Татьяна Половинкина

Татьяна Половинкина

Четвёртое измерение № 3 (243) от 21 января 2013 года

Прихотлив и нечаем полёт...

 

 
* * *
 
Всё верней я примечаю осень
В мнимой бездревесности московской,
Где грачей ансамбль сиплоголосый,
Где студёный ковшик звёзд расплёскан.
 
Словно жалость, росы после ночи.
Росточь сердца хочет заполненья,
И внимательней и одиноче
Зоркой осени глаза оленьи.
 
Росчерк ветра явственно-небросок.
Но ревнивой не избыть тревоги:
Кто-то шепчет из-под гулких досок
И гремит жестянкой у дороги.
 
Это памяти трамвай последний –
Козлорогий, плавный, как громада,
Будто Фавн, уводит в мир осенний
Дней моих скудеющее стадо.
 
Вечер
 
Обернулся чёрной курицею вечер,
Как из-под земли, нечаянно возник.
Мой министр печали, образ твой очерчен
Месячным свеченьем – холодно безлик.
 
К декабрю тебя я в званцы ожидала,
Единенье душ мне встречу предрекло,
Что, придя, зажжёшь ты в вышине шандалы,
Что распишешь синей муравой стекло.
 
Конфидент слухмяный, спутник безотказный
В мир химер лукавых и мятежных грёз,
Никому словечка не скажу о нас я,
Кто бы твоё имя вслух ни произнёс.
 
Лихорадить стану во страданьи жарком
Или беззаветно радоваться дню, –
Неизбывна ценность твоего подарка:
Семя жизни тайной я в себе храню.
 
* * *
 
Воздух, мёрзлый и бесснежный,
Напряжённой тетивой
Вдавлен в грудь. Скрипит валежник
Под ногами неживой.
 
Мысли звонки от излишка
Ледяной голубизны,
Растопорщены, как шишка
С той единственной сосны.
 
Ствол, в сугробине увязлый,
В небо выстрелить готов.
Облегли вороны прясла
Из столбов и проводов.
 
Льются рельсы, словно воды,
Вдоль увалов и низин.
Погляди: душа природы
Отдалённее вблизи.
 
* * *
 
Разбросаны взоров силки,
И крючья речей наготове –
Охотники и рыбаки
Так рады трофейной обнове,
 
Так любит разбойник дуван,
И так голубой одуванчик
Развеет, сомнёт пополам
Соседский улыбчивый мальчик.
 
В тенетах ветвистой тени
Твой вкрадчивый облик невнятен.
Ах, ложью меня не тяни
В обманные нети объятий.
 
Но кончен искусный излов –
Ты прав в поединке неравном,
И струпья поверхностных слов
Ложатся на тёмные раны.
 
* * *
 
На лоскутах изнанчатой поляны,
Как после сна очнувшись и прозрев,
Лежишь, от грив воздушных полупьяный,
Губами маешь горький львиный зев.
 
Блестят шмели да сбалмошные мухи,
Запретны переспелые дела.
Дыханьем полны запахи и звуки,
Во весь опор летят колокола...
 
Где чай-иван вдоль троп, иван-да-марья,
Не чаешь об иване никаком.
Жара предгрозовая травы марит;
Божественная правота кругом.
 
С дороги пыль в осоку оседает,
Бренчит развалина грузовика.
И горизонта прядь совсем седая,
Родимая поэту на века.
 
* * *
 
Как видения, ветки легки –
Венчик, легший на темя сарая.
Тень играет со мной в поддавки,
На древесной вежи замирая.
То ванессою мраморной льнёт,
То мелькнёт в листвяную завесу:
Прихотлив и нечаем полёт
Без труда, очертаний и веса.
 
Глух колодца бревенчатый сруб,
И венчально не блещут ведёрца.
День, себя подводя под сюркуп,
Новым золотом втуне вернётся.
Сотворит полнокровный виток
В кроны клёнов – оклёван, искромсан...
Не вечерний ли ветер зажёг
Факел газовый свежего флокса?
 
Осень в городе
 
День придёт, по-осеннему ясен, и
В переулках засмотримся мы,
Как гуляют боярами ясени,
Воскресением оживлены.
 
Мы нырнём в листопада утопию,
Онемело на миг замерев,
И исполнится светом надлобие
Белой церковки в рези дерев.
 
Известят неземными клаксонами
Нас, бескрылых, о гнёздах пустых,
И ладони мои невесомые
Нежно дрогнут в ладонях твоих.
 
Первый снег
 
Вдоль просадей рыжих, жилищ многокнижий,
Линялых каналов курсивной строки,
Не помня насущного, данного свыше –
Зыбучему ветру я шла вопреки.
 
Вдруг болью свободной меня окропило,
Задев, обнажило, что поздно жалеть! –
Кипящее пламя метеле-крапивы,
Роняющей цвет на души ожеледь.
 
Человек
 
От денницы понемногу занимался снег.
На разбитую дорогу вышел человек:
В передёрнутой кофтёнке – даром, что мороз.
Присмирелого кутёнка в телогрейке нёс.
 
Дряхло граяли вороны, щёлкал краснотал,
И дыханием неровным свёрток трепетал –
Человеком избран в пару! Человек – кумир! –
Носом ласковым чубарым одобрял он мир:
 
Пнищ приветливые краги, вешенок искус...
В голубом глухом овраге был оставлен груз.
И взмывали стоэтажно сосны без границ
В глубине белёсых, влажных ищущих зениц.