Из цикла «Квест»
Замки
М.В.
1.
Ты засады обойдёшь арбалетные,
ты минуешь лабиринты уверенно,
но рискуешь опоздать на столетия,
обронив платок в палаццо у берега.
Тут дороги разбегаются в стороны,
перепутаны дурные с хорошими,
и, кружась, ругают путника вороны
над аллеями, шипами заросшими,
и растёт под черепичными крышами
замок с башнями, мостами, балконами,
и, качаясь, манит дверь приоткрытая
за пылающие стёкла оконные.
Только залы опустевшие горбятся
над поблекшими гербами, картинами.
и не прибраны ни спальня, ни горница
с догоревшими навеки каминами.
Ждал хозяин, сокрушался: «Ну где же вы,
дева милая? Вы чем-то обижены?
Извините неуклюжесть медвежую
заколдованному герцогу бывшему…»
– Полно, сударь! Что мечтать!
Неповадно вам
чароваться соловьями да розами!
Не кончаются пирами и свадьбами
эти сказки окаянные взрослые...
Поздно, сударь! Уж песок осыпается,
пересчитаны минуты последние,
и другого поцелует красавица,
и другому нарожает наследников.
На три века разминуться – безделица…
В небесах грустит душа, глядя с облака,
и рыдает у ворот красна девица
полюбившая его в зверском облике.
24-27 октября 2016
2.
Кто-то живёт
в этом замке из кубиков лего?
Зябко нахохлившись, вороны дремлют в бойницах,
вьюга метёт, и в чертоге, осыпанном снегом,
тают снежинки на девичьих тёмных ресницах.
Скрыты в сугробах леса, перелески и пашни,
стёрты дороги размашистой кистью метели.
Сонное царство, и девушка в каменной башне
витязя ждёт на высокой парчовой постели.
Мне ворожили на картах, ромашках и прочем,
и в зеркалах со свечами искали ответа,
веря подсказкам случайно открывшихся строчек,
слушая Баха и флюгер, скрипящий от ветра.
Мне напророчили много учёные маги,
дорого, дорого слишком ценившие дар свой,
и по слогам разбираю на мятой бумаге
путь кругосветный в её тридевятое царство.
Замок замки отворил и луна серебрится,
мёртвые лица и ржавые рыцари-стражи,
сотни ступеней, и девушка в тёмной светлице
с шёлковой прядью навеки запутанной пряжи…
Прочь разлетелись летучие мыши и совы,
девы озябшие руки пытаюсь согреть я.
Милая, светлая, чистая, юная – кто Вы?
Ваше Высочество, Вы из какого столетья?
Я поцелую так нежно холодные губы,
и улыбнётся, и сгинут старинные чары,
и зазвенят величальные медные трубы
и на обещанной свадьбе заздравные чары!
Вспыхнет заря и пронзительно хлынет навстречу
из витражей разноцветных в дворцовые залы,
и королевна мне руки положит на плечи,
словно поверив, что ей про меня предсказали…
Так уверяли, – чего же теперь опасаюсь,
что же я медлю, боясь к изголовью нагнуться?
Я её выбрал из тысячи спящих красавиц,
но почему-то робею, не смея коснуться…
Переплетаясь, цепочки запутали звенья,
греческий крестик с латинским над нотами Верди.
Тают века, но останется это мгновенье,
бабочкой нежной в янтарной застывшее тверди.
Нет, не причислят меня к королевскому древу.
Бедному рыцарю чужды поэмы и оды.
Я слишком долго искал этот замок и деву
и слишком долго навстречу ей шёл через годы.
Можно ли лгать, отражаясь в глазах друг у друга?
Время излечит – но горькое это лекарство…
Лучше уйду – далеко, до Полярного круга,
и настоящему принцу оставлю полцарства…
ноябрь-декабрь 2016
Мальтийские этюды
Ливень прошёл на рассвете, недолгий, но сильный,
тучи ушли в Королевство Обеих Сицилий,
и поминают недобрым изящные яхты
эту грозу, налетевшую с бухты-барахты.
Ливень прошёл, я его не расслышал спросонок,
радует взор обновлённая зелень газонов,
и забываю о будущей встрече с зимою,
слушая медленный вздох Средиземного моря.
Вечный прилив и отлив, без конца и начала,
волны лениво ласкают ступени причала,
и растворяюсь в сиятельном солнце осеннем,
в белом шезлонге у пальмы над синим бассейном.
