В списках значился: R 088
«45-й калибр» – конкурсная подборка
Арест
В окошке днём болела бузина,
Её по пьяни старый дворник выжег.
В просветах показались шеи вышек,
А между ними – прочая страна.
И мир явился
С ордером на взлом
За жменями невызревших орешин,
За парою пустеющих скворешен,
Четвертый год гниющих за стволом.
Запрыгал звон сбиваемых замков,
Сшибая всё, что бытом брали в дар мы.
С крыльца смотрела память, как жандармы
Вытряхивают пыль из сундуков.
Рогами сад размахивал, как лось,
Бросая в Бога косточки от вишен.
Вокруг закат набрызган был. А выше –
Угрюмое молчанье запеклось.
... Что после? Трактор тискал целину
(Разбоем жизнь попробуй огорошь-ка).
В болоте за ночь вызрела морошка.
Две юности, прижавшись у окошка,
Пытались заглянуть за бузину...
* * *
стекала в молчаньи покорном
апрельская талость.
с утра свежестреляным кормом
земля отъедалась.
и души – все те, что сжились с ней,
наевшись земли же,
на свет вылезали из жизней.
кто дальше, кто ближе.
* * *
полусонный экран шелестит в темноте.
пересмотришь, лакая бурду,
как проснулся под утро на чьей-то тахте,
оказавшись последним в роду.
как идёшь к остановке, губу закусив,
пустоту различая едва.
и спокойно глядит на тебя жилмассив,
поглощая людей и слова.
Зимний Сангар 1926
Коротаю Сибирь. Нет маршрута, хоть просеку высеки.
Не дождавшись огня, возвращаюсь в промерзшие сени я.
Третий месяц гляжу, как недели сбегают на выселки,
Оставляя мне то ли безумие, то ли спасение.
Чьи читаешь стихи? Чем любуешься, ночи терзая чьи?
В южной жизни твоей – как сквозняк в непротопленном срубе я.
Лишь следы на снегу – озорные, раскосые, заячьи –
Уводя от волков, преподносят урок жизнелюбия.
Ползимы до тепла. Тишину не согреем ни ты, ни я.
Все до лета в плену слюдяного январского абриса.
От пустого письма – до нутра пробирает от инея.
Так ли важно теперь,
Что конверт без обратного адреса?
Фреска
– С бессмертием не всё ладно, воскресают-с...
В захудалой глуши, где засовы оделись ржою,
Но в заутреню горло дерёт полусонный кочет,
Сквозь апостольский лик проступило лицо чужое.
Корчит рожи в углу и мирских мужиков морочит.
Привечать чужаков осторожному люду не в честь.
Что за черти в стене? Хоть глаза изгляди до рези.
То ли леший, а то ли другая какая нечисть –
Сколь не крестишь её – всё настойчивей к людям лезет!
Эх, церквушка... Намылили шею дьячку-зудиле.
Подсобрали деньжат, чтобы стала не так убога.
Освятили. Отпели. Отплакали. Откадили.
Только толку-то? Так и молились с другого бока.
Храмы в землю врастают – на Волге ли, на Оби ли.
Но упрям человек.
На осеннюю Виринею
Мужики под хмельком непутёвую фреску сбили.
Вместе с той, что была под нею.
---
В святцах 17 октября по новому стилю – Виринея Едесская. «Приносящая победу».
Изба с опалиной
Дома пустеют, как товарняк,
Сваливши судьбы в быльё-пылище.
В ладонях ставен бредёт сквозняк,
Тревожа брошенное жилище.
Не поднимая колючих век,
Скрипит сосняк, выплавляя смолы.
Лишь глянет осторонь человек
Слегка неправильного помола.
Изба с опалиной на скуле,
Да без детишек – такая жалость.
Хлебнув настой на таёжной мгле,
Повисла дверь на одной петле –
Но удержалась ведь...
Удержалась.
Чужую кружку согрей в горсти.
На старых снимках застыли лица.
Довольно просто в избу войти,
Куда сложнее в сердца вселиться.
Упрёком в горле горчит перга –
Тамга нехитрого обихода,
Покуда пьёт белену тайга
От ледостава до ледохода.
Резвится солнце на окунях,
Да на ершице – живой и колкой.
Река, уставши гонять коняг,
В сети раскинулась на камнях
Осоловевшею перепёлкой.
Огонь доверчиво льнёт к рукам,
Мышей летучих смахнёт чердачье.
Истосковавшись по рыбакам,
Избушка ластится по-собачьи.
В печурке старой сопит горшок,
Не хватит места тоске-кручине –
Разбитый флюгерный петушок
Уже вторую весну починен.
Домишко, мошками мельтеша,
Латал уютом свои увечья.
А мы смотрели, боясь дышать,
Как в щёлку ставен глядит душа –
Сосноголовая, человечья.
Сказки для рыбака на безрыбье
Вдоль гранитных опор
пробираясь во тьме, тайком,
рыба трогает город
раздвоенным плавником.
Размываются контуры, гасится свет в домах…
Время длится на ощупь,
минуя людей впотьмах,
как Фонтанка – текущая между грозой и дном –
огибает площадь и гастроном.
В ресторанном дыму,
где ни в ком не болит река,
город пробует рыбу
с подливкой из чеснока.
Застывая под сыром в тарелке морских щедрот,
с бутерброда гостям улыбается мёртвый шпрот.
Пискнув, падает блюдце… Сквозняк выбегает вон, позабыв про голод и выпивон.
Лодка
бьётся
белугой
о каменный борт Невы. Вновь за кем-то незримым бредут по воде волхвы, и дыхание Балтики слышится над тропой, где мосты-динозавры склонились на водопой.
Между тьмою и тьмой, где вливается в ночь река –
тонкий шрам от рыбьего плавника.
… Глянешь в чёрную муть – вдруг покажется, что фантом
под взлохмаченной шкурой воды шевелит хвостом…
© Тейт Эш, 2011–2014.
© 45-я параллель, 2014.