* * *
Отравил меня любовью
и спросил: а что такого?
И бегут по венам кони,
и стираются подковы.
Я тебя не понимаю,
я себя не понимаю,
и от счастья без ума я,
и от боли без ума я.
Отравил меня красиво,
крепким правильным составом.
Улыбаюсь через силу,
что от страсти я устала.
Это радость, это горе,
это яд бежит рекою.
Отравил меня любовью,
хочут-кони-водопою.
Я молю тебя о грешном,
я в твоей богатой свите.
Смотришь весело-небрежно,
драгоценный отравитель.
Я тебя не понимаю,
я себя не понимаю,
и от боли без ума я,
и от счастья без ума я.
Меркуцио
...И вражду, как панцирь,
беззаботно скинув,
он, похоже, плюнул
на фамильный вой.
Он пока не сдался –
тот, кто держит спину
на камнях сутулых
серой мостовой.
Белая ворона,
он ещё смеётся.
Скалится Вероны
плавленое солнце.
Если не ударил –
знай, тебя ударят,
ни на что другое
мира не хватает.
Как невыносима
точка в старой пьесе,
режиссёрских линий
жертвенный итог.
Он уйдёт красиво,
дерзок, но невесел –
мой нежнейший циник,
мой ранимый бог.
* * *
Этот год проходит легче,
я почти уже не плачу,
не скорблю о нашей встрече,
не гадаю на удачу.
Этот год большой художник,
он заботы мне рисует,
потому совсем не сложно
иногда смеяться всуе.
Мне не страшно даже помнить,
мне не горько спать и видеть,
и, поверишь ли, легко мне
не купаться в той обиде.
Там, на небе, лунный коржик,
здесь, внизу, возможно счастье.
Этот год такой хороший,
так что смело возвращайся.
* * *
Я зависла между летом и тобою.
Я такая, я сдаюсь теперь без боя.
Так привычней – и, конечно же, приятней.
Ты, возможно, будешь мой – а, впрочем, вряд ли.
Между летом и тобою места хватит,
и давай забудешь ты, что я некстати,
и давай мы напугаем эту осень
и от холода осеннего откосим.
Я заплачу, ты подвинешься поближе,
мы окажемся с тобой под общей крышей,
а потом она уедет в одночасье,
и получится с тобой немножко счастья.
* * *
У меня – рассеянное лето
тушит тут и там ночные спички.
Вежливо вопросы: что ты? где ты? –
в телефон роняю по привычке.
У тебя – энергия потёмок,
и звонкам ты радуешься мало.
Бедный мой удачливый ребёнок,
жизнь тебя ещё не обломала.
Твой букет недельный в вазе вянет,
ты бормочешь: послезавтра в восемь.
Мы не обижаем расстоянья,
копим страсть на будущую осень.
Ветрено-тревожны наши встречи,
чувства странны и полуодеты.
«Да, конечно», – я тебе отвечу.
«Да, возможно», – мне ответит лето.
* * *
Сколько гнева, сколько пыла
остается за кормой.
Я тебя почти забыла,
представляешь, милый мой?
Сколько дрожи и досады,
сколько яростных комет!
Мне вот этого не надо,
было надо, стало нет.
Будет жутко томный вечер,
месяц, звезды и балкон.
Оказалось, время лечит
даже в случае таком.
Где-то страсть по свету рыщет,
обзаводится людьми,
а в моей душе дырища –
некрасиво, чёрт возьми!
* * *
Вы мне снились – новость не нова.
Вы мне снились раз, наверно, в сотый.
Слала память царственные воды,
и кружилась пошло голова.
Ветками звенел холодный сад.
Вы снежки кидали что есть силы.
Были вы смешливы и красивы
девятнадцать снов тому назад.
Вы еще хотели к сентябрю
убежать подальше, лучше а Питер,
спрашивали: сладкого хотите?
на моё несладкое «люблю».
Чувство, словно маятник Фуко,
выполняли действие простое.
Как погоды где-нибудь у моря,
сны сменялись часто и легко.
Тридцать третий сон меня томил,
пятый сон протягивал мне руку.
Помню – были вы надёжным другом,
были другом, черт меня возьми!
А потом, тоску свою казня,
выбросив отчаянье и зависть,
я ушла – а вы во сне остались.
Может быть, вы помните меня?
* * *
Было чувство – стало грустно.
Иссушились я и ты.
Самодельное искусство.
Воробьиные понты.
Было просто – стало чёрство.
Свяло чувство в блёклый стих.
Лайк. Репост. Игра для взрослых.
Запоздалый романтИк.
Виновата, виновата.
Превратилась сказка в лесть.
Я сижу и ем цукаты,
а мечтала фрукты есть.
* * *
Ну, бывает. Поиграл и бросил.
Долго ты играл. Не упрекну.
За апрелем наступила осень.
Осень не похожа на весну.
Дверь моя закрыта для истерик,
я себя, наверное, люблю.
Стал пустым и топким левый берег –
не пристать большому кораблю.
Облака захватывают крыши.
Не просил. Не звал. Не мне судить.
Старая собака воду лижет,
лижет и не хочет уходить.
* * *
Мне уже не страшно –
что отказ, что милость.
Облако над башней
в тучу превратилось.
Щурятся в тумане
бакены по рекам
ближе к медиане
жизненного века.
Будем нам веселье,
будет даже лучше.
Жаль, от карусели
потерялся ключик.
Вход на танцплощадку
только по билетам.
Город беспощадно
расстаётся с летом.
* * *
Гордость проиграла в глупом споре.
Боль надёжно спрятана внутри.
Память задыхается в игноре,
асфиксия, что ни говори.
Я дышу замедленно и ровно,
выжимая воздух, словно жмых.
Эта экзекуция бескровна,
но, пожалуй, хуже остальных.
Слишком долго. Ждать толпа устала.
«Мало драйва!» – зрители кричат.
Дай им Бог кровавого финала,
чтобы зацепило палача.
* * *
Я смотрю на город мой с балкона
и ловлю вечерний полусвет.
У любви – дурацкие законы,
даже, посчитай, законов нет.
Только вот сердца в железных латах –
не разбить, не сбросить и не снять.
Наша жизнь совсем не виновата,
что боимся мы её менять.
И слова безрадостно простые
опадают, не касаясь нас.
Стынет долгий день, и сердце стынет,
стынет и болит, как в первый раз.
У надежды – маленькие двери,
о больших не знаешь даже ты.
Но зачем-то нужно жить, и верить,
и смотреть на город с высоты.
© Татьяна Белянчикова-Кузнецова, 2018.
© 45-я параллель, 2018