* * *
Пироги я любила со щавелем,
С ревенём, а сестра – с капустою...
Ими бабушка угощала нас,
Затаённую радость чувствуя.
Интернатовских недокормышей
Разносолом решив побаловать,
При коленях больных, на корточках,
Лазал дед в подпол за банками...
Нам – ответно на всё головой кивать,
Помогать, если просят найти очки,
И старательней выковыривать
Старой шпилькой из вишен косточки.
Миновало полсотни вишнёвых лет.
Пара внучек – подарочек от судьбы.
Ожидаем мы с мужем от них привет:
«Приезжайте, родные! Ах, если бы...
Нам всего-то от вас – головой кивать,
Помогать, если просим найти очки,
И учиться самим выковыривать
По старинке из вишен косточки».
Кружит муха, пытаясь на пенки сесть.
Наварила варенья не мало я.
И ревень в огороде, и щавель есть –
Вдруг случиться внучат побаловать...
Своя колокольня
Здесь совсем нет перил, и просветы видны
Очень слабо. Цель – голову кружит.
А подъём винтовой. От стены до стены
Кое-где он чрезмерно заужен.
Вот – кривая ступенька... Не остереглась,
Поспешила и сильно споткнулась.
В кровь коленки... Не страшно, не вляпалась в грязь,
Слёзы прочь, поднялась, отряхнулась
И пошла, только правой держась стороны.
Слева – шатко, стена не надёжна –
Обопрёшься и брешь. Выше чётко видны
Разрушения. Как же тут сложно!
Зазеваешься чуть – налетит вороньё,
И, не дай бог, опять оступиться.
Раскричится и жертву крылами забьёт
Оголтелая чёрная птица.
Привелось! Но лихие нападки ворон
Стихли сами. Их как не бывало!
И бальзамом души – колокольный трезвон,
От него и окрепшею стала....
Тут не фильма сюжет и не кинозвезда –
Я опять ворошу свою память –
Выбираю усердно ступеньки-года –
Судьбоносные метки поставить.
Все паденья отмечу, и каждый виток.
Подзабытое – снова восполню,
Как старалась добраться. И вот он итог:
Поднялась на свою колокольню.
Я на звоннице и не боюсь высоты.
Мне сейчас, на таких «посиделках»,
Много тайного видится очень простым,
Часть великого кажется мелким.
И резонный вопрос, разрешился давно
(Про ворон): чья сыграла подмога?
Я нашла здесь перо, без сомненья оно
Из крыла у посланника Бога...
Дворовое
Беседка. Вечер. Переборы струн.
Мотив простой, и перечень историй
На тему: нелюбви, обиды, горя -
Слезу пробьет. Ах, исполнитель! Юн!
Спортивный свитер. Волосы до плеч.
Из-под широких клёш - простые кеды.
Где наши повседневные беседы
О фильмах, моде, с обсужденьем встреч?
С гитарой вышел - и король двора!
Подтянутся принцессы: Светки, Алки...
А ребятня шумит - играет в салки.
Из окон крик: "Домой идти пора!"
Стемнеет. Незаметно звёздный зонт
Раскроется над старенькой беседкой.
Мы на её перилах, как наседки,
Сидим, оставив несуразный понт.
В бренчанье струн - мелодия души.
Как много лет прошло с семидесятых!
Компашка разбрелась в координатах,
Но расставаться с прошлым не спешит.
Лишь тёплый вечер - балагур, игрок
Разбросит снова выигрышно кости,
К нам с юностью заглядывает в гости
Дворовых песен не мудреный слог.
Старое фото
Щелчок затвора фотоаппарата –
Рождение семейного портрета.
Миг жизни на бумаге напечатан,
На карточке коричневого цвета...
Отсчитываю дату и... – о боже!
Изображённым лишь по тридцать лет –
Детей моих, теперешних, моложе.
А я всегда твердила: «Здесь мой дед...»
В бушлате флотском, со звездой фуражка,
Красавица жена, малышка дочь...
Задумаюсь, и по спине мурашки –
Я будущее знаю. Как помочь?
Предупредить! Нет, милые, не надо,
Не радуйтесь приезду в Ленинград!
Отнимут жизнь бомбежка и блокада…
Грядёт война, а с нею сущий ад!
Да, видно, день тот выдался прекрасным –
К фотографу отправилась чета
Запечатлеть и молодость, и праздник,
Чтоб вспоминать затем через года…
Я карточку коричневого цвета
Рассматриваю вновь, в который раз –
Вот лица тёти, бабушки и деда.
А мамочка ещё не родилась…
Мерило времени
Из колбы «будет» в колбу «всё прошло»
По узкой горловине «настоящее»
Струится дней несметное число,
За исходящим следует входящее...
Количество, размер – всё сочтено,
Особо в отношении «начинки».
