Татьяна
Воронова

* * *

Кроется в мёрзлом апреле нездешняя искренность,

В сером запазушье неба таит он её.

Нет, не весна, – а босая бездомная истина

Поздних сугробов подтачивает забытьё.

Все мы здоровы одною весенней заразою,

В мёрзлом апреле – едва кто узнает себя...

Ветер продрогший справляет поминки по Лазарю,

Пряди ветвей у растрёпанных верб теребя.

* * *

– Кто позволил тебе трепать моё доброе имя?

Кто позволил тебе трепать мое доброе имя?

– Это ночь, из которой ты никак не вернёшься,

Ночь пустила по́ ветру твоё имя.

– Как осмелился ты бегущей подставить ногу?

Как осмелился ты бегущей подставить ногу?

– Это очи твои слепые, добыча обрывов,

Очи твои, не видящие впереди леса.

– Почему ты не даёшь мне идти к тому свету?

О, пожалуйста, отпусти меня к тому свету!

– Это чудища из болот мерцают зрачками,

Ты от них помчишься, не разбирая дороги.

– Для чего ты меня так крепко, так больно держишь?

Ты уже моё имя отдал ворам и синицам!..

– Если б только мог – сторожил тебя неусыпно

От тебя самой – со слепыми очами,

       с ногами, не чующими дороги...

* * *

Расскажи эту байку досужей сороке –

О весёлой поре, о диковинном сроке,

Когда я, не боясь, – приняла тебя братом...

Расскажи – может, вправду так было когда-то.

Ты скорми эту сказку сороке досужей,

Да смотри не забудь, коли бес не закружит,

Как меня не по лжи называл ты сестрою,

Как стояли мы рядом – гора за горою...

Раздари эту басню бездельным трещоткам,

Пусть несут на хвосте да дерут себе глотки,

Пусть о том верещат человеку и зверю –

Вдруг случится, что кто-то возьмет да поверит...

Портрет без подписи

Лукавый шут! Пришлец непрошеный!

Гвоздь под стопой, оскома рту!

Скажи-ка, – душ, на землю сброшенных...

Ну, сколько на твоём счету?

Лукавый шут! Язык отточенный,

Молчит-то даже с ехидцой.

Уже привык, что всем настойчиво

В гримасах – видится лицо.

Лукавый шут! Припрятал жало бы!

Ведь вижу – ранишь не всерьёз...

А если обронил бы жалобу, –

То кто поверил бы в неё?

Лукавый... а зрачки печальные:

Природа в них не солгала.

Небесный Мастер дел зеркальных

И тут расставил зеркала.

Лукавый шут! Давай же, ёрничай,

Всем влёт глаза запороши!

Ну а мои – тобой повёрнуты

К изломам собственной души.

* * *

Для беды не нужны домофоны,

Притворяется горе нежданным,

И ещё до начала сезона

Созревают Иудины планы.

Или мать от тебя это скрыла?..

Ничего – ты ведь тоже Иуда:

Обмакни свою корку в солило,

Говори откровенно и грубо.

И не прячься – чего там! Смелее!

Вся интрига и кошке понятна:

То, что делаешь, – делай скорее,

Постарайся уйти аккуратно.

Ночь густеет...

Ступай уже к двери.

Потерпи – тут осталось всего-то...

...Пуст кошель твой и адрес потерян

Меж трухлявых домов Кариота.

* * *

Отчего ты смотришь так неотступно,

Ребёнок чуждого мне племени?

Не бойся – я не из тех, кто топит

Селенья в ненужной крови,

Хотя и похож на них, знаю:

Столько дорожных трещин

Изгрызли мои сапоги,

Столько дорожной грязи

Проглотили они в непогоду –

И столько горных крутизн впереди

Оставят следы на подошвах, –

Ты слышишь? – опять походная флейта

И опять гудит барабан.

Он говорит, что будем глотать мы

Горячую пыль и воду с песком,

А мой меч станет жалить собратьев,

Ища себе, вечно голодному, корм, –

Что мы минуем городов без счёту –

Никто и не вспомнит, как здесь прошли...

Но почему же – именно твой

Взгляд меня встретил,

Ребёнок чуждого мне племени?

Я бы тебя не обидел, поверь.

Твои бы пригладил я русые...

Но мы идём – всё мимо и мимо.

Ты слышишь? – флейта стихает в дыму

И стонет дорога.

* * *

...И кажется, что было так всегда:

Сентябрьская студёная вода,

Коричневая рябь опавших листьев,

От сока тяжелеющие кисти, –

И бабочка поигрывать крылом

Вдруг принялась, припомнив, что на нём –

Нечитаные яркие рассказы,

Доступные теперь людскому глазу...

И солнечный покой царит над всем –

Как будто и не заперт был Эдем.