Татьяна
Половинкина

* * *

Всё верней я примечаю осень

В мнимой бездревесности московской,

Где грачей ансамбль сиплоголосый,

Где студёный ковшик звёзд расплёскан.

Словно жалость, росы после ночи.

Росточь сердца хочет заполненья,

И внимательней и одиноче

Зоркой осени глаза оленьи.

Росчерк ветра явственно-небросок.

Но ревнивой не избыть тревоги:

Кто-то шепчет из-под гулких досок

И гремит жестянкой у дороги.

Это памяти трамвай последний –

Козлорогий, плавный, как громада,

Будто Фавн, уводит в мир осенний

Дней моих скудеющее стадо.

Вечер

Обернулся чёрной курицею вечер,

Как из-под земли, нечаянно возник.

Мой министр печали, образ твой очерчен

Месячным свеченьем – холодно безлик.

К декабрю тебя я в званцы ожидала,

Единенье душ мне встречу предрекло,

Что, придя, зажжёшь ты в вышине шандалы,

Что распишешь синей муравой стекло.

Конфидент слухмяный, спутник безотказный

В мир химер лукавых и мятежных грёз,

Никому словечка не скажу о нас я,

Кто бы твоё имя вслух ни произнёс.

Лихорадить стану во страданьи жарком

Или беззаветно радоваться дню, –

Неизбывна ценность твоего подарка:

Семя жизни тайной я в себе храню.

* * *

Воздух, мёрзлый и бесснежный,

Напряжённой тетивой

Вдавлен в грудь. Скрипит валежник

Под ногами неживой.

Мысли звонки от излишка

Ледяной голубизны,

Растопорщены, как шишка

С той единственной сосны.

Ствол, в сугробине увязлый,

В небо выстрелить готов.

Облегли вороны прясла

Из столбов и проводов.

Льются рельсы, словно воды,

Вдоль увалов и низин.

Погляди: душа природы

Отдалённее вблизи.

* * *

Разбросаны взоров силки,

И крючья речей наготове –

Охотники и рыбаки

Так рады трофейной обнове,

Так любит разбойник дуван,

И так голубой одуванчик

Развеет, сомнёт пополам

Соседский улыбчивый мальчик.

В тенетах ветвистой тени

Твой вкрадчивый облик невнятен.

Ах, ложью меня не тяни

В обманные нети объятий.

Но кончен искусный излов –

Ты прав в поединке неравном,

И струпья поверхностных слов

Ложатся на тёмные раны.

* * *

На лоскутах изнанчатой поляны,

Как после сна очнувшись и прозрев,

Лежишь, от грив воздушных полупьяный,

Губами маешь горький львиный зев.

Блестят шмели да сбалмошные мухи,

Запретны переспелые дела.

Дыханьем полны запахи и звуки,

Во весь опор летят колокола...

Где чай-иван вдоль троп, иван-да-марья,

Не чаешь об иване никаком.

Жара предгрозовая травы марит;

Божественная правота кругом.

С дороги пыль в осоку оседает,

Бренчит развалина грузовика.

И горизонта прядь совсем седая,

Родимая поэту на века.

* * *

Как видения, ветки легки –

Венчик, легший на темя сарая.

Тень играет со мной в поддавки,

На древесной вежи замирая.

То ванессою мраморной льнёт,

То мелькнёт в листвяную завесу:

Прихотлив и нечаем полёт

Без труда, очертаний и веса.

Глух колодца бревенчатый сруб,

И венчально не блещут ведёрца.

День, себя подводя под сюркуп,

Новым золотом втуне вернётся.

Сотворит полнокровный виток

В кроны клёнов – оклёван, искромсан...

Не вечерний ли ветер зажёг

Факел газовый свежего флокса?

Осень в городе

День придёт, по-осеннему ясен, и

В переулках засмотримся мы,

Как гуляют боярами ясени,

Воскресением оживлены.

Мы нырнём в листопада утопию,

Онемело на миг замерев,

И исполнится светом надлобие

Белой церковки в рези дерев.

Известят неземными клаксонами

Нас, бескрылых, о гнёздах пустых,

И ладони мои невесомые

Нежно дрогнут в ладонях твоих.

Первый снег

Вдоль просадей рыжих, жилищ многокнижий,

Линялых каналов курсивной строки,

Не помня насущного, данного свыше –

Зыбучему ветру я шла вопреки.

Вдруг болью свободной меня окропило,

Задев, обнажило, что поздно жалеть! –

Кипящее пламя метеле-крапивы,

Роняющей цвет на души ожеледь.

Человек

От денницы понемногу занимался снег.

На разбитую дорогу вышел человек:

В передёрнутой кофтёнке – даром, что мороз.

Присмирелого кутёнка в телогрейке нёс.

Дряхло граяли вороны, щёлкал краснотал,

И дыханием неровным свёрток трепетал –

Человеком избран в пару! Человек – кумир! –

Носом ласковым чубарым одобрял он мир:

Пнищ приветливые краги, вешенок искус...

В голубом глухом овраге был оставлен груз.

И взмывали стоэтажно сосны без границ

В глубине белёсых, влажных ищущих зениц.