Мимо в Тунис пролетают последние цапли,
я рассылаю нескромные фото в ватсапе,
тихо ленюсь, апулийские пробую вина
и о далёкой русалке мечтаю невинно.
Здесь парадиз, но и в райских садах одиноко…
Строг за стеклом укоризненный взгляд осьминога,
рыцарский панцирь на огненно-алом омаре,
кисти кальмара и прочие фрутти ди маре…
Запоминаю, как шифр от чужого айпада,
абрис тенистых аллей президентского сада,
башен, дворцов и колонн золотистый песчаник…
Только, увы, наступает минута прощанья!
Знаю, всё это пройдёт, и исчезнет, и канет,
выветрит время мальтийские хрупкие камни,
но сохранятся в смешении тени и света
воспоминания этого позднего лета.
Мальта-Москва, октябрь 2016
* * *
М.В.
Собираться на работу Вам затемно,
а на улицах так снежно и ветрено!
Я сегодня дозвонюсь обязательно,
если только Вы сегодня ответите…
Время мчится, как машина пожарная,
будет кофе не в постели, а в офисе.
Вы, сударыня, ответьте, пожалуйста,
если Вы меня, конечно, не бросили…
Ну а если ….говорят, время вылечит
и утешит и святого, и грешного…
Но Господь уже такую не вылепит
ни из глины, ни из шарика снежного!
Я не стану донимать комплиментами,
с серенадами стоять под окошками,
но давайте подождём хэппи-энда мы
в этой повести, ещё не оконченной…
17 января 2017
Ода Арагорну
Держава твоя не от мира,
обманчивы вещие сны,
роняет колонны Пальмира
в холодное пламя войны.
Но имя наследника трона –
важнее, чем меч или ключ.
…Древес опалённая крона
на гранях оплавленных круч.
И эльфы, и люди, и гномы
пошли за тобою туда, –
в раскаты далёкого грома,
в летящие наспех года.
С отвагой досель небывалой
в проломе заоблачных врат
кровавый рубеж перевала
у тёмного воинства взят.
Пылающий зрак Саурона
в рубиновом блеске стекла
угас, и по праву – корона
на кудри героя легла.
Доспехами павших ржавея,
желтеют сражений поля,
и милая, нежная фея
у ясеня ждёт короля.
А дальше – легенды и сказки
рассказывать будем – не мы.
…Природы поблекшие краски
светлеют на грани зимы,
отыграны ноты «Славянки»
в прерывистом ритме дождей,
и дети гоняют ледянки
с курганов забытых вождей.
Драконьи погашены пасти,
иные пришли времена,
и прелесть наследственной власти
уже ощутила страна.
декабрь 2012, январь-февраль 2017
Стихи о Крымской земле
Белая гвардия, путь твой высок…
М. Цветаева
Белая гвардия, свят и высок
крест, который вы пронесли,
но этот серый, как пепел, песок –
всё, что осталось от Русской земли.
Можно с собою взять только горсть
и носить на груди где-то там,
где каждый будет незваный гость
или нищий ради Христа...
Родину не унести, но она
в сердце жива, и в душе, и в крови.
Дети и внуки скажут за нас
ей слова последней любви.
Плакал гудок на яхте «Лукулл»,
грязный прибой шлюпки качал,
и татарчата рахат-лукум
в глиняных плошках несли на причал.
Мы покидали
тогда Крым,
в край чужой уходя по волнам,
и корабельной трубы дым
дымом Отечества был нам.
Тяжко бился о скалы прибой,
и ветер рвал гюйсы эскадр,
и багровел небосвод голубой,
как револьверный ствол у виска.
Русскую землю скрыл горизонт,
солнечный диск над краем повис,
и русских – русский флот увезёт
в Константинополь, Каир и Тунис.
Тех, кто остался, убьёт сброд,
другие ушли, бросив свой дом,
в иные страны…
Но прав был тот,
кто говорил:
«Мы снова придём!
Даже если пройдёт целый век, –
три поколения сберегут
память о тех, кто чужбину отверг
и насмерть стоял на том берегу.
Сегодня последний ушёл пароход,
солнце в море спустилось с вершин…
Но знайте, даже ста лет не пройдёт, –
лишь девяносто три с небольшим.
