини, это я виноват. Я не должен был оставлять тебя на пляже. На этот берег Эспаньолы приезжать по одному нельзя, можно попасть в поток Пача-Мамы, забыть обо всём на свете и погибнуть с улыбкой на лице. Человек не может долго находиться в таком состоянии. Этот остров называют местом любви только туристы и владельцы яхт, что стоят в пятистах метрах от берега. А местные жители величают его островом смерти или самоубийц.

– Ты хочешь сказать, что я могла умереть от любви и счастья?

– Конечно! Но за последние пять лет на острове не было человеческих самоубийств, за этим строго следят…

– Ты сказал – человеческих, а что, бывают какие-то другие самоубийства?

– Да, бывают. На Эспаньолу – правда, не на пляж Гарднер, а на высокую часть острова – приплывают морские львы-самцы. Они бросаются вниз со скал и разбиваются насмерть.

– Этого не может быть?! У животных заложен инстинкт самосохранения!

– Мы очень мало знаем о животном мире. Завтра мы поедем на ту часть острова, увидим скалу покоя или смерти. А сегодня постарайся отдохнуть и выспаться, – закончил наш разговор Ион, но руку мою не выпустил до самого трапа корабля.

У меня в голове всплыли строки, написанные Владимиром Высоцким:

Я повторяла их снова и снова, ухватившись за слова, как за спасательный круг… Корабельный врач дал мне снотворное, и я уснула.

Над головой – большое экваториальное солнце, напоминающее папайю. Жара, лазурные волны. Утром следующего дня шлюпка с группой туристов опять взяла курс на Эспаньолу. Мы высадились на том же пляже – манная крупа поглотила ступни, но пошли вглубь острова, подымаясь всё выше и направляясь к противоположному берегу. Вдоль еле заметной тропинки, похожие на гроздья тёмно-фиолетового винограда, лежали морские игуаны.

– Это самец, у него яркие красноватые пятна на шкуре, – объяснял Ион. – Игуаны – огромные ящерицы, существующие миллионы лет. Они бывают морские и сухопутные. Морские игуаны – уникальные земноводные, живущие исключительно на Галапагосских островах. Причём из всех Галапагосов наибольшая их колония сохранилась именно на Эспаньоле.

На островах Сан-Кристобаль и Изабелла взрослых игуан уничтожали собаки и коты, завезённые человеком, а их яйца стали излюбленным лакомством крыс. Морские игуаны могут достигать метра в длину. Чёрная окраска помогает им быстрее согреваться. Питаются они водорослями, могут находиться под водой около часа. Очень интересно игуана размножается. Медлительная и постоянно спящая на суше самка в брачный период способна молниеносно скрыться от самца в воде, и тот часто не успевает её оплодотворить. Так вот, столь «непокорный» характер самок природа компенсировала наличием у самца двух членов. Морские игуаны живут до 25–30 лет. Самки откладывают свои яйца в трехстах метрах от воды и высоко над уровнем моря. Для этого они ползут в горные пещеры и гроты, причем путь их настолько непрост, что многие молодые самки срываются вниз и разбиваются о прибрежные скалы…

– Безобразие какое! – вдруг гневно воскликнула дама средних лет в широкополой панаме и помпезных шортах, державшая за руку девочку-подростка.

– Извините, я не понял, о чём вы говорите, мэм? – удивился Ион, резко повернувшись.

– Я говорю: безобразие! Куда смотрят все ваши комиссии по защите прав животных! Ведь это же форменное изнасилование! Самки не хотят спариваться и убегают от самцов, а те их насилуют! А потом ещё эти изнасилованные дуры ползут в горы откладывать яйца и погибают! Я считаю, что надо исправить ошибку природы, защитить самок и ввести принудительное удаление одного из членов у самцов игуан! – уже почти причитала возмущённая дама.

– Мэм, службы национального заповедника не могут вмешиваться в естественные процессы. Вмешательство человека в экологическую систему способно принести только вред, и большой, – растерялся от такого напора Ион.

– Ах, так… Мы с дочерью не можем продолжать экскурсию, в которой пропагандируется насилие, и требуем немедленного возвращения на корабль!

Ион взял рацию:

– Джереми, срочно забери двух человек.