Неспешно горкой сыплются на дно
Мгновений разноцветные песчинки.
Создателя работа не проста...
Он, не таясь и замыслов не пряча,
По дням усердно подобрал цвета
И чью-то жизнь вдохнул в сосуд прозрачный,
Чтоб слой за слоем светлые года
Перемежали лет унылых танец
И будней наболевших череда
Поздней приобретала яркий глянец.
Мерило времени заключено в стекло,
Творец доволен, и не скрыть восторга –
От основанья колбы «всё прошло»
Растёт неспешно красочная горка.
Но не известен никому ответ:
Когда же опустеет колба «будет»,
Как много отведённых жизни лет
Хранится в том таинственном сосуде?
Насколько мир прекрасен? Расскажите!
Три пары глаз смотрели из окна,
Разглядывая внешнюю картину, –
Был тёплый день, всем правила весна,
Капель рождала лужи, визг – машины...
«Что видно там?» – спросили в темноте
«Насколько мир прекрасен? Расскажите!»
Он утопает в талой черноте,
Вон Сидоров с женой идёт, – Простите!
Летело время с чередою дней,
Вновь у окна три пары тех же глаз.
«Что делается там, скажите мне?» –
«Что в мире нового случилось в этот раз?»
– Там, просто пекло – жуткая жара,
– А Сидоров купил себе «тойоту»
– Сияет солнце, славный день с утра,
И все в цвету, мне даже петь охота!
Три пары глаз смотрели на стекло,
Украшенное кружевом мороза,
– Какой дубак!
– «Тойоту» замело!
– Ах, как искрится инеем берёза!
А, тот, кто вопрошал из темноты,
Соединяя фразы воедино,
Мечтал промокнуть в лужах, рвать цветы,
Встречаться под берёзой, без машины.
Так пусть же сбудутся его мечты!!!
Что сорок лет...
Валун – надгробье! Нет других примет.
И надпись выбита, чтоб в памяти храниться:
«Сей жизни было суждено продлиться
От сих, до сих». Всего лишь сорок лет...
– Чего рыдать над прахом старика?
Он сорок прожил, что уже не мало, –
У камня звонко юность прокричала
И поспешила, на ногу легка.
Вновь у могилы. Сверстницей стоит,
Минуя двадцать лет. Теперь в печали:
«Здесь, жизнь оборвалась в самом начале!
Что эти сорок лет? Прискорбный вид».
Сменилась лёгкость тяжестью шагов –
Немалый груз нам – прожитые годы.
Ах, зрелость! У тебя свои подходы:
«Он умер, не познав седых висков».
С большим трудом, но всё же добрела,
На встречу с камнем сгорбленная старость:
«Да! Сколько лет кому на жизнь досталось...
Совсем дитя был. Я – хоть пожила!»
Старик, ровесник, молодой, дитя...
За кругом круг сменил поток словесный.
А валуну давным-давно известно,
Как юность, зрелось, старость поглядят....
Граница
Бродяге-псу политика не в счёт!
Он вырос здесь, в окрестностях станицы.
Ему в тени деревьев сладко спится,
Есть пропитанье, кров – чего ж ещё.
Щенком, пометил пядь родной земли,
Доселе, как казалось, не делимой.
Сейчас на ней, заборами теснимой,
Посты стоят – границу провели.
Хвостатый друг решайся с кем ты? Чей?
Москаль, иль житель Рiдной Украiны?
На взгляд собачий, всё оно – едино,
И нет различья в сущности вещей.
Определяйся! Выбор за тобой!
Живёшь на незалежной – лай на мове!
Среди кацапов – привыкай к крамоле,
Но за границу больше ни ногой!
Ну как оставить милый уголок,
Где каждый метр пестрит воспоминаньем:
О дружбе, о любви, о пёсьей маме;
Где дорог каждый куст, любой цветок.
На русской стороне – алея, тень,
Акация, как в детстве шепчет сказки...
На украинской, и в голодный день,
Всегда найдётся шкурка от колбаски.
И у людей – похожие черты,
Одежда, речь и голос, и повадки.
И те, и те – ему совсем не гадки,
Зачем делить свой мир по полверсты?
И потому пёс мирно отдыхал,
Что с кругозором, по собачьи узким,
Различий меж украинцем и русским
Он не нашёл и Родину не сдал.
Это было
Нежилое. Подъезд. В тишине – тук, тук, тук...
Глюки? Нет. Что-то катится с крыши...
Убежавшего шарика близится звук,
И не чудится мне, чётко слышу....
Разбежался мурашками страх по спине,
Ком у горла. В груди защемило.
Бьются створки, и ветер в разбитом окне....
Это было. Со мной это было!
Скрип двери. Лёгкий топот, сбегающий вниз.