Настанет день, и там, впереди
под сенью Владимирова креста
с лентой Георгия на груди
внуки встанут на наши места,
и в благодатном райском саду,
среди Таврических берегов,
они защитят и не отдадут
ни Севастополь, ни Перекоп».
Это сбылось сегодня, и вот, –
чайки и пенный след за кормой, –
Крым, как ковчег, в свой родной порт,
в праздничных флагах идёт – домой!
Обетованной этой земли,
что волей Божьей возвращена,
крохи в изгнании сберегли
те, чьи вспомним теперь имена,
кто в девятьсот проклятом году
грудью встречал сталь и свинец,
и после в чужом арабском порту
хранил свой меч и терновый венец,
те, чьи фото, с болью в глазах,
кто-то к церковной стене приколол,
те, которые век назад
шли на Голгофу за наш триколор,
те, кто в боях, погоны надев,
учили военное ремесло,
и которым на Сент-Женевьев
места почётного не нашлось.
Закончен поход, и хранит небосвод
звёзд офицерских отблеск, и вон –
там бело-сине-красный восход
из черноморских рождается волн.
2014, 17 января 2017
* * *
М. В.
Декабрь високосного года
дочитан почти до конца,
и ждёт, холодея, природа
веления Бога-Отца.
Равнины её и вершины
засыпали снегом ветра,
и огненный год петушиный
стучится в ворота Петра.
Простив первородное бремя, –
не вовремя сорванный плод, –
сюда вифлеемское время
свои караваны ведёт.
От блеска рождественской ели
искрится в бокалах аи,
и ангелы тихо запели
небесные песни свои.
Сегодня у праздничной хвои
к раскрытому станем окну,
попросим у Господа вдвое,
слагая молитвы в одну:
«В волшебную ночь звездопада
помилуй, Творец, и спаси
от смерти, болезни и глада,
народы и земли Руси!
И нас сохраняя, как прежде,
в сей звёздный неведомый путь
дай веру в любви и надежде
и мудрости тоже… чуть-чуть!»
28-29 декабря 2016
Из стихотворений прежних лет
* * *
О. Т.
Мой конь не осёдлан, доспех не готов,
неласково небо моих городов,
в червонные сукна одето,
восточные ветры летят на Фили,
троянские стены во льду навели, –
а ты, моя нежная, где ты?
У мирных сограждан – совет да уют,
спешат на работу и песни поют,
глядят на экран в уикенды,
а я не умею в кругу заводном,
и чёрная с серым кричит за окном, –
а ты, моя нежная, – с кем ты?
Звенит, обжигая, ахейская речь,
надменному снегу ложиться и течь
по кровле пылающей Трои.
Ладонь на ладонь, Илиада в огне,
и дай тебе Боже, – тебе, а не мне,
а я, моя нежная, – что я?...
1978, 1982
* * *
Г. С.
К поленнице сырых еловых дров
белёсый дым столбом тянулся с неба,
а нам Господь послал вина и хлеба,
лесную ночь и полотняный кров.
Нас пощадила майская гроза,
безоблачно начало, а основа –
медлительная нежность до озноба,
беспамятство глядеть тебе в глаза.
Мы так и не уснули. У костра
подтаявшие сумерки синели,
и радостным подобием свирели
нам жаворонок пел с пяти утра.
В бессоннице учить добро и зло
ещё не время. Только, Бога ради,
расчёсывая спутанные пряди,
мне улыбнись. – И вот уже светло.
Воскресный день прозрачен, как слюда.
Любимая, Бог весть, ещё когда
тебе другое ложе постелю я,
но в близости, манившей нас сюда,
желаннее запретного плода
вкус яблока в протяжном поцелуе.
12-14 мая 1982
Сонеты из цикла «Бедный Йорик»
1.
Когда напудренный Пролог
сюжет рассказывает вкратце,
а с прошлогодних декораций
взлетает пыль под потолок,
(а с кружев грязь едва оттёрли),
жаль, что спектакль довольно плох,
написан наспех монолог,
и заикаются актёры.
Король игре такой не рад,
актёров гонят со двора,
пообещав потом повесить.
Но через несколько минут
и Их Величества начнут
свою шекспировскую пьесу.
20 апреля 1974
2.
В Вестминстере и в Дании? Нигде,
где каждый шаг…
Да что нам – в каждом шаге,
когда испачкан кончик шпаги,
и жизнь расходится кругами по воде.