Через пару минут прибежал помощник Иона Джереми, вроде бы остававшийся на берегу со шлюпками.

– Пожалуйста, мэм, Джереми доставит вас и вашу дочь на корабль. Не волнуйтесь, так бывает, – спокойно произнёс Ион и протянул руку по направлению к берегу.

В напряжённой тишине раздался смешок, потом второй, третий – и вот уже хохотала вся группа.

– Не смейтесь, друзья. Дама не первая, кто возмущён поведением самцов. Люди уже тысячи лет пытаются «поправить» природу и абсолютно уверены, что имеют на это право. Давайте успокоимся и продолжим наше путешествие, – сказал Ион и двинулся впереди всех по тропинке.

Я догнала его и пошла рядом.

– А ведь ты не удивился, когда у этой мадам началась истерика? – неожиданно для себя самой задала я Иону вопрос.

– Неужели ты догадалась почему? – спросил егерь.

– Я думаю, что остров просто-напросто её не пустил, – тихо ответила я.

– Правильно. Такое происходит почти в каждой группе. Кто-то вдруг начинает нести очевидную чушь и требует возвращения на корабль. Поэтому, если ты обратила внимание, мы сразу взяли с корабля резервную шлюпку, а Джереми шёл за нашей группой и ждал моего сигнала, когда надо будет кого-то эвакуировать. Эспаньола – зачарованный и затерянный мир, хранимый свыше. Мир, в котором живут необычные существа и происходят невероятные, во всяком случае для человека, события, – подвёл черту Ион.

Мы шли по красной земле острова, сплошь усыпанной камнями и обломками скал. Из растительности – только гигантские двух- и трёхметровые кактусы. Ион остановился и повернулся к группе:

– Друзья, мы вступаем с вами в царство альбатросов. Прошу быть деликатными гостями и не приближаться к птицам ближе, чем на четыре метра.

 На скалах Эспаньолы гнездятся вечные странники – альбатросы… Они летают над гладью океана, используя не силу своих крыльев, а воздушные потоки, зарождающиеся над поверхностью воды. Размах крыльев птиц достигает трёх метров, а скорость полёта 60–70 километров в час. Альбатросы могут в сутки преодолевать до 800 километров. Доказано, что некоторые из них облетали земной шар за 46 дней. Это очень древние птицы, им 12–15 миллионов лет. Гнездятся альбатросы всего в нескольких местах на изолированных старых островах Южного полушария. Они высиживают птенцов на том же месте, где и родились. Молодые самка и самец выбирают себе пару 3-7 лет, слетаясь на период ухаживания к месту рождения. Они пощипывают друг другу перья, обнимаются шеями, целуются клювами, гогочут и кружатся, как будто танцуя. Альбатросы моногамны. Если самка или самец погибают, альбатрос становится вечным странником – и всю свою оставшуюся жизнь сливается только с ветром над гладью океана. Пары способны чувствовать друг друга за тысячи километров, и если один попал в беду – второй летит к нему на помощь. В XVII–XIX веках человек практически полностью уничтожил альбатросов, добывая уникальный пух и жир их птенцов. Сейчас птиц не более 200 особей, 18 пар постоянно прилетают на Эспаньолу.

– Как романтично, – прошептала я. – Альбатросы любят друг друга и выводят своих птенцов только там, где сами острова транслируют энергию любви. И эту энергию даёт им Земля, или, как ты сказал вчера, Пача-Мама.

– Я тоже так думаю, хотя учёные считают иначе и написали о геолокации альбатросов толстенные книги. Я уже рассказывал тебе: не всегда и не всюду на Эспаньоле мы можем чувствовать эманации любви. Мы сейчас подошли к границе, отделяющей территорию любви от территории покоя, или смерти, – обратился Ион ко всей группе и указал на двух альбатросов.

Самка альбатроса держала на своих лапах большое желтоватое яйцо, а самец очень нежно трогал её оперение клювом.

– Ион, мне кажется, или у самки действительно только одно крыло? – удивилась я.