Я стою. Затаила дыханье.
Накрывает волна теплоты – выпал приз –
Это детство пришло на свиданье.
Мне б поймать беглеца и в ладошку вложить
Рыжекудрой девчушке игривой:
«Дорогая, храни этот шарик всю жизнь,
Оставаясь по-детски счастливой!»
Опустевший подъезд. В тишине – тук, тук, тук....
Навсегда я свой шар упустила...
Топот ног. Беглеца удаляется звук.....
Это было. Когда ж это было?
Белый танец
Субботний вечер! ВИА «Синий дождь»
Нарушил тишину микрорайона.
На танцплощадке снова оживлённо,
А сердце – дробью: вдруг ты не придёшь?
Вдруг снова вечер пролетит зазря –
Я долгожданный образ не увижу.
И, кепку натянув на лоб пониже,
Хожу по кругу с видом бунтаря.
Всё не по мне. И музыка не та.
А в микрофон объявлен белый танец...
Замри мгновенье. Скройся щёк румянец –
Вот, кажется, сбывается мечта,
И я держу твою ладонь в руке.
А мысль кружит потоком междометий...
Пускай внезапно налетевший ветер
Срывает кепку, треплет вдалеке –
Оно не важно. С каплями дождя
Аккорды потихоньку растворились.
А мы с тобой, наверное, влюбились –
Стоим и мокнем, с места не сходя.
Пустая танцплощадка. Мы вдвоём
В ночной тиши бредём по звёздным лужам.
Как хорошо! А зонт совсем не нужен,
Принявшим благодать небес с дождём.
Глубинка
Суматошных суток бег,
Сбился я с дороги,
Приглашает на ночлег
Дед на мотоблоке...
Дверь в избу открыв ногой,
Дед засуетился:
«Будешь гостем, дорогой,
Коли приблудился.
Мы сейчас устроим пир,
Выпить есть! Не мало!
Тут, конечно, не трактир,
Вот картошка, сало...
Не поверишь, рассказать:
Я здесь за султана!
Мой гарем ни дать ни взять:
Нюрка, Любка, твою мать,
Валька и Татьяна!
Бабы – что? Народ пустой!
Чем зимой топиться?!
Вот пустил всех на постой
В теплоте ютиться!
Почитай, уж третий год
И, не шутки ради,
Общий садим огород.
Я, как председатель!
Посчитали, впятером –
Выгода прямая:
Мы один лишь топим дом,
Свет зря не сжигаем.
Транспорт? Есть! Вон мотоблок –
Наша выручалка.
Ты сто грамм прими, сынок,
Для гостей не жалко...
Баб моих судьба одна –
Вдовы-одиночки.
К двум, бывали времена,
Приезжали дочки.
Так, случись что, – никого –
Сами тут врачуем...
Ну, а в общем, ничего –
Вместе не горюем».
Долго длился тот рассказ,
Под горбушку с солью –
Выпадёт ли ещё раз
Поделиться болью...
Ветерок качал камыш,
Красным диском солнце
Выступило из-за крыш,
Осветив оконца.
Проводить деревней всей
Вышли утром рано:
Общий дед-султан Евсей,
Бабка Люба, Валя с ней,
Нюра и Татьяна.
А за ними, глядя вслед,
Сквозь бурьян косматый,
Чернотой бесхозных лет
Провожали хаты.
Дурачок Васятка
Днём и ночью напролёт
Зарядила морось.
А поутру косохлёст
С ветрами поссорясь
Напросился в старый дом
Через дыры в крыше.
Что ж такого? В доме том
Был народ, да вышел.
Здесь домов таких, подсчесть,
Будет с два десятка.
Лишь в одном хозяин есть
Дурень дед Васятка.
Попросили присмотреть
За добром соседи,
Дали шанс разбогатеть.
Жди, мол, как приедем.
Двадцать лет усердно ждал,
Тешился надеждой.
Надоело, подустал –
Сам уже не прежний -
Слеповатый и хромой.
Думы о погосте.
А у брошенных домов
Ветер крыши сносит.
По подворьям проросли
Ясени, осины,
Стены гнуться до земли
Ветхой древесиной.
Нет тропинок у плетней –
Всё бурьян – агрессор.
Часть картофельных полей
Порастает лесом.
Не дождаться барышей,
От былых хозяев.
Дед набрал себе «вещей»,
По дворам пошарив,
Пса приблудного пустил,
В сторожа зачислил.
Им вдвоём чего грустить?
Есть другие мысли...
Закипает на плите
Почерневший чайник.
Дремлет в полной темноте
Сторож. А начальник
Философствует сидит,
Греет пёсьи уши –
Столького нагородит...
Кто б ещё послушал?!
© Светлана Тюряева, 2016 - 2020
© 45-я параллель, 2021.