Не для тебя – стареть в законном браке,
не для неё – идти с тобой вдвоём.
Так верь во что-нибудь,
хотя бы в святость драки
и в тот у зеркала разученный приём,
в тень короля в тени колонн и окон,
и брось в огонь её забытый локон,
когда венок найдёшь на берегу.
Сегодня ливень, солнце будет завтра,
но в пятом акте ни Господь, ни Автор
тебя и прочих не уберегут.
4 мая 1974
3.
Дождь проливной и скользкий склон пологий.
Попал в поток – придётся к морю плыть.
Не мы решаем, – быть или не быть, –
когда суфлёр диктует монологи.
Не мы решаем, – чёт или нечёт
покажут кости, и у края кручи
удачи ждём, надеемся на случай.
Но нам опять послал какой-то чёрт
такие роли – что мороз по коже!
Мы мечемся, кричим, и мы похожи
на вспугнутых кричащих чёрных птиц.
Один могильщик нынче пьян и весел,
поскольку он, –
сегодня, в этой пьесе, –
важнее прочих действующих лиц.
19 ноября 1974
Истинная история о царе Димитрии Самозванце
За что же анафема трижды –
Отрепьеву Гришке?
Ему ли откажете в праве
случайность рожденья исправить
и встать над Москвой и Россией
под именем царского сына?
Он крови невинной не пролил.
Хотелось не власти, а роли:
c полком бесшабашных уланов
лететь во главе на буланом,
с полячкою в шубе собольей
венчаться в Успенском соборе,
в парче, в белокаменном зале,
в надвинутой шапке казацкой.
Мы тоже желали – казаться,
мы тоже – кого-то играли.
Кого упрекнёшь самозванством?
Мы тоже мечтали – авансом,
хотели скорее в бояре,
в святители, принцы, Бояны,
старались из грязи да в князи,
но путь был неверен, неясен,
как мартовский абрис проталин,
и нас, – как его, – растоптали,
и нас, – как его, – волочили
в грязи в скоморошьей личине.
Храни тебя Боже, Димитрий,
от тяжкой заманчивой митры,
от медных гудящих набатов,
от Угличей и Арбатов,
от сладкого запаха крови
и той – соболиные брови,
от той, недоступной, небесной –
твоей невесты.
Счастливый, весёлый, безродный
ты будешь и предан, и продан.
Терновый венец не минует
избравшего долю иную.
Своей дерзновенной пятою
вступи на крыльцо золотое,
где в детской считалке сидели,
каждый при деле:
царь, царевич, король, королевич,
сапожник, портной…
Кто
ты
будешь
такой?
6 декабря 1976, февраль 2017
* * *
В злую зиму
московский Бог
был разгневан,
и город мёрз.
В чистом домике Анны Монс
государю варили грог.
От молебнов и опахал,
от доносов и от крови
только с немцами
отдыхал
просвещённый сей московит.
Вспоминал он лишь невзначай
за мадерой и табаком
тех, которых
ветер качал
в Новодевичьем, у окон,
И, с державою не в ладу,
слуг в голландское нарядив,
мчал в Немецкую слободу,
в накрахмаленный парадиз.
Ветер – с севера,
норд-норд-ост,
в Третьем Риме –
Великий пост.
Третий день на Кукуе Пётр
иностранные вина пьёт.
2 января 1977
* * *
День седьмой,
светлый день творенья.
Недосказанность акварели,
белый след облаков на синем,
и глаза золотые – сына.
Люди, птицы, олени, лисы, –
как раскрашенные игрушки,
сто фигурок из красной глины
на краю гончарного круга.
А в начале, – в самом начале, –
слово первое прозвучало
сразу радостно и печально,
словно крик ошалелых чаек
над туманной бездонной бездной.
Дух Святой протрубил в рожок,
и Господь, взглянув оробело,
вдруг увидел, что хорошо!
И, пугаясь огня и света,
в тёплой божьей руке согретый,
мир, скворчонок смешной и странный,
жёлтым клювом ладони ранит.
Больно, но – разве можно бросить?
Бог шагает тропинкой росной,
улыбаясь, кивает сыну.
…Тень тугих облаков на синем,
день седьмой,
первый день весенний, –
воскресенье.
6-7 марта 1972
© Станислав Думин, 1972 – 2017.
© 45-я параллель, 2017.