– Да, так и есть. Я не знаю, что с ней случилось, скорее всего, крыло откусила акула, но после этого птица погибает. Раненая, она не может взлететь с одним крылом с воды. А эту, похоже, спас её возлюбленный. Мы нашли их на прибрежных камнях острова десять лет тому назад. Самец кормил самку и нежно ухаживал за ней. Егеря подняли пару вверх на скалы, к месту их гнездования, но самка ушла со старого места и поселилась на границе между территорией любви и территорией покоя, как будто обозначив свое существование между жизнью и смертью.

Волны бурно разбивались о скалы, словно в симфонической поэме любви.

– Как точно ты сказал – «возлюбленный»! – повторила я за нашим егерем. – И как точно альбатросы чувствуют своё место на этом свете.

Перед нами открылась небольшая бухта между скал. Большущий морской лев вышел на прибрежные камни и начал карабкаться с одного валуна на другой. Иногда он срывался и рычал, но продолжал упорно продвигаться к вершине скалистого берега. Какие-то странные белые чайки с красными глазами прыгали вокруг него, как будто указывая дорогу. А мы стояли на круче и как заворожённые наблюдали за ним.

– Что он делает здесь? – забеспокоилась я. – Ведь он же разобьётся!.. Ион, передай по рации, что морскому льву нужна помощь!

– Извини, но ты мне сейчас напоминаешь ту даму, что возмущалась по поводу игуан. Мы, люди, не можем поправлять то, что происходит в природе. Это выбор самца. Даже если мы его усыпим и вернём обратно на пляж Гарднер или увезём на другой остров, он всё равно вернётся. Морской лев специально приплыл сюда, чтобы забраться на этот скалистый берег и обрести здесь покой или смерть, – отчеканил Ион. – Поднимаются высоко в скалы только самцы. Дело в том, что самцы голодают и практически не отлучаются от своего «гарема» до 70 дней. Потом они вынуждены уходить в океан на охоту и пропитание, а когда возвращаются, частенько их место уже занято соперником. И тогда начинается бой за возвращение своей «семьи», который заканчивается изгнанием одного из самцов. Побеждённый самец уплывает к бухте смерти на Эспаньолу и ползёт на скалу переживать поражение. Он восстанавливает здесь силы и делает очередную попытку отвоевать своё «место под солнцем». После нескольких проигранных боёв обессиленный и израненный самец возвращается на скалу в последний раз, бросается вниз на камни и погибает.

Этот морской лев ползёт по своему последнему пути, а перед ним скачут ночные чайки. Эти птицы почти ничего не видят днём. У них красные глаза, и обладают они исключительно ночным зрением. Смотри: вот несколько чаек сели на камень впереди морского льва, как будто ожидая его, а сейчас перелетели на другой, и так они будут «вести» его до самого обрыва. Эти ночные бестии заранее чувствуют свою добычу.

Седовласый господин, ранее первым рассмеявшийся после ухода женщины с девочкой, неожиданно вступил в наш разговор:

– Полковник в отставке Генри Смит, – сказал он, щёлкнул задниками кроссовок и кивнул головой. – Территория – это первооснова выживания. Остров надёжно охраняет сам себя. Он представляет собою этакую «разумную» саморегулирующуюся систему или организм, чем и объясняется всё происходящее на нём. Древний остров существует в изоляции миллионы лет. Численность морских львов здесь одна и та же и зависит от количества самцов. А вот альбатросы выработали другой жизненный режим. Территория нужна им только для размножения – остальное время они вне её.

Человек же регулирует вопросы выживания на территории совершенно иначе. Пираты завезли на Галапагосские острова коз, баранов, кошек, собак, крыс, которые начали уничтожать местную флору и фауну. Десять лет тому назад численность диких коз здесь составляла 100 тысяч особей. Козы не бросаются со скал, не улетают надолго в океан – козы размножаются и постоянно жрут, оставляя за собой голые и безжизненные скалы.

Руководство национального парка приняло решение об уничтожении 90 тысяч коз, для чего на Галапагосские острова были приглашены охотники из буша Новой Зеландии. В эту группу охотников входил и я. Мы отстреливали коз с вертолетов. Славная была охота!.. Сейчас коз осталось около 5 тысяч. Так что механизмы выживания – даже на «территории любви» – бывают разные!

Полковник разгладил усы и улыбнулся, продемонстрировав безукоризненную и хищную улыбку самца готового к продолжению рода.

© София Агачер, 2021.

© 45-я параллель, 